Кадавры
Шрифт:
Пацан кивнул, указал большим пальцем себе за спину:
– Да, на Дальней, третий этаж.
– Давно?
– С детства, – сказал он без всякой иронии.
Даша смотрела на окна.
– А мама или папа дома сейчас? Можно с ними поговорить?
Мама мальчишки работала в магазине «Цилинь» неподалеку. Ее звали Марина, голос у нее был тихий, сдавленный – так говорят люди, которые много лет живут с кем-то, кого очень сильно боятся. Она сразу согласилась поговорить – и это было неожиданно, обычно люди не горят желанием обсуждать кадавров с чужаками; Даша к такому привыкла, бывает и так, что сперва согласятся, но увидев диктофон, тут же включают заднюю. В магазин с утра завезли новый товар, и Марина, одетая в красную цилиневскую
– Скажите, когда он только появился, вы жили в доме девять на улице Дальняя?
– Да.
– И ваши окна выходили на поле.
– Ну.
– Можете рассказать про тот день?
Она задумалась на секунду.
– Перепугались все. Ну а как? Просыпаешься, а у тебя под окном жмур стоит. Но мы тогда уже из телевизора знали, что он не один.
– Комиссия приезжала?
– Было такое. Ходили тут с приборами. Новые квартиры обещали, переселение.
– Прям эвакуация?
– Не, они там слова подбирали: смущает жмур – переезжайте. Квартиры дадим, трудоустроим, все будет. Губернатор был, еще какие-то щеглы в костюмах.
– И многие переехали?
Марина улыбнулась и впервые посмотрела Даше в глаза.
– Угу, многие. Это сначала шум был, все переживали, обещания каждый день. А потом месяц прошел, два, мы подписи собрали – и к губеру. А он рогами уперся, потерпите, разбираются. – Марина шла вдоль ряда с банками соленых огурцов, выставляла их, чтобы было видно этикетки местного завода. – Вот до сих пор и «терпим». Не, я слышала, конечно, шо где-то люди даже выбили себе квартиры новые, уехать смогли. Но у нас – нет. Мы как жили с покойником, так и вот.
– Ваш сын сказал, что кадавр… м-м… издает звуки?
– Да, бывает. Но это он недавно начал. Соседи говорят, не слышат ничего, а я – да.
– И часто он скулит?
Марина задумалась.
– Я бы не сказала, что он «скулит». Чтобы скулить, надо быть живым, он скорее, как бы это сказать, «гудит». Он же звук издает, только если ветра. Мы его «дудочкой» называем. Как ветер подует – так у нас концерт.
Даша слышала об этом феномене, но ни разу еще не наблюдала лично: некоторые кадавры с годами становились такими вот «дудочками», словно внутри них открывались пустые пространства и ветры играли на мертвых детях свою тоскливую музыку.
– А вы об этом сообщали?
– О чем?
– Что он, ну, гудит. Это может быть важно.
Марина снова отвлеклась от полок и посмотрела на Дашу взглядом «ты ж моя хорошая, откуда ты взялась такая наивная?».
– Слушайте, да всем пофиг. Это мы раньше петиции писали, к губеру ходили, в телик. Старая я уже. Раньше суеверная была, боялась, переехать хотела. Окна завешивала, шоб не видеть его. А потом – годы идут, привыкаешь. Вот живут же японцы – у них там цунами, землетрясения. Вот где опасно. А у нас что? Жмур под окнами. Не воняет, есть не просит – уже хорошо. Это как рядом с кладбищем жить – только сначала неуютно, а потом живешь как-то, и ничего.
Ей нравилась романтика долгого путешествия на автомобиле, и в целом жанр роуд-муви. Физически было тяжело, особенно когда тебе за сорок, и от долгих часов в пути спина затекает и позвонки стреляют болью, а шея грозит заклинить от любого неосторожного движения. Но, с другой стороны, ты только посмотри на эту степь, пейзажи, в которых легко затеряться, и небо, разлинованное проводами и вышками ЛЭП.
Они остановились в тени акаций в «кармане» у дороги, на небольшой стоянке, Даша постелила на капот «Самурая» покрывало, достала из сумки бутерброды с колбасой и горчицей, Матвей разлил из термоса чай в складные походные стаканчики. Еще у них были крекеры в виде рыбок, вареные яйца в фольге, две банки «Цилинь-Колы», неотличимой
Дожевав бутерброд, Матвей схватил шоколадку и ухмыльнулся.
– Знаешь, когда мне было двадцать, и я был молод и красив, я прятал в этих шоколадках бухло и прочую запрещенку.
Даша скептически посмотрела на него, мол: «ага, конечно», и он запротестовал.
– Я серьезно! Я в общаге жил когда, у нас там такой жесткач был в плане порядков, чисто сухой закон. Бутылку найдут – сразу пинком под зад на мороз. Ну и мы с моим корешем – Шаха его звали – придумали такую вот контрабанду. Самое главное было, – он показал шоколадку, – купить их, минимум десять плиток «Мультфильмов». Мы снимали фольгу и складывали плитки в кастрюльку на плите. Шаха растапливал шоколад, выставлял на стол формочки, аккуратно заливал горячим горьким шоколадом и смешивал со всяким добром из черного списка: водка, абсцент, всякое. Шоколад остывал, мы доставали новые «заряженные» плитки из формочки, оборачивали фольгой и возвращали им первозданный вид.
– Звучит как-то слишком сложно, – сказала Даша. – В моей общаге просто из окна веревочку бросали и поднимали бутылки на этаж.
Матвей отмахнулся.
– Э, ну, так любой дурак может. Скука. Никакой романтики. Тут же как, понимаешь, это как шахматная игра, важно чтоб прямо у них под носом, многоходовочка. Один раз, правда, чуть не спалились. Комендант забрал шоколадку, слопал разом, и ничего не почувствовал, прикинь! – Матвей рассмеялся, откинув голову, Даша увидела пломбы в его зубах. – Тем вечером проверка приходит, а он пьяненький! Стоял там, ножкой шаркал, икал, клялся перед начальством, что на работе ни-ни. До сих пор вспоминаю, ржу!
Она жевала бутерброд с докторской и горчицей, запивала «Цилинь-Колой» и слушала брата. Потом достала тетрадку и сделала пару заметок.
– Я знал, что тебе вкатит история про шоколадки, – сказал он.
Он без конца подкалывал ее на тему писательских заметок и всякий раз делал вид, будто она пишет его биографию для серии «Жизнь Замечательных Людей». Так и говорил: «Буду стоять на полке, между Сервантесом и Твеном».
– Я не против, если хочешь знать. Все, что я тебе рассказываю, можно использовать. Но есть одно условие. В книге необходимо указать, что у меня большой член.
– Чего? Зачем?
Матвей снял висящие на воротнике темные очки-авиаторы, надел их и посмотрел на Дашу, изображая героя боевиков 90-х.
– Люди имеют право знать. Нельзя скрывать от них правду.
В основном в пути все было тихо-мирно, едешь себе и едешь часами по трассе, почти медитация, думаешь о своем, за окнами поля, солончаки, пустые пространства, и на дороге никого, только ямы. Случались, впрочем, и загадки. Например, когда ехали из Аксая в Крохотный по объездной, увидели на асфальте что-то – оно лежало и шевелилось. Даша сперва решила, что человека сбили или собаку, вблизи оказалось – нет, это большой походный рюкзак, ветер трепал его лямки и приоткрытую верхнюю крышку, из которой торчали какие-то вещи, рюкзак словно вырвало ими, майки и шорты разметало по дорожному полотну. Матвей не стал останавливаться, сбавил скорость, осторожно объехал по обочине, а за поворотом все повторилось – снова вещи на дороге, в этот раз чемодан и сумка. Чемодан треснул как переспелый арбуз, словно рухнул с приличной высоты. Даша предположила, что какой-то водитель плохо закрепил багаж на крыше и часть багажа теперь просто валилась на асфальт на крутых поворотах. Во всяком случае, это было единственное разумное объяснение, которое пришлось пересмотреть уже на следующем изгибе дороги – там снова были вещи, только на этот раз они застряли в ветках дерева.