Каин: Антигерой или герой нашего времени?
Шрифт:
— Догола обдираешь, Игнатий Дормидонтыч. Чрево уже через стойку переваливается.
Целовальник ахнул:
— Ты?.. Батюшки светы, как гром среди ясного неба.
Услужливо распахнул дверцу стойки.
— Пожалуйте в боковушку.
Сам пошел впереди. Под тучным телом поскрипывали широкие, давно не мытые половицы.
— Что изволите из вин и закусок?
— Как обычно, Игнатий.
Целовальник, оставив у буфетной стойки полового, норовил, было, присоединиться к столу Каина, но тот кабатчика удалил.
— Оставь нас, Игнатий. Нам потолковать надо.
Прежде всего, отогревались от длительного перехода, сопровождаемым резкими ветрами
Камчатка и Кувай видели, что атаман остается по-прежнему сумрачным, а посему ждали его слова. И вот, наконец, оно было произнесено:
— Спасибо, други, за верное товарищество. Надежнее вас у меня никого не было, и низкий вам поклон за это.
Иван на минуту прервал свою речь, ибо предстояло ему сказать самое нелегкое. Выпил чарку и, не закусывая, заявил:
— Надумал я, други, покончить с воровством и разбоем. Хочу покойной жизнью пожить.
Камчатка и Кувай, явно не ожидавшие такого неожиданного решения атамана, были обескуражены. Они и подумать не могли, что Каин, грезивший повторить славу Степана Разина и собиравшийся даже к донским казакам, чтобы поднять голытьбу на богатеев Руси, вдруг пошел на попятную. Что за буря прошлась по душе Ивана, коя опрокинула все его дерзновенные мечты?
И Петр, и Роман все последние месяцы замечали, что Каин порой впадает в какую-то непонятную им кручину, не свойственную всегда целеустремленному, предприимчивому атаману, и как они не пытались узнать причину хандры, из этого ничего не получалось.
Особенно хандра усилилась после «варнавинского сидения», когда Иван ходил сам не свой, не замечая озабоченных глаз своих верных есаулов, а также после резни с шайкой Васьки Зуба, коя привела к потере Легата и Одноуха и неведомого им мальчугана Ванятки. Иван ходил мрачнее тучи, все больше и больше настораживая есаулов.
И вот загадка, наконец-то, разрешилась самым неожиданным образом: Иван покидает воровское ремесло, оставляя друзей без своих необыкновенно ярких идей, которые почти всегда воплощались в жизнь и, благодаря которым, братва заимела внушительные суммы денег. Неужели всему пришел конец?
— Ошарашил ты нас, Иван. Как же мы без тебя? — удрученно проговорил Кувай.
— Советую и вам лечь на дно, а лучше всего — подальше убраться из Москвы. На житье вам не только с избытком хватит, но еще много и останется. Так что покумекайте, стоит ли вам вновь рисковать. Коль еще нужен мой совет, то кончайте с воровством. И еще, други. Вы не знаете, где я нахожусь, и я о вас ничего не знаю. Никаких больше встреч. Давайте обнимемся и разойдемся с миром.
Часть третья
Всесильная власть
Глава 1
В Ямской Слободе
Как-то (а тому было года три назад), Иван оказался в Дорогомиловской ямской слободе. День был жаркий, страшно хотелось пить, и Иван постучался в незнаемую избу, где его напоил квасом ямщик Савелий Курочкин, большой чернобородый мужик лет сорока пяти с добрыми, веселыми глазами.
Разговорились:
— Однако, не слободской. Может, тебя куда-нибудь отвезти, паря? Мигом доставлю?
— Спасибо. Хочу пешочком пройтись.
— Здря. Никак с деньжонками туго? Да я тебя на любую московскую улицу за две полушки прокачу.
— Добрый ты ямщик. Надо запомнить. Как кличут?
— Силантием Курочкиным.
— А меня Иваном.
— Вот и ладненько… Слушай, Иван, снедать собираюсь. Одному-то
Иван помышлял вежливо отказаться, но потом передумал: ямщик может еще и пригодиться.
— Грех от доброго предложения отказываться, Силантий. Но почему отобедать не с кем? Уж не бобылем ли живешь?
— Угадал, Иван. Была когда добрая жена и двое сыновей, а семь лет назад моровая язва семью забрался. Теперь один, яко перст. Подался в ямщики, ибо лошадей с малых лет любил.
— И по почтовым трактам приходится гонять, Силантий?
— Не без того, паря. Ты наворачивай, щти у меня наваристые.
— Кто ж тебе готовит? Неужели сам?
— Чудишь, Иван. Кой же мужик стряпней занимается? Соседская баба приходит, когда я не при гоньбе…
Вот к этому приветливому мужики и направился Иван, шагая по слободе. Место выбрал удачное (окраина Москвы), лишь бы Силантий пустил. В этой слободе, как ему удалось установить, не было ни тайных хаз, ни шумных притонов.
Еще сто лет тому назад местность эта была покрыта лесами, полями и пашнями. На ней, главным образом по дорогам, ведущих из Москвы в другие города виднелись кое-где села и монастыри: Кудрино, Сущево, Напрудьское, Красное, из обителей — Данилов, Донской, Новодевичий, Новинский, Андроньев и другие.
В конце ХУ1 века по главным дорогам из Москвы были поселены Борисом Годуновым, переведенные из села Вязем, «государевы ямщики» — крестьяне, освобожденные от всех повинностей, но зато обязанные нести «ямскую гоньбу» москвичей в города и села. По смоленской дороге — расселились ямщики Дорогомиловской ямской слободы, по Тверской — Тверской-Ямской слободы, по Троицкой — Переяславской, по дороге в село Рогожь — Рогожской, и по дороге в Коломну — Коломенской Ямской слободы.
Откуда же появилось название Дорогомилово? Старожилы Москвы отвечали так: ямщики, возившие горожан по Можайской дороге, говорили: «Берем за провоз дорого, зато мчим быстро. Дорого да мило» — отсюда и пошло Дорогомилово [162] .
Ямщики были богато наделены пашнями, сенокосами и другими угодьями.
В конце слободы стояла деревянная приходская церковь Богоявления с несколькими дворами притча.
Смоленская дорога была весьма оживленной, но в ХУ111 веке (во времена Ивана Каина), в связи с перенесением столицы в Петербург, оживление на Смоленской дороге значительно уменьшилось, хотя ямщики продолжали нести свою службу и возить почту…
162
Однако это объяснение исторически опровергается. В Х111 веке здесь находились владения пришедшего в Москву вместе Даниилом Александровичем соратника его отца, Александра Невского, Ивана Дорогомилова, защищавшего в 1299 году вместе с князем Дмитрием (сыном Александра Невского) город Псков. Этот Дорогомилов был новгородским боярином. Другой Дорогомилов, тоже новгородский боярин, был убит в сражении с немцами под Раковором в 1268 году.
С появлением ямщиков сюда перешла и Смоленская дорога, ранее проходившая мимо Новодевичьего монастыря по Плющихе, а вместе со Смоленской дорогой на новую местность перенесено было и название слободы, по которой она раньше проходила. Местность (с Ростовским и Саввинским переулками) впервые в летописи названа Дорогомиловым в 1412 году, а в 1550 году и самый Новодевичий монастырь значился «в Дорогомилове».