Каганы рода русского, или Подлинная история киевских князей
Шрифт:
Отечественная историография вслед за академиком Б. Рыбаковым трактует «Внешнюю Русь» Константина Багрянородного как некое противопоставление «Внутренней Руси», в которую Рыбаков, продолжая и развивая концепцию А. Насонова, включал Среднее Приднепровье с Киевом, Черниговом и Переяславлем. Однако в тексте Багрянородного никакой «Внутренней Руси» нет, и более того, нет города Киева. При беспристрастном прочтении источника становится очевидным, что у Константина во «Внешней Руси» есть некая местность Киоав-Киова с крепостью Самватом, а все перечисленные им города, в том числе и находящийся совсем рядом с Киевом Вышгород, Константин относил к «Внешней Руси». Между тем специальная оговорка Багрянородного о том, что описываемая им Русь — «внешняя», действительно подразумевает наличие другой, какой-то «внутренней» Руси. Вряд ли удастся найти на эту роль более удачного претендента, чем Крымская Русь, действительно угнездившаяся внутри греческой ойкумены прямо под боком у византийского Херсона.
Крымскую локализацию первичной руси подтверждает так называемый «Баварский географ», в котором при перечислении племен
Я отдаю себе отчет, что невероятно трудно перевернуть вверх тормашками, а на самом деле поставить с головы на ноги заржавевшую историю начальной руси в изложении ПВЛ. И тем не менее, надеюсь, что люди со здравым рассудком еще способны воспринимать разумные аргументы, особенно если таковые целиком и полностью согласуются с объективными данными археологии. В пользу первичности именно крымской руси по отношению к руси приднепровской наряду с приведенными мною выше аргументами говорит археология Киева в трактовке не отечественных и тем более украинских, а видных зарубежных археологов. А их вывод категоричен: Киев как политический центр археологически проявляет себя только к середине Х века! Это настолько точно совпадает с крушением крымской руси Игоря Старого, что вряд ли можно посчитать сей факт случайным. Объединение сведений «Кембриджского анонима» и византийских хронистов дает нам некоторое представление об этом крушении.
В самом конце 30-х годов X века ольг (х-л-гу) крымской руси Игорь, воспользовавшись удобным моментом, совершил в лучших традициях викингов пиратское внезапное нападение на соседний хазарский город Самкерц и захватил там большую добычу. Однако потом он с позором бежал от подоспевшего регулярного хазарского войска во главе с неким Песахом, и Песах не только отнял у Игоря всю добычу и разорил его базу, но в отместку заставил начать военные действия против Византии. Подчиняясь требованию победителя, Игорь совершил очередной пиратский рейд на Вифинию, область Византии на малоазийском побережье Черного моря, и вновь потерпел сокрушительное поражение от сухопутных имперских войск и огнеметного флота. Итог этой неудачной кампании подвел договор, датируемый в ПВЛ 945 годом. Этот итог катастрофичен для крымской руси. Она по-видимому потеряла свою крымскую базу, захваченную Песахом, весь свой флот, сожженный «греческим огнем», а с ними всякую возможность существовать по-прежнему, то есть грабить побережье Черного моря и сбывать награбленное в Византии. Русь, бывшая с самого своего начала, по удачному выражению А. Никитина, «морской пехотой», поневоле превратилась в просто пехоту, а ее предводитель Игорь был вынужден искать новые места для рэкета на суше, в первую очередь в ближайших к Крыму районах: Северном Причерноморье и Среднем Поднепровье. Вот тут-то и возникла Киевская Русь.
В завершение темы полезно вернуться к таинственному «Иванову написанию». Если эта гипотетическая азбука действительно была выработана готским епископом VIII века св. Иоанном для нужд церковного богослужения в его крымско-готской епархии, то это был скорее всего модифицированный в соответствии с эволюцией греческой азбуки вариант алфавита Ульфилы. После появления в IX веке в Крыму пришельцев-скандинавов и симбиотического слияния их с аборигенами-готами эту гипотетическую азбуку, приспособленную к особенностям крымско-готского языка, должны были воспринять близкие готам по языку скандинавы, вследствие чего та должна была превратиться в универсальную письменность для русского языка, который в то время был вне всяких сомнений языком германским, возможно неким гибридом древнескандинавского и крымско-готского. Тогда наверняка именно с этой азбукой в IX веке столкнулся — заметим себе, все там же, в Крыму! — Константин-Кирилл Философ во время своей хазарской миссии 860 года и естественным образом назвал ее «русским письмом». Таким образом, две гипотезы, о начальной крымской скандинавско-готской руси и «Ивановом написании» как письменности для языка этой гибридной руси, неплохо дополняют друг друга, что само по себе может служить косвенным доказательством правоты обеих.
Тем не менее, я не могу не упомянуть об еще одном и только одном, благо, никаких иных мне просто не встречалось, объяснении «Иванова написания». И. Хайнман [136] объясняет «Иваново» из ивритского (или ), что звучит примерно как явэн и означает «Греция». Тогда «Иваново написание» — это всего-навсего греческий алфавит, и слова договора «мирный договор этот сотворили мы Ивановым написанием на двух хартиях» следует понимать так, что оба экземпляра были написаны по-гречески, для чего в состав русской делегации был введен хорошо владеющий греческим языком гот Стемид. Надо признать, объяснение выглядит простым и оттого очень красивым, по крайней мере, для неспециалиста в иврите. Иврит наверняка имел в X веке какое-то хождение в Крыму, большая часть которого находилась под властью Хазарии. Вот только зачем готу пользоваться словом из иврита, составляя договор между греками и русью на греческом языке, даже если этот гот был настолько образован, что знал иврит тоже? Непонятно.
136
И. Хайнман.
Вопрос возникновения начальной руси неизбежно пересекается с проблемой появления самого этнонима «русь». Разумеется, в контексте гипотезы о крымском симбиозе скандинавов и готов из многочисленных толкований этого этнонима предпочтение автоматически получают те, которые так или иначе связаны со скандинавами либо готами.
На скандинавском направлении давно известна и на сегодняшний день числится среди наиболее популярных «теория руотси». Согласно ей, свое имя этнос «русь» получил от древнегерманского слова pome [ro:Os / ru:Os], означающего «весло» или «гребля», через финское посредничество, так как в современном финском языке закономерно производный от роте компонент сложных слов ruotsi- означает все связанное со шведами: Ruotsimaa — «Швеция», ruotsilainen — «швед». Естественно, теория предполагает, что финны восприняли это слово непосредственно от викингов-норманнов. А вот объяснений, как и почему это слово перешло от финнов в древнерусский язык и было принято в качестве самоназвания приднепровскими славянами, так и не придумано, и это практически обесценивает всю теорию.
Строго говоря, нигде, ни в одном средневековом документе само слово роте не зафиксировано, но оно, безусловно, существовало, так как у него есть преемники в современных германских языках: немецкие Ruder — «весло, руль (кормило)» и Rudern — «гребля», а также английское rudder — «руль». Зато из древнескандинавских рунических надписей известно слово — ротскарлар — «гребцы», а дословно — «гребные мужи». И тут мы подходим к очень важному моменту, устраняющему необъяснимое, да на самом деле и ненужное финское посредничество. Ведь ротскар– лар — суть те самые русские карлы, то есть «мужи» руси, составлявшие посольства русских каганов и ольгов в Константинополь в 838 и 907 годах! Если не брать в расчет такую историческую фантастику как крымские финны, то следует принять прямое превращение древнескандинавского роте/руте в древнерусское «русь». Но, вполне возможно, все же не без посредничества, только никак не финского.
Готское объяснение этнонима «русь» будет, пожалуй, постарше скандинавского, оно восходит к концу XIX века. Согласно ему, этноним «русь» происходит из готского слова хрос [hro:O] — «слава», в котором диграф хр обозначает глухой дрожащий согласный. В русском языке такого звука нет, но имеется звонкая пара к нему, которая передается буквой р. Долгий закрытый гласный звучит как нечто среднее между о и у. Конечное с — на самом деле фрикативный межзубный, которого в русском языке тоже нет, а русским ухом он обычно воспринимается как альвеолярный, вследствие чего все слово в целом слышится как хрос. У этого объяснения, почему-то не получившего широкого распространения, есть тем не менее две весьма привлекательные отличительные черты. Во-первых, с учетом реального произношения хрос поразительно точно соответствует традиционной греческой передаче этнонима руси — ' [hro: s]. Тот же глухой дрожащий согласный в начале, тот же долгий закрытый гласный и та же неизбежная для греческого языка замена конечного фрикативного межзубного на альвеолярный. Во-вторых, типичное для древнегерманских племен громкое и хвастливое самоназвание «славные» [137] , которое может оказаться решающим фактором для понимания процесса переноса впоследствии этнонима «русь» в славянский языковой ареал и превращение его в топоним, а затем и хороним [138] «Русь».
137
Чего стоит одно только общее самоназвание готов гут-тиуда, которое можно понимать как «хороший, добрый народ», если не вообще как «божественные люди»! Две основные ветви готов называли себя остготами, то есть «блестящими готами» и визиготами, то есть «мудрыми готами».
138
Топоним — название местности (от греч. — «место»); хороним — название страны (от греч. — «страна»).
Может быть в генезисе этнонима «русь», как и этногенезе руси, тоже следует исходить из симбиоза скандинавского и готского, в котором роль посредника мог сыграть готский язык. Дело в том, что в нем неизвестен аналог древнескандинавскому роте, и поэтому роте мог в сознании готов замещаться их собственным близко звучащим словом xpoct вследствие чего скандинавские «гребные мужи» превратились в «славных мужей», что вполне соответствует привилегированному положению руси по отношению к чуди. Соответственно, процесс формирования этнонима «русь» мог бы проходить следующим образом.