Каин и Авель
Шрифт:
– Добрый вечер, Владек, – сказала она по-польски.
Авель поднялся и предложил ей стул у камина.
– Я так рад, что ты смогла прийти, – ответил он по-английски.
Она на секунду замешкалась и затем по-английски произнесла:
– Извини, я опоздала.
– Да я и не заметил. Выпьешь чего-нибудь?
– Нет, спасибо.
Они немного помолчали, а затем попытались заговорить одновременно.
– Я и забыл, какая ты красивая…
– А как дела…
Софья стыдливо улыбнулась, и Авелю захотелось прикоснуться к ней. Он сразу же вспомнил то желание, которое возникло в нём, когда он впервые увидел
– А как Джордж? – спросила она.
– Я не видел его уже более двух лет, – ответил Авель, которому вдруг стало стыдно. – Я был по горло занят в отеле здесь, в Чикаго, а потом…
– Я знаю, – сказала Софья, – кто-то поджёг его.
– Что же ты не заглянула, чтобы сказать «привет»?
– Я думала, что ты всё забыл, Владек, и, как видишь, оказалась права.
– А как ты меня узнала? – спросил Авель. – Я же так растолстел.
– Ну, не настолько… К тому же, твой серебряный браслет… – сказала она.
Авель посмотрел на запястье и рассмеялся.
– Я должен быть благодарен своему браслету за очень многое, а теперь он ещё и свёл нас вместе.
Она отвела глаза.
– А чем ты теперь занимаешься, оставшись без дел?
– Ищу работу, – ответил Авель, не желая открывать ей тот факт, что ему предложено место в «Стивенсе».
– Скоро в «Стивенсе» откроются хорошие вакансии. Мне сказал об этом мой приятель.
– Тебе сказал об этом твой приятель? – с болью повторил Авель каждое слово.
– Да. Отелю скоро потребуется новый помощник управляющего. Почему бы тебе не подать заявление? Уверена, у тебя хорошие шансы получить место, Владек. Я всегда знала, что ты добьёшься успеха в Америке.
– Да, можно и подать, – согласился Авель. – Как мило, что ты подумала про меня. А почему заявление не подаёт твой приятель?
– О, нет, он слишком молод, чтобы его приняли во внимание. Он всего-навсего официант в ресторане, как и я.
Авелю захотелось поменяться с ним местами.
– Ну что, закажем ужин? – предложил он.
– Я не привыкла ужинать не дома, – сказала Софья. Она уставилась в меню и замолчала в нерешительности. Внезапно Авель понял, что Софья так и не научилась читать по-английски, и заказал и себе, и ей.
Она ела с удовольствием, нахваливая непритязательную пищу. Её безоглядное счастье понравилось ему куда больше, чем утончённая изысканность Мелани. Они поведали друг другу, как прожили это время в Америке. Софья последние шесть лет проработала в «Стивенсе»: начав горничной, она была повышена до официантки. Авель рассказывал ей о своих приключениях, пока она не взглянула на его часы.
– Посмотри на время, Владек! – воскликнула она. – Уже четверть двенадцатого, а мне завтра в шесть утра надо подавать первые завтраки.
Авель и не заметил, как пролетели четыре часа. Он мог бы проговорить с ней всю оставшуюся ночь, радуясь её бесхитростному счастью.
– Могу я видеть тебя ещё, Софья? – спросил он, когда они возвращались в «Стивенс», идя под руку.
– Если хочешь, Владек.
Они остановились у служебного входа в отель.
– Здесь я захожу в отель, – сказала она. – А если ты станешь помощником управляющего, тебе будет разрешено заходить через парадную дверь.
– Тебе не трудно будет называть меня Авелем? – спросил он.
– Авель? – повторила она, будто пробуя это имя на вкус. – Но ведь тебя зовут Владек.
– Раньше
– Авель… Странное имя, но тебе идёт, – сказала она. – Спасибо за ужин, Авель. Было здорово увидеть тебя снова. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Софья.
Она прошла через служебный вход. Он посмотрел ей вслед и медленно двинулся за угол, чтобы войти через главный подъезд. Внезапно – и уже не в первый раз в своей жизни – он почувствовал себя очень одиноким.
Все выходные Авель думал о Софье, и перед его глазами вставали картины, с нею связанные: вонючая каюта третьего класса, очереди растерянных иммигрантов на Эллис-Айленд и – самое главное – их короткая, но страстная близость в спасательной шлюпке. Он завтракал, обедал и ужинал только в ресторане гостиницы, чтобы быть ближе к ней и чтобы поглядеть на её приятеля. Авель заранее составил мнение, что тот окажется молодым и прыщавым. Авель считал, что соперник будет прыщавым, он надеялся на это, и соперник действительно оказался прыщавым. Но, к сожалению, он оказался самым красивым мальчиком среди официантов, и прыщики не могли испортить впечатление.
Авель хотел пригласить Софью куда-нибудь в субботу, но она весь день работала. Однако ему удалось сопроводить её в церковь в воскресенье утром, где он со смешанным чувством ностальгии и досады слушал польского священника, распевавшего незабываемые слова мессы. Авель впервые за долгое время, отделяющее его от жизни в замке барона, оказался в церкви. С тех пор ему пришлось пережить жестокие испытания, которые делали невозможной его веру в любой Божий промысел. Однако он дождался и награды: когда они вместе возвращались из церкви, Софья опять позволила ему взять её под руку.
– И что ты надумал насчёт «Стивенса»? – осведомилась она.
– Завтра утром я узнаю, каково их окончательное решение.
– О, я так рада, Авель! Я уверена, что из тебя выйдет отличный помощник управляющего.
– Спасибо, – сказал Авель, вдруг осознавший, что они говорят о разных вещах.
– Не поужинаешь вечером со мной и моими кузинами? – спросила Софья. – Я все воскресные вечера провожу с ними.
– Конечно, буду только рад.
Кузины Софьи жили рядом с той самой сосисочной в центре города и были крайне удивлены, когда она приехала к ним с польским другом, который управлял собственным «Бьюиком». Семья – так называла их Софья – состояла из двух сестёр – Кати и Янины и Катиного мужа Янека. Авель подарил сёстрам по охапке роз, а затем на отличном польском языке ответил на все их вопросы относительно своего будущего. Софья была явно сконфужена, но Авель понимал, что подобные вопросы были бы заданы любому новичку в американско-польской семье. Он постарался не выпячивать свои успехи, достигнутые с тех пор, когда он перестал работать в мясной лавке, и видел, что Янек не сводит с него ревнивого взгляда. Катя подала на стол блюда польской кухни: пироги и бигос, которые Авель с таким удовольствием ел пятнадцать лет назад. Он перестал обращать внимание на Янека – это было бесполезно – и постарался понравиться сёстрам. Похоже, ему это удалось. Но им, наверное, и тот прыщавый юнец понравился. Нет, не мог он им понравиться, ведь он даже не поляк. А может быть, поляк: ведь Авель не знал его имени и не слышал, как он говорит.