Как бы сказки

Давным давно, в одной деревне «Малые Дубаи» жил старик. И было у него две дочки и три сына. Двое сыновей умных, студентами маялись, и третий – дурак Емеля. Ну а дочки так. Ни рукав пришить ни обед сготовить.

Лежал Емеля целыми днями у обогревателя и смотрел весёлые картинки в сельтернете. А сестрёнки его пол дня в школе, а пол дня у верстовых столбов болтались. Сани заморские, проезжие поджидали. Оглобли протереть ну или ещё работа какая.

И вот, одной зимой, должны были старшие братья с учёбы на каникулы приехать в родные края.

И говорит старик Емеле:

– Сходи сынок на реку, водицы принеси.

– Не охота бать, отвечает Емеля. Вчера только две бутылки большие из магаза принёс. Эту испейте ещё.

Не отступает старик – сынок, вода речная полезней и вкуснее. Давай порадуем братьёв твоих. А они нам гостинцы везут. Говорят что и с тобой поделятся.

– Окей отец схожу.

Досмотрел Емеля видосы весёлые, накинул полушубок, взял вёдра и отправился на речку.

Была там прорубь приметная. Подошёл к ней Емеля, набрал воды в вёдра. Решил передохнуть. Достал сигаретку у отца спёртую, закурил. Стоит в воду смотрит. И видит хвост рыбий.

Изловчился и поймал рыбёху. Щука оказалась.

Здорово засолить её будет – подумал Емеля. И тут, о чудо, говорит ему щука голосом человеческим:

– Отпусти меня Емеля. Не будь гопником. Всё что хочешь исполню.

– Да ладно?

– Хвост даю на отсечение сделаю. Ты только произнеси – по моему хотению по щучьему велению. И всё само исполнится.

Завертелись тут в емелиной голове картинки разные. Привидилась ему и Ким Кардашьян без сарафана, сани немецкие самоходные и диплом юриста.

– Ладно, бог с тобой. И отпустил рыбу обратно. Та вильнула хвостом вынула щучью морду из воды и сказала напоследок:

– Спасибо тебе Емелюшка. Век не забуду. Приходи ко мне, когда вздумается на консультацию – помогу. И червячков принеси. У вас дома в рассаде их много. И с этими словами уплыла в воду чёрную.

Выдохнул Емеля дымка остатки и говорит – по моему хотению по щучьему велению а ну вёдра, ступайте домой сами.

Подхватились вёдра, звякнули ручками стальными и понеслись к дому, словно в джорданы обутые.

Вёда бегут так что Емеля еле поспевает за ними. Сам дивится чуду такому. А мысли его так и крутятся. И сам не знает чего пожелать. Хоть и дурачок а кое что смекает. И санки новые и топор саморуб – всё мелко это, неинтересно. Да и купить можно (если на работу устроиться при дворце). Нет, всё не то.

И пришла ему в голову мысль зачётная.

Пусть на бересте моей кредитной денег будет непереводно. И чтоб мзду за них не брали.

Так и вышло – по щучьему велению. Сработал пин заветный.

Пришёл Емеля домой. А вёдра вспотевшие его уже на лавке в кухне дожидаются.

И подумал Емеля – раз так пойду в магаз, мёду хмельного возьму. Отметить надо мечту сбывшуюся.

Так и сделал.

Выбрал он себе в магазе самый дорогой мёд, со вкусом вишнёвым. В банках железных. Из за дальнего бугра привезённый.

– Никако деньги у тебя завелись Емелюшка? Спросил торгаш с бакенбардами кудрявыми.

– Да есть мальца.

Приложил бересту свою, золотом покрытую к ладони хозяина. Сверкнули глаза у того светом зелёным.

– Ишь ты. Сказал продавец. Может и должок вернёшь.

– Обрыбишься. Улыбнулся Емеля. Попозже верну.

Засунул банки железные за пазуху и домой поспешил.

Идёт себе ногами снег пинает. И тут, на тебе – вспомнил. А рыбки то солёной не прикупил.

– Эх, ё!!

А магаз уже далёко. Да и солнышко садится всё ниже. А дом родной вот он.

Вбежал Емеля в дом. Сунул банки в ящик леденящий. Снял с ковра на стене ружьё супротив рыбное и ну на реку.

Подошёл Емеля к краю проруби и стал щуку подзывать.

Приплыла щука на зов и говорит:

– Чего тебе Емелюшка? Исполнилось твоё пожелание. Не кончатся денежки на твоей бересте позолоченной.

– Уфф, выдохнул Емеля радостно.

Направил он ружьё в щучью морду и говорит:

– Сюда иди. Мёд хмельной стынет…

И нажал пальцем сахарным на крючок стальной.

Тут и сказке конец.

Южный берег Крыма. 1952 й год. Август.

Галечный пляж напоминал городской рынок в канун нового года. Разгорячённые тела рабочих и служащих совершали движения, которые можно делать лишь раз в году. Крупные женщины свободно и вальяжно перемещались между суетливыми мужчинами с варёной кукурузой в руках и бутылками «Нарзана» зажатыми подмышкой. Шляпы из синтетической соломы, дети с не разгибающимися коленками, газеты, шахматы – всё это словно парило в жарком мареве под неумолкающий гам и потрескивающие, бодрые песни которые без остановки выливались из рога изобилия кафешного репродуктора.

Вереницы очередей за чем нибудь холодным и свежим, там и тут, были единственным синонимом стройности и порядка. Всё остальное было чистейшим проявлением хаоса.

В тени большого куста, на допотопном овальном камне, утомлённая долгим перелётом, лежала на своих пышных перьях птица Гамаюн.

Её цепкий взгляд медленно скользил по лицам, наполнявших огромную толпу.

Близился полдень. И казалось, что скоро количество людей превысит все разумные пределы.

Что ж не в ноябре то? – Думала птица. Видела я в канцелярии цифру количества подписанных отпусков. Можно же как то попроще…. Попробуй найди тут его.

Неожиданно пение в репродукторе прервалось. Стальной и бодрый женский голос протараторил:

– Товарищи! Всех прибывших на всесоюзный съезд орнитологов просим собраться у входа в Дом творчества Писателей имени Чехова в четырнадцать ноль ноль. Повторяю…

Диктор повторила объявление. Гамаюн поморщилась. Сразу после объявления заиграл марш Авиаторов. Птица дёрнула пышными перьями и продолжила рассматривать публику.

Её взгляд выхватил крепкую мужскую фигуру. Загорелый торс, плавки облегающие то что им положено облегать. Гордый римский профиль. В принципе подходит, но большой носовой платок с четырьмя узелками по углам венчающий голову мужчины и газетный кулёк, набитый горячими беляшами, с масляными пятнами по бокам – перечёркивали надежду.