Каган Русов
Шрифт:
– Я полагал, что честь дороже злата, - криво усмехнулся Ингер, - но, видимо, ошибся. Передайте магистру Григориусу, что я принимаю его предложение.
Ингер круто развернулся на каблуках и, не сказав более ни слова, покинул шатер. Наступившую было тишину нарушил Франмар, задавший присутствующим неделикатный вопрос:
– Мне показалось, что князь нас оскорбил, заподозрив в продажности?
– Тебе показалось, ярл, - покачал головой Велемудр. – Князь восхитился нашей мудростью.
В Киеве князя встречали как победителя. Что, вероятно, гордый Ингер принял за насмешку и был неправ. Ибо, не пролив ни капли крови, он добился от Византии большего, чем в свое время добились Аскольд и Олег. Аристарх попытался донести до великого князя эту простую мысль, но понимания не встретил. Князь,
– Ты уверен, Аристарх, что это болгары предупредили императора о моем первом походе? В последнее время я стал в этом сомневаться. Сдается мне, что у Романа Лакопина есть немало доброхотов и в Киеве.
Патрикий перетрусил не на шутку, но сумел пересилить страх и выдержал взгляд Ингера, не дрогнув ни единым мускулом изрезанного морщинами лица.
– Я думаю, ты ошибаешься в своих подозрениях, великий князь. Но если это так, то виновные должны быть наказаны.
– Хорошо, что хоть в этом мы с тобой согласны, боярин, - вздохнул Ингер.
– И еще запомни, если мои подозрения подтвердятся я не пощажу никого, даже собственную жену.
– Я уверен, что Ольга ни в чем не повинна, великий князь, - голос Аристарха дрогнул.
– И ты готов поручится за нее головой, боярин?
– Если на то будет твоя воля, князь Ингер.
– Тебе я верю, Аристарх, - усмехнулся князь. – Ты человек преданный. А у женщин чувства иной раз берут верх над разумом. Ты знаешь, что графиня Матильда жива и невредима?
– Не может быть, - ахнул совсем не к месту Аристарх.
– Теперь, когда мы замирились с Византией, у нас развязаны руки для войны на западе, - спокойно сказал Ингер.
– А как же Хазария? – растерялся патрикий.
– Асмолд заключил договор с каган-беком Иосифом. Мы поможем хазарам в войне с арабами, а они откажутся от своих притязаний на Тмутаракань.
– Но можно ли верить Иосифу?
– Если мы поверили ромею, то почему же мы должны сомневаться в слове хазара? – нахмурился Ингер. – Тем более что угроза, исходящая от арабов, весьма реальна, и мы не можем оставить Итиль один на один с этим хитрым и сильным врагом. Если арабы прорвутся в Приазовье мы потеряем не только Тмутаракань, но и Русаланию. Князь Искар сын Данбора готов помочь нам и хазарам в этом походе на Бердоа.
На месте князя Ингера Аристарх не слишком бы доверял не только хазарам, но и русаланам. Искар единственный из славянских князей не признавал власти великого князя Киевского, хотя дело здесь было не только в сыне Данбора, доводившимся, к слову, Ингеру внуком. По обычаю, заведенному с давних времен, власть князя в Донских землях ограничивалась своеволием атаманов, избиравшихся Большим кругом, в который входили как русы-ротарии, так и вожди окрестных племен. Собственно и сам князь Искар наследовал власть от отца с разрешение все того же Большого круга и не мог, подобно Ингеру, единовластно вершить дела в Донской земле.
– Я решил послать к Асмолду княжича Святослава, - продолжал Ингер. – Ему пора привыкать к войне и крови.
– Не рановато ли? – усомнился Аристарх. – Поход в чужие земли – дело опасное.
– Руси не нужен князь-домосед, - усмехнулся Ингер. – Мне было пятнадцать, когда я убил своего первого врага.
– Но Святослав твой наследник…
– Я не тороплюсь умирать, боярин Аристарх, - сверкнул глазами Ингер и взмахом руки отпустил слишком старательного советника.
Патрикий покинул княжеский терем в большой тревоге. И это еще мягко сказано. Князь Ингер недвусмысленно дал понять, что готов обвинить княгиню Ольгу в измене. Более того, он вновь намекнул на свой возможный брак с графиней Матильдой, которую Аристарх, похоже, слишком рано списал со счетов. Непонятным пока было только одно: с чего это Ингер вздумал откровенничать по этому поводу с дядей княгини? Конечно, Ингер мог с самого начала заподозрить Ольгу в предательстве, ибо все эти годы она открыто поддерживала связи со своими болгарскими родственниками, в том числе и с царем Петром, который благоволил к братичаде. Но до второго похода о предательстве Ольги и помину не было. Значит, что-то случилось в Киеве за время отсутствия Аристарха и это что-то привело Ингера в ярость. Но даже в ярости великий князь остается расчетливым политиком и, кажется, готов примириться с женой на определенных условиях. И для этой цели ему понадобился Аристарх, единственный человек, имеющий на Ольгу влияние. Уяснив суть интриги, проводимой князем, патрикий слегка успокоился. Следовало для начала выяснить, чем же сестричада Ольга разгневала великого князя и уже дальше действовать сообразно вновь открывшимся обстоятельствам. За разъяснениями Аристарх обратился к давнему своему осведомителю, вдове недавно почившего Жирослава, боярыне Татьяне. Татьяне уже давно перевалило на пятый десяток, но свежести лица она еще не потеряла. Как и не потеряла интереса к мужчинам. Во всяком случае, Аристарх был немало удивлен, застав в ее тереме боярина Семагу. При виде патрикия Семага почему-то смутился, словно отрок, пойманный в чужой ложнице, и поспешил убраться из терема раньше, чем новый гость успел открыть рот для вопроса. Сама хозяйка, впрочем, сохраняла полное спокойствие и на кивок Аристарха ответила поклоном, полным чувства собственного достоинства. Боярыня Татьяна и в зрелые годы нравилась мужчина и очень даже хорошо это осознавала. На осторожный вопрос обеспокоенного гостя она ответила не сразу, а долго разглядывала Аристарха, словно видела его в первый раз:
– Тебе бы с собственной женой об этом поговорить, боярин, или Семагу расспросить.
– А при чем здесь Семага? – спросил удивленный Аристарх.
– Боярин здесь действительно не при чем, речь идет о его сыне Мечиславе.
– Ну а моя Фетинья здесь с какого боку прицепилась? – нахмурился Аристарх.
– А с того самого, - огрызнулась Татьяна. – Ныне она при Ольге первая ближница.
Патрикий Аристарх в последние годы уделял жене мало внимания. Все как-то недосуг было. Растит женщина их единственного сына и пусть растит. Как-то совсем у него выпало из ума, что у молодой в сущности боярыни могут возникнуть и иные интересы помимо семейных. Да и младший сын боярина Алексей уже вырос в добрую орясину и нуждался не столько в материнской, сколько в отцовской опеке. А Фетинья осталась как бы само по себе и это в тридцать с небольшим лет. Вела она себя тихо и скромно, как и подобает мужней жене и ни в чем Аристарху не перечила. А тому, что она в последнее время зачастила к княгине, патрикий не придал серьезного значения. Все же не чужая им Ольга. А оно вот как все обернулось. Отблагодарила сестричада родного дядьку за его заботу, нечего сказать.
– Так ведь тому Мечиславу едва ли шестнадцать годков исполнилось, - дошло, наконец, до Аристарха. – Ты ничего не путаешь, боярыня?
– Бес ее попутал, а не я, - вздохнула Татьяна. – Все же и в блуде надо знать меру. А твоя сестричада не только свою честь роняет, но и княжью.
Домой Аристарх пришел чернее тучи и едва ли не с порога накинулся на жену. Однако Фетинья перенесла бурю, поднятую мужем, с удивительной кротостью. И лишь посоветовала разъяренному боярину выслать холопок из горницы.
– Татьяна, обиделась на княгиню Ольгу, и донесла обо всем князю, - стрельнула Фетинья в мужа сердитыми глазами. – А так даже из челяди мало кто догадывался. Ну остается при княгине на ночь девка и что с того.
– Какая еще девка? – ошалело уставился на жену Аристарх.
– Холопка. И в баню она ее с собой брала.
– Да какое мне дело до ее холопок! – взревел патрикий.
– Вот я и говорю, кабы не обида боярыни Татьяны никто бы и не догадался. У нее ведь еще и усы не выросли.
– У кого усы не выросли? – Аристарха аж затрясло от бешенства. – У боярыни Татьяны или у холопки?
– У Мечислава, - скромно потупилась Фетинья.
Патрикий Аристарх с трудом удержался от того, чтобы не сорвать со стены плеть и не вытянуть ее жену по толстому заду. Ты смотри, что делается! Тут буквально по лезвию ножа ходишь, любой неверный шаг и конец, а эти коровищи развлекаются в свое удовольствие. Безусых отроков им подавай! А боярин Семага недаром с лица спал, все же Мечислав его старший сын. Ингер-то в гневе страшен. И не только Ольгу с Мечиславом, но и Семагу зачислит в изменники. Вот ведь забота свалилась на голову Аристарху на старости лет, враз не расхлебаешь.