Каин: Антигерой или герой нашего времени?
Шрифт:
Девушка налила из кувшина квас в оловянную кружку и с поклоном поднесла Ивану.
— Откушайте, ваша милость.
— Благодарствую.
«А голос у девушки иной: у Глаши нежный и ласковый, у Авелинки — сдержанный, спокойный и совершенно безучастный. Какая огромная разница! Но дело не в голосе».
С удовольствием осушил кружку, хотел еще раз поблагодарить Авелинку, но та уже скрылась в горнице.
— Славная у тебя дочка, Акимыч.
— Грех жаловаться, ваша милость. Она у меня искусная златошвейка [171] .
171
Золотошвейка —
— Так вот отчего у тебя дом со светелкой.
Акимыч, как известный краснодеревщик, не бедствовал, а посему мог себе позволить и дом со светелкой.
Ивану захотелось еще раз взглянуть на девушку, чтоб полюбоваться ее красотой, но страстное желание его было прервано словами краснодеревщика:
— Поставцы я разные делаю. Пойдем в мастерскую, ваша милость, глянешь. Какой на сердце ляжет, такой и сотворю.
Выбрав нужный поставец, Иван отправился к своему дому. А в голове одна мысль: Авелинка. И до чего ж похожа на Глашу! Вот только голос другой и лицо неулыбчивое. Но это не беда: одинаковых голосов не бывает, а вот то, что девушка не улыбнулась — застеснялась или смутилась его иноземным обличьем.
Авелинка! Имя доброе. Дальше и искать никого не следует. Она станет его женой. Надо потолковать с Акимычем.
И мысль эта так крепко засела в голову Ивана, что не миновало и двух дней, как он вновь оказался в доме краснодеревщика.
— Раненько пожаловали, ваше степенство. Добрые вещи на скорую руку не делаются.
— Я не тороплю, Акимыч. Поговорить бы надо о другом деле.
— Аль что еще заказать надумали, ваше степенство? Всегда рад услужить.
— Хозяйка дома?
— Хозяйка? — недоуменно пожал крепкими скошенными плечами краснодеревщик. — В церковь ушла. Аль на что-то моя Лукерья понадобилась?
— Да как сказать, — неопределенно проговорил Иван. — Возможно и понадобилась бы, но вначале с тобой потолкуем… У меня здесь нет никакой родни, так что быть мне самому за свата.
— Вот оно что, ваше степенство, — крякнул Акимыч. — Разговор, надо полагать, будет основательный. Присаживайся к столу, Иван Потапыч.
— А дочка где?
— В светлице. Все дни рукодельем занимается. Да она сейчас и не к чему.
— Твоя правда, Акимыч. Все должно идти по старозаветным устоям. Уж ты извини, что жених сам пришел.
— Чего уж там, коль родни нет, — почему-то вздохнул краснодеревщик.
— Не люблю ходить вдоль да около, Демид Акимыч. (Имя краснодеревщика на Лубяном торге спросил). Дочь твоя шибко приглянулась, хотел бы ее в жены взять. Выдашь?
— Сразу и ответ дать? Не прост же ты, Иван Потапыч. Такие дела разом не решаются. Обычно неделями, а то и годами сватают. Дело-то не шутейное.
— Понимаю, Демид Акимыч, но не для того я терем возвел, чтобы он пустовал. Скажу тебе, как на духу: самая пора приспела, и тянуть мне со свадьбой, резона нет. Человек я с хорошим капиталом, в бедности твоя дочь никогда не будет. Больше того скажу, что ничего для нее не пожалею. Станет жить, как у Христа за пазухой, грубым словом ее не обижу и руку никогда не подниму, ибо станем жить в любви и добром согласии. Что же касается приданого, то дам тебе за дочь большие деньги, на которые ты можешь в купеческую гильдию вступить, и на том даю тебе свое купеческое слово.
Веские слова
Сватался к нему полгода назад знакомый краснодеревщик средней руки, но тот как-то больше мямлил, говорил полунамеками, отделывался туманными обещаниями и о сыне своем ничего путного не сказал. Этот же говорил твердо и четко, за его словами чувствовался волевой, недюжинны характер, а люди с твердым норовом обычно не могут быть ласковыми с женщинами.
Акимыч очень любил свою дочь, и не только за ее воистину золотые руки, но и за открытый прямой нрав, когда Авелинка, не стесняясь тятеньки и маменьки, могла высказать не совсем им угодное мнение, что вначале не было мило родителям, но затем, когда проходило некоторое время, они не только признавали правоту ее слов, но и поражались ее прозорливости, которую, как они позднее поняли, она унаследовала от своей покойной бабушки.
Глядя на купца, Акимыч во многом ему верил: тот действительно сделает Авелинку богатой женой, ибо человек он действительно щедрый. Но вот счастья дочь от купца не обретет… А, может, женившись, Иван Потапыч изменится и не будет иметь такой суровый вид, который так и веет от его лица… Что же ответить богатому купцу?
— Я понимаю, Демид Акимыч. Единственная дочь — сокровище, но она уже в тех летах, когда пора ей и определиться. На Руси девушку в двадцать лет уже старой девой кличут [172] .
172
В описываемое время девушек зачастую выдавали замуж в 13–15 лет.
— Все так, Иван Потапыч, но моя Авелинка в девках не засидится… Слов нет, жених ты основательный. Хозяин! Владелец солидного капитала. Но…
— Так в чем же дело, Демид Акимыч? По рукам — и дело с концом.
— Не напирай, Иван Потапыч. Дочь — наша утеха и радость. Тут напродир, как ты, нельзя. Надо с Лукерьей покумекать, да и Авелинке все обсказать. Она у нас девка не простая.
— Какая бы не была, но родителям решать. Когда за ответом зайти?
— Давай недельки через две, Иван Потапыч.
Иван нахмурился.
— Долго ждать, Демид Акимыч.
— Какой спех — ведь не горит, Иван Потапыч. Ты уж не держи сердца.
— Добро. Буду через две недели. Надеюсь, Демид Акимыч, что все уладится.
— Дай-то Бог.
Уходил Иван в ямщичью слободу озадаченным. Он-то, чаял, что его предложение будет встречено с распростертыми объятиями, а краснодеревщик почему-то был сдержан. И с чего бы? Кажись, никаких заминок не должно произойти. Крепкий, состоятельный, молодой (не старик) купец, новые хоромы, коим бы любой житель Москвы позавидовал, дочь жила бы в роскоши, но краснодеревщик особой радости не выказал, словно сомневается в чем-то. В чем? Прошлого «купца» он не знает, да, мнится, никогда и не узнает. Сейчас «Иван Потапыч» чист, как стеклышко, а посему поведение Акимыча выглядит странным.
Старинного обычая держится? Может, и так, а посему две недели надо перетерпеть.
Ноги Ивана, казалось, сами понесли в Китай-город, где от Мытного двора через всю Красную площадь, пересекая Зарядье, Варварку, Ильинку и Никольскую раскинулись торговые ряды. Ивана же в первую очередь заинтересовали ряды Серебряный, Монистный и Жемчужный.
«Акимыч все равно не откажет. Надо невесте подарки купить».
В рядах — чинность и тишина: сюда заходят только богатые люди. Вот к одной из лавок подъехала «боярская» колымага, в которых ныне разъезжали очень состоятельные люди.