Качели времени. Мама!
Шрифт:
Вообще я не сторонник слежки за собственными родителями. Но и папа предпочитает нам не лгать, и делает это лишь в экстраординарных ситуациях. Так что я обязательно должен узнать, в чем дело.
К счастью, родители не стали откладывать разговор в долгий ящик. Перед самым ужином отец отправился сорвать свежей зелени с грядки. А мама тут же вспомнила, что хотела прихватить овощей, и отправилась следом за ним. Хотя вообще она забывчивостью не страдает. Я понял – это предлог. И потому прокрался в кабинет, окно которого как раз и выходит на наш огород. Антей смотрел книжку с картинками, а сестра что-то
– Что случилось у Саш? – услышал я мамин голос.
Угадал! Сейчас я все узнаю.
– Майкл провалился под лед. – обеспокоенно ответил отец. – Слава всему, Дан его вытащил. Но парень слег с пневмонией. Гигия уже там, а я завтра отвезу растения. Сама знаешь, как в их времени с медициной.
– Какой кошмар! Бедный ребенок! А на месте Александры я бы просто с ума сошла!
– Да уж… Саша дежурит возле его кровати, и по словам Алекса, наверное, придется ей снотворное вкалывать. Она и правда едва в себе.
– Еще бы! Может, я отправлюсь туда, помогу?
– Елена, не надо. Гигия все сделает. И я не хочу, чтобы наши ребята испугались.
Я на цыпочках отошел от окна. Спасибо, папа, я уже напуган. Майкл провалился под лед! Это само по себе ужасная новость, но для меня она еще страшнее потому, что в происшествии виноват я. Мой двоюродный брат – умный парень, и он уж точно не станет прогуливаться по замерзшему водоему. Лед ведь штука хрупкая. Наверняка это Томас все подстроил и теперь кузен страдает по моей вине!
Почему я решил, что это дело рук нового знакомого? А как иначе?! Он знает, что я рассказал Саше о видениях, и явно читает мысли. Наверняка Томас продолжает за мной следить, и потому в курсе всех моих размышлений. А значит, ему известно и мое намерение рассказать о нем Саше. Вот он и сделал так, чтобы Майкл пострадал. Не знаю как, но подозреваю, что ему это раз плюнуть.
Расчет правильный: Александре теперь, конечно же, не до меня, ведь ее собственный сын тяжело болен. И Томас еще пытался уверить меня в том, что не хочет причинять мне вред? Но делая больно моим близким, он делает больно и мне. Лицемер! Лицемер и лгун! Так и скажу ему, когда он снова появится. Хотя, может, он и не собирается больше со мной видеться. Наверное, думает, что уже достаточно на меня повлиял. Но нет, не такой уж я и трус. Вот прямо завтра Даниила позову! Плевать на обиду теперь, когда какой-то сумасшедший угрожает моей семье. А Дан его живо к ногтю прижмет. Или Дания – она у нас дама суровая, если надо кого-то вразумить. Церемониться и миндальничать не станет.
Пока эти мысли крутились в голове, вечер шел привычным образом. Мы поужинали, потом провели некоторое время за тихими играми. Родители, обеспокоенные происшествием с Майклом, в основном молчали. Я тоже нечасто подавал голос, но занятые собственными переживаниями, они не обратили на это внимание. И хорошо: не хватало им еще по моему поводу беспокоиться. Ах, как бы сделать так, чтобы родителям вообще не приходилось переживать!
В таком волнении я снова ощутил тоску по агату, которая уже почти прошла. Я не нашел в себе сил бороться с ней и попросил у папы камень. Тот, кажется, даже не услышал, что я сказал, но согласно кивнул. Так что, как и пару недель назад, я снова
Перед сном мама опять сидела со мной, а я смотрел на нее во все глаза. И даже не заметил, как уснул. Просто вдруг что-то поменялось. Я так же видел родное мамино лицо, но сейчас оно было белее-белого. Волосы ее, потерявшие цвет и блеск, распростерлись по красной подушке, которая так странно контрастировала с ними и с бледной кожей. Само лицо, такое родное, заученное наизусть, выглядело, словно чужое. Глаза, которые всегда смотрят на меня с лаской и любовью, закрыты. И я откуда-то знаю, что никакая сила в этом мире не заставит ее веки снова дрогнуть и подняться.
Губы, которые так часто расплывались в улыбке, с которых слетало столько нежных слов, плотно сжаты, а нос и подбородок будто заострились. И румянец, всегда игравший на маминых щеках, исчез, словно сдул его злой ветер, который свирепствовал сейчас, дул, кажется, со всех сторон. Руки скрещены на груди, длинные пальцы переплелись между собой. Я почувствовал холодный ужас, набатом ударивший в солнечное сплетение, и теперь разливающийся по всему телу, парализующий меня. Умом, глазами и ушами я уже все понял. Но сердце и душа еще отказывались поверить.
Я пошатнулся, и вцепился в того, кто стоял рядом. Это оказалась сестра. Она посмотрела на меня красными от слез глазами, и я впервые заметил, как похожа она на маму.
– Я в последнее время так мало была с ней. – сказала Александра каким-то чужим, слишком взрослым, голосом. – Все откладывала на потом. А теперь не будет «потом». Будет только «поздно».
С другой стороны раздался горький плач. Я повернул голову. Маленький Антей ревет, размазывая слезы крошечными кулачками по щекам. Такой малыш – а уже понимает, что случилось непоправимое. Тетя Саша, у которой он сидит на руках, тщетно пытается успокоить моего брата. Перехватив мой взгляд, она погладила меня по голове, и отвернулась, пряча слезы.
Мои глаза невольно снова скользнули к матери, хотя видеть эту картину я хотел бы меньше всего на свете. Мама лежала в красном гробу, накрытая красным же покрывалом – таковы традиции на Эдеме. А у изголовья сидит отец. Точнее, сначала я даже не понял, что это за старик сгорбился на стуле.
Папа, как и мама, выглядит младше своих лет. Всегда веселый, подтянутый, с прямой, как стрела, спиной. А на гладком красивом лице морщинки появляются только когда он смеется или улыбается – несколько лучиков в уголках губ и глаз, сияющих энергией, любопытством, жаждой жизни.
Сейчас же в его взгляде будто потух свет. Тусклые глаза уставились перед собой, на лбу залегла длинная и глубокая морщина, у рта – горькая складка. Даже цвет лица изменился – сероватый, безжизненный. Папа и правда разом постарел лет на сорок.
Я подошел к отцу, обнял его. Он, кажется, даже не понимая, кто рядом с ним, машинально погладил меня по голове. И такой привычный, частый жест в этот раз был каким-то новым. Он едва коснулся ежика моих волос, а потом рука соскользнула, и безвольно повисла. С уходом мамы папа лишился всех сил.