Каин: Антигерой или герой нашего времени?
Шрифт:
Каин глянул на поставец, заставленный посудой, чарками и гранеными зеленоватого цвета штофами, но пить в одиночку уже не хотелось.
Буде! Довольно сидеть в затишье. Надо в кабак к целовальнику Дормидонтычу заглянуть и последних новостей послушать.
Целовальник, уж на что десятки раз виделся с Каином, но на купца в немецком платье взглянул как на желанного гостя, с которого можно урвать немалую деньгу.
— Что изволите, ваше милость?
— Шумно тут у тебя, голубчик. Пойду-ка я в ресторацию.
— Не извольте беспокоиться, ваша милость, — вцепился
Оторвавшись от купца, целовальник поступил к одному из столов и ухватил за кудлатые волосы сразу двух питухов.
— Прочь из заведения, голь перекатная! Освободите доброму господину место. Прочь, говорю!
Бражники — лыко не вяжут — пропились до подштанников, глянули на хозяина осовелыми глазами, что-то невнятно промычали.
Каин оставил их на месте.
— Пусть сидят.
Каин отошел к стойке и тихо произнес:
— В отдельный кабинет.
Целовальник замялся, ибо отдельный кабинет, находившийся за стойкой в глубине помещения с отдельным выходом на улицу, обычно занимали известные воры, наложив на кабинет полный запрет даже для любого высокопоставленного чиновника.
— Простите, ваше степенство, но я не располагаю отдельной комнатой.
— Летела утка по синему небу, да только в болото плюхнулась. Вот так и ты, кабацкая душа.
— Не уразумел прибаутки, ваша милость.
— Сейчас уразумеешь.
Каин открыл дверцу стойки и зашагал мимо пузатых винных бочек в особую комнату.
— Куда же вы, ваша милость? Сюда нельзя! — закричал целовальник.
Каин, не обращая внимания на предостерегающий возглас кабатчика, вошел в комнату и кинул на стол шапку и белый напудренный парик, впившись острыми глазами в целовальника.
— Как жив, здоров, Дормидонтыч?
— Каин! — ахнул хозяин питейного заведения. — Быть того не может, Господи, Каин!
— Буде чирикать. Тащи водки и закуски.
— Сей момент, Иван Осипыч. А говорят, чудес не бывает.
— Ты еще здесь?
Дормидонтыч, продолжая ахать и крутить широколобой лысой головой, понес свое тучное тело к стойке. Поманил жирной рукой полового.
— Пригляни, Венька, за питухами. Я же — к важному гостю.
Когда пропустили по первой чарке, Дормидонтыч учтиво сказал:
— Долго же ты пропадал, Иван Осипыч. Небось, с большим наваром вернулся?
Плутоватые глаза целовальника воровато блеснули.
Каин, не удостоив кабатчика ответом, насупившись, произнес:
— Тебя, Дормидонтыч, знать, в первую очередь кошель волнует. Ты лучше расскажи, что в Москве делается.
— Худо на Москве. Как только вожак из города подался, так сразу воровских шаек тьма народилось, как блох на паршивой собаке.
— Вертепы их знаешь, Игнатий?
— Мне бы не знать, Иван Осипыч?
— Назови. Все до единого!
Целовальник начал перечислять, загибая короткие мясистые пальцы, но рук не хватило.
— Продолжай, я запомню каждый притон.
Когда целовальник завершил подсчет, от Каина поступил новый вопрос:
— Как ведут себя шайки?
— Как
— Это уже не воры, а сволота, кою давить надо! — с озлоблением высказал Каин. — Кто главарь шайки?
— Тимошка Козырь, чей притон в Кривом переулке…Воры вот-вот кабаки громить кинутся. Ох, как нужна крепкая рука. Ты бы навел порядок в городе, Иван Осипыч.
— Наведу! — коротко, но со стальным блеском в глазах бросил Каин.
— И Камчатка с Каином куда-то пропали. Нет их на Москве.
— Без них управлюсь. Наливай, лысая башка!
Глава 5
Самая дерзкая задумка
И вновь вскипела мечущаяся душа Каина. Все забыто: тихая жизнь, свадьба, детишки, намерение навсегда бросить разбой, дать покаяние благонравному батюшке и денег на православный храм. Ничего-то не сбылось, кроме возведения своих хором.
Душа заболела старым, тем, что умел и занимался им многие годы, что притягивало кипучим ветром, который мог так закружить, так исступленно забуйствовать, что уже не остановишь никакой сверхъестественной силой.
Одолевала злость, но была она уже совершенно иной. Это была злость на московских воров, коих не в меру расплодилось в Первопрестольной, и кои бесповоротно потеряли некогда почетное звание вора. Сплошная гульба, драки и поножовщина, и всё это — меж собой, что в особенности раздражало Каина. Вор превратился в скотину, мразь, которого уже возненавидел весь московский люд, и который вовсе стал не нужен городу. А коль так — раздавить их, как клопов, очистить Москву от падали, оставив лишь тех, кто держит воровское дело по старине, и никогда не загубит безвинную душу, как Тимошка Козырь из Кривого переулка, кой среди бела дня выдернул из толпы двух девчушек, изнасиловал и удавил, как котят. Сволота!
Москва просто кишит такой мразью. Но как с ней разделаться?
Каин надолго задумался. Обычно он быстро придумывал какие-то ходы, но на сей раз он со всей ясностью понял, что одному ему беспредел не остановить, будь он хоть семи пядей во лбу.
И тогда его зацепила такая неожиданная мысль, которая вначале показалась ему невероятной, чудовищной, но чем больше он раздумывал над ней, тем все больше она начинала преобладать. И он — таки решился на самое дерзкое мероприятие в его жизни. Он откроется Сыскному приказу, с его помощью переловит московских воров, купит начальника приказа, его секретарей и сыскных лиц, а затем вновь восстановит на Москве подлинную воровскую группу.