Каиново семя
Шрифт:
Оксане казалось, будто она разом лишилась всех нервных окончаний. Превратилась в бесчувственное бревно. Она перестала слышать, что ей говорят, перестала видеть лица, текст в книгах, перестала чувствовать запахи и вкус пищи. Потом все прошло, но внутренняя бесчувственность осталась. Мозг отказывался воспринимать случившееся.
Ксана на автопилоте сдала сессию и поехала домой. Сообщила родителям о гибели Егора и сказала, что не хочет никого видеть. Три дня родители ходили мимо ее двери на цыпочках, только пару раз предприняли робкую попытку нарушить уединение дочери. На четвертый день мама ворвалась в комнату без стука.
– Ксана, Альбинка умирает! Я сдуру сказала Нине про Егора, а Нина при ней проговорилась. У Альбины выкидыш... шестнадцать недель. И почка отказала. Пришлось удалять. Виктор привез из Москвы какое-то медицинское светило, достал импортные лекарства, а ей все хуже и хуже...
В больнице Ксану наотрез отказались пустить к подруге.
– Турусова в реанимации. Состояние критическое. Посещения разрешены только близким родственникам.
Оксана осталась ждать в вестибюле. Ее несколько раз пытались выгнать, она не отвечала и не уходила. Потом откуда-то из недр здания появился Виктор - помятый, осунувшийся, с запавшими красными глазами. Увидев Ксану, он сразу оценил обстановку и коротко приказал церберам:
– Пропустите! Хуже все равно не будет...
Увидев прозрачное бескровное лицо Альки, Ксана отчетливо поняла смысл туманного выражения "печать смерти". Поняла и другое: Альбина не хотела жить. Она приговорила себя - за предательство дружбы, за предательство любви, за смерть ребенка, которого не сумела выносить. В общем, за то, в чем ее вины не было ни капли. Но доступно объяснить это умирающей не было ни возможности, ни времени. Ксана поняла, что может вытащить Альку только одним способом - сыграв на ее сострадательности и чувстве вины,
– Алька, - сказала она, прикоснувшись к спичечному запястью, - Если после всего, что случилось, меня оставишь еще и ты...
– Ксана намеренно оборвала фразу, а потом спросила сухим, невыразительным, почти равнодушным тоном: - Думаешь, я смогу жить? Должно быть, я виновата, но наказание слишком уж...
– Нет!
– Холодные пальцы слабо сжали Ксанину ладонь.
– Как ты можешь так говорить? Это я... я во всем...
– Давай не будем тратить силы на пустое разбирательство. Они нужны нам обеим. Просто прими к сведению: поодиночке нам не выкарабкаться. Ни тебе, ни мне.
Алька закрыла глаза. Может быть, от усталости. Но Ксане показалось, что в знак согласия. Она погладила подругу по руке и вышла из палаты.
На следующий день Альбину перевели из реанимации в палату интенсивной терапии. Виктор чуть не плакал, сжимая Ксанины руки в своих:
– Оксана, ты сотворила чудо! Прошу тебя: не оставляй ее.
"Мы в ответе за тех, кого приручили". Отныне Ксана была связана с Алькой узами более прочными, чем детская дружба и общее горе. Каникулы кончились, но каждые выходные она летала в Старград, как на работу. Расходы оплачивал Виктор, видевший в Ксане спасательный круг, единственное средство, удерживающее на плаву его любимую жену. Он понимал, что Альбина его не любит. Занятия, которое поддерживало бы в ней интерес к жизни, у нее не было. Заводить ребенка запретили врачи. Без Ксаны Алька просто сошла бы с ума.
По своим каналам Виктор добился, чтобы Оксану распределили в интернатуру одной из Старградских больниц. И пообещал, что в родном городе ее ждет блестящая карьера, какую бы стезю она ни выбрала - научно-исследовательскую или чисто практическую. Но Ксана и без его посулов не оставила бы подругу. Альбина вызывала у нее все более и более серьезное беспокойство. Временами Алька замыкалась в себе, и никакие попытки встряхнуть ее не приносили результата. Временами становилась капризной и стервозной, что было вовсе не свойственно прежней Альбинке. Иногда на нее нападала истеричная веселость, сменявшаяся затяжными приступами слезливости.
А однажды она пропала. Ушла из дома и растворилась без следа, словно ее и не было. Виктор поднял на ноги милицию города, а потом и Союза. Отыскать Альбину так и не смогли. Через пять месяцев она явилась сама. На восьмом месяце беременности.
Оксана Яновна закрыла глаза и привычно запретила себе вспоминать ту ужасную ночь. Как бы то ни было, Альку удалось спасти. И подарить ей Маришку. Ксанина ли вина, что она не умеет угадывать будущее?
Впрочем, поначалу все складывалось замечательно. Воодушевленная рождением ребенка, Альбина на удивление быстро выбралась из кризиса, который по всем законам медицины должен был ее убить. Да и психическое ее состояние улучшилось настолько, что это граничило с чудом. Ксана с радостью узнавала прежнюю Альку - ласковую, кроткую, отзывчивую.
Ремиссия продолжалась долго, пять лет. А потом все-таки случилось то, о чем с самого начала предупреждали медики, запрещая Альке рожать. Единственная почка не справилась с нагрузкой.
Альку доставили в больницу в состоянии самой тяжелой интоксикации. Накачали лекарствами, подключили к искусственной почке. Но она все равно угасала на глазах. И снова Ксана спасла подругу. Спасла, совершив должностное преступление. По закону она не имела права забирать у донора почку, пока его клиническую смерть не подтвердит консилиум из трех врачей. Но дело происходило ночью, и у Ксаны просто не было времени собирать консилиум. Если бы началось омертвение тканей, трансплантация стала бы невозможной.
Операция прошла успешно. Удалось подавить реакцию организма на чужеродную ткань, и почка как будто прижилась. Но спустя несколько лет отторжение все же произошло.
С тех пор все и покатилось под откос. Алька по многу месяцев проводила в больнице, подключенная к аппарату искусственной почки, - дожидалась очередного донора. Тяжело переносила операцию, кое-как оправлялась, а через какое-то время организм снова отторгал чужой орган. И все повторялось сначала. Характер Альбины все больше портился. Она превращалась в самого настоящего тирана. Особенно тяжело складывались ее отношения с дочерью. Маришка, девочка сложная, замкнутая, не умела или не хотела проявлять свои чувства к матери. Альбина, угробившая здоровье ради рождения дочери, считала, что имеет право на ее пожизненную благодарность. Сдержанность и независимость Маришки приводили ее в бешенство. Временами казалось, что она поставила себе целью отравить дочери существование. Запрещала общаться с детьми, к которым Маришка тянулась. Навязывала друзей, вызывающих у девочки неприязнь. Противилась любому увлечению дочери и заставляла заниматься тем, к чему у Маришки не лежала душа. Если девочка выражала желание заниматься конным спортом, ее отводили в кружок художественной гимнастики. Если хотела пойти с классом в поход, ее отправляли в санаторий. Маришка читала только те книжки, смотрела только те фильмы и слушала только ту музыку, которые одобряла мать. Даже возможности побыть время от времени наедине с собой Альбина ее лишила. Девочка постоянно находилась под присмотром - матери, учителей, прислуги. Ксану поражало ее долготерпение. Сама она давно бы взбунтовалась против такой мамаши. А Маришка молчала, только все больше замыкалась в себе.
Отношение Альбины к Виктору тоже поменялось в худшую сторону. Она никогда не любила мужа, но раньше держалась с ним приветливо и дружелюбно. А теперь не скрывала враждебности. Даже Ксана, отнюдь не питавшая к Турусову симпатии, не могла ему не сочувствовать. Да, он был типичным номенклатурщиком - подобострастным с вышестоящими, хамоватым с подчиненными, брезгливо-равнодушным к простым смертным, интересы которых якобы защищал. Но по отношению к Альбинке Виктор всегда вел себя безупречно, как любящий, заботливый, преданный супруг. Алька же относилась к нему, словно к врагу. Устраивала скандалы и даже собирала компромат и шантажировала.