Кадавр. Как тело после смерти служит науке

Мне представляется, что состояние мертвеца чем-то напоминает состояние человека в круизном плавании. Большую часть времени вы проводите лежа на спине. Мозг отключен. Тело размягчается. Ничего нового не происходит, и от вас ничего не ждут.

Если бы мне пришлось отправляться в круиз, я бы выбрала путешествие на исследовательском судне, пассажиры которого также большую часть времени проводят лежа на спине с «пустой» головой, но все же определенным образом помогают в научных исследованиях. В таких путешествиях пассажиры знакомятся с какими-то новыми, неизвестными местами. Они получают возможность совершить что-то, чего не могли бы сделать в иной ситуации.

Мне кажется, нечто похожее возможно и в судьбе мертвого тела. Зачем просто лежать на спине, если

можно сделать что-то интересное и новое, что-то полезное? В развитии любой современной хирургической процедуры — от пересадки сердца до изменения пола — принимали участие не только врачи, но и трупы, выполнявшие свою особую, конфиденциальную функцию. На протяжении двух тысяч лет человеческие трупы — иногда по воле самого человека, иногда невольно — были задействованы в решении самых важных научных задач и реализации многих странных предприятий. Трупы участвовали в апробировании первой гильотины во Франции, ставшей «гуманной» заменой повешению. С их помощью ученые разрабатывали технологию бальзамирования тела Ленина. Они присутствовали (на бумаге) на слушаниях в Конгрессе США, помогая принять решение о необходимости использования ремней безопасности. Они (точнее, их части) совершали космические путешествия, помогали аспиранту из Университета Теннесси пролить свет на явление спонтанного самовозгорания человека, подвергались распятию в парижской лаборатории, занимавшейся установлением подлинности Туринской плащаницы.

В обмен на приобретаемый опыт трупы соглашаются на достаточно серьезные испытания. Их расчленяют, разрезают, перекраивают. Но отметим важную вещь: им не приходится терпеть. Трупы — своего рода супергерои: они не уклоняются от выстрелов, выдерживают обрушение высотных зданий и лобовые удары автомобиля о стену. В них можно стрелять из пистолета, можно отрезать им ноги винтом быстроходного катера, но это их не побеспокоит. Им можно ампутировать даже головы, и это не приведет ни к каким последствиям. Они могут находиться одновременно в шести местах. Я принимаю точку зрения Супермена: стыдно не использовать подобные возможности на благо рода человеческого.

Эта книга о замечательных достижениях людей после смерти. Совершенные при жизни поступки давно забыты, но их посмертный вклад навсегда запечатлен на страницах научных книг и журналов. У меня на стене висит календарь с фотографиями из Музея медицинской истории Мюттера [1] в Филадельфии. На одной из страниц представлена фотография фрагмента человеческой кожи с проколами и разрезами. С помощью этого фрагмента кожи хирурги выясняли, какой шов более пригоден для приживления кожи — продольный или поперечный. Я думаю, что закончить свое существование в виде экспоната Музея Мюттера или передать свой скелет медицинскому факультету — это так же нормально, как заплатить за скамейку в парке после ухода: это хорошее дело, маленький шажок к бессмертию. Эта книга — иногда о странных, часто шокирующих, но всегда нужных делах, сделанных трупами.

Я не хочу сказать, что просто лежать на спине почему-то неправильно. Как мы увидим, в гниении тоже есть определенный интерес. Но существуют и другие способы провести время, находясь в состоянии трупа. Послужить науке. Быть выставленным в музее. Стать частью дерева. Вот некоторые варианты для размышления.

Смерть. Она не обязательно должна быть скучной.

Конечно, кто-то со мной не согласится. Кто-то считает, что неуважительно по отношению к человеку делать что-либо с его мертвым телом, кроме как сжечь его или похоронить. Думаю, таким же неуважением может считаться и написание книги на эту тему. Такие люди скажут, что в смерти нет ничего забавного. Но это не так! Быть мертвым — абсурд. Это самая глупая ситуация, в которой каждый из нас оказывается. Руки и ноги не слушаются. Рот приоткрыт. Быть мертвым — уродливо, отвратительно и стыдно, и с этим, черт побери, ничего не поделаешь!

Эта книга не об умирании. Момент смерти, уход — горестен и

тяжел. Нет ничего забавного в том, чтобы терять или оставлять любимых людей. Эта книга о другом — об уже умерших, анонимных. Виденные мною трупы не производили тягостного или отталкивающего впечатления и не разрывали сердце. Они казались милыми и доброжелательными, иногда печальными, изредка забавными. Некоторые были красивы, другие безобразны. Одни были в тренировочных штанах, другие — голыми, одни — целыми, другие — в виде отдельных фрагментов.

Все они были мне незнакомы. Я бы не хотела участвовать в эксперименте, пусть даже очень интересном или очень важном, с останками кого-то, кого я знала и любила. (Как выясняется, некоторых это интересует. Рон Уэйд, руководитель программы пожертвования тел для медицинских исследований в Университете Мэриленда в Балтиморе, рассказывал мне, что несколько лет назад одна женщина, муж которой завещал свое тело университету, просила разрешения присутствовать на препарировании. Уэйд вежливо отказал ей в этой просьбе.) Я не хотела бы пережить подобного опыта не потому, что считаю это непочтительным или неправильным, а потому что эмоционально не смогла бы отделить тело от той личности, которой оно недавно принадлежало.

Чьи-то конкретные покойники — это не просто трупы, они занимают место живого человека. Они являются фокусом и вместилищем тех эмоций, для которых нет больше другого объекта. Но трупы в научном исследовании — всегда трупы чужих людей [2] .

Я хочу рассказать вам о первом увиденном мною трупе. Мне было тридцать шесть лет, а ему — восемьдесят один. Это был труп моей матери. Я употребляю здесь притяжательную форму («моей матери»), чтобы сказать, что труп как бы принадлежал моей матери, это тело не было моей матерью. Моя мама никогда не являлась трупом. Никакая личность не может быть трупом. Вы были человеком, личностью, а потом вы перестали ею быть, и ваше место занял труп. Моя мама ушла. Труп служил ее оболочкой. По крайней мере, так мне казалось.

Было теплое сентябрьское утро. Меня и моего брата Рипа попросили прийти в морг примерно за час до начала церковной службы. Мы думали, что нужно будет заполнить какие-то бумаги. Служитель проводил нас в просторное, слабо освещенное помещение, где было очень тихо, очень плотные занавески и слишком много кондиционеров. У одной стены стоял гроб, что, впрочем, в похоронной конторе выглядело вполне уместно. Мы с братом застыли в неловком ожидании. Служитель прочистил горло и поглядел в сторону гроба. Наверное, мы должны были узнать этот гроб, поскольку сами выбрали и оплатили его накануне, но мы его не узнали. Наконец служитель подошел и слегка склонился над гробом, как метрдотель, демонстрирующий накрытый стол. И тут, как раз за его ладонью, я увидела мамино лицо. Я этого не ожидала. Мы не просили показать нам тело, и на церемонии гроб должен был быть закрытым. Тем не менее тело нам предъявили. Они вымыли и уложили ее волосы и подкрасили лицо. Они проделали большую работу, но я почувствовала себя обманутой, как если бы я попросила просто помыть машину, а мне бы ее еще и разукрасили. Я хотела сказать, что мы этого не просили, но, конечно, ничего не сказала. Смерть делает нас всех беспомощно вежливыми.

Служитель сообщил, что у нас есть час для прощания с ней, и тихо удалился. Рип посмотрел на меня. Час? Что можно делать с мертвым телом в течение часа? Мама долго болела. Мы уже отгоревали, отплакали и попрощались друг с другом. Состояние было такое, как будто вам дали кусок пирога, которого вам совсем не хочется. Мы чувствовали, что уйти будет невежливо, поскольку они старались. Мы подошли к гробу поближе. Я положила ладонь ей на лоб — отчасти в знак нежности, отчасти чтобы почувствовать на ощупь мертвое тело. Ее кожа была холодной, как бывает холодным металл или стекло.