Как быть евреем
Шрифт:
Ю.Л. Я тоже так думаю.
Часть вторая
ИЗБЕГАЯ ОБОБЩЕНИЙ
Д.Д. Я получил твою записку, Юра. Мне очень жаль, хотя в прошлый раз я тебя отговаривал…
Ю.Л. Да нет, Давид Романыч, вы здесь ни при чем. Тут другое дело…
Д.Д. А что случилось?
Ю.Л. Да ее родители… Оказалось, что они не так уж рады зятю-еврею… По крайней мере, она мне так объяснила. Вот, видимо, и передумала.
Д.Д. Да, сочувствую… Конечно, вряд ли что-то хорошее из этого бы вышло, но опыт весьма болезненный.
Ю.Л. Можно я перейду сразу к делу? Я вам написал, что мне показалась очень полезной наша последняя встреча. И помните, вы обещали мне рассказать побольше об иудаизме? Не думаю, что это займет много времени — мне нужны
Д.Д. С удовольствием, Юра. Попробуем… Но я не уверен, что смогу. А почему бы тебе просто не пойти к раввину? Или на какие-то курсы…
Ю.Л. Понимаете, все эти курсы уж очень безликие… И потом, там рассказывают о частных вопросах. Мне же интересно узнать от вас, что такое вообще «быть верующим» — я имею в виду, верующим евреем. И почему вы считаете, что не сможете? Вы ведь меня давно знаете, и семью мою тоже…
Д.Д. Ну, прежде всего я не уверен, что из меня выйдет хороший учитель, а из тебя — идеальный ученик. У тебя есть большое преимущество — ты поэт, и одновременно большой недостаток — ты русский еврей.
Ю.Л. Давайте начнем с хорошей новости. Почему быть поэтом — это преимущество?
Д.Д. По двум причинам. Во-первых, поэт способен улавливать детали, нюансы, частности, а не ограничиваться общими местами и лобовыми вопросами. А в нашей стране, как и повсюду в Европе, все привыкли к обобщениям — так что поэт внутри тебя противостоит русскому.
Ю.Л. Но ведь обобщения бывают полезны.
Д.Д. Безусловно. Но попытайся понять меня правильно: я имею в виду только ту конкретную вещь, о которой ты меня спрашиваешь, — а именно: что значит глядеть на мир глазами еврея. Ведь ты знаешь: в итоге мы имеем дело с Б-гом, приходим к Б-гу. И вполне естественно, тебе хочется, чтобы я предложил тебе что-то вроде инструкции, дал какие-то прямые указания. Я бы не возражал, конечно, но боюсь, что из этого может ничего не выйти, во всяком случае со мной… Уверен, у раввина это получилось бы лучше… Я просто мыслю иначе. Если ты пойдешь на курсы или к раввину, он начнет тебе рассказывать: «Смысл мицвойс (заповедей) Торы состоит в том-то и том-то…», «Шабат дарован Израилю как день покоя и духовного созерцания» или еще хуже: «Природу Б-га можно определить как X, Y или Z». Но я не могу учить тебя так, на всех этих обобщениях. Поэтому если ты предпочитаешь обучение такого рода, то лучше пойти к кому-нибудь другому. Со мной же тебе придется научиться уходить от любых обобщений и начинать с малых, но очень конкретных вещей: здесь вот ты произносишь слова «Шма Исроэл», здесь делаешь паузу, а здесь — нет, эти слова ты должен пропеть на такую-то мелодию… И так будет снова и снова: сначала ты учишь то, потом это, и ты никогда не должен уходить от специфических, конкретных деталей к обобщениям. Ты должен понять, что двигаться вперед можно, только лишь схватывая частности. Улавливаешь мою мысль?
Ю.Л. Более-менее.
Д.Д. Смотри, мы живем в мире, который привык мыслить соображениями самого общего плана. Кстати, вот тебе прекрасный пример подобного мышления: фраза «мы живем в мире». То есть полагаем себя населяющими некое общее место — «мир». А мир — это и деревня где-нибудь в Саратовской области, это часть какого-то аморфного, ничем не наполненного теоретического понятия. Но разве мы с тобой — жители деревни, а не Москвы?.. Однако мы продолжаем проживать нашу жизнь в этих общих категориях, фактически навязывая их друг другу. И вот представь себе: мы всё начинаем с чистого листа. Наше знание нулевое — и мы начинаем обретать новое знание о том, где мы живем, шаг за шагом продвигаясь по совершенно неизвестной территории. Разумеется, объехать всю Россию таким образом невозможно, даже ее малую часть; да и объезд территории не имеет ничего общего с обретением знания. Надо просто оставаться на месте и наблюдать. Надо не себя навязывать этому месту — а ему позволять раскрываться с течением времени во всей его полноте: сначала это, потом то, потом еще что-то… Вот как следует подойти к нашей теме. Я говорю сейчас о самом главном. Согласен, так было не всегда, но сейчас так должно быть. Надо начинать с очень малых, конкретных предметов, и не нужно торопиться идти дальше. Вот почему я не уверен, что мы сможем это проделать вместе… По крайней мере, давай избегать общих соображений. Можно узнавать какие-то вещи, подобно тому как мы открываем для себя особенное место или особенное поблескивание листьев любимого дерева в свете солнца: весь год ты его не видишь — и только в мае или августе, в полуденное время или даже в какой-то конкретный полдень, в тот самый полдень. То есть для тебя всегда будет данность, отправная точка, от которой ты начинаешь свой путь исследователя. Я ясно говорю?
Ю.Л. Честно говоря, не очень.
Д.Д. Не понимаешь?
Ю.Л. Нет.
Д.Д. Ну хорошо, вот тебе аналогия — хотя то, что я скажу, верно и само по себе. Нужно молиться — и для этого надо выучить слова молитвы наизусть. Но ничего хорошего не выйдет, если ты произносишь слова и пытаешься мысленно увидеть Того, к Кому обращены твои слова, или пытаешься увидеть себя словно со стороны. Нужно, чтобы ты просто предстал перед Б-гом, — но не менее того. И для этого необходима абсолютная уверенность, неизменный и привычный «маршрут». Такой маршрут — текст молитвы. Поэтому ты и должен выучить ее, чтобы она осела в твоей памяти. Тогда твои губы и язык будут уверенными шагами продвигаться в молитве — зная наперед даже не слова, а ощущение слов. Зная, что сейчас твои губы сомкнутся, а сейчас язык дернется назад… И эти ощущения определяют твой постоянный путь. Понимаешь теперь? Это всё мелочи, но они что-то значат.
Ю.Л. Теперь, кажется, понимаю… Еще что-нибудь?
Д.Д. Пока нет. Теперь давай поговорим о синагогах.
О ТРЕХ ТИПАХ ЕВРЕЕВ В СИНАГОГЕ
Д.Д. Хочешь узнать еще об одной проблеме русского еврея? Ведь еврейский образ жизни совершенно особый. В иудаизме познаешь Б-га через желание послужить Ему, через то, что наши мудрецы называют «авойда ше ба-лев» («служение, которое в сердце»), то есть через молитву. Невозможно представить себе что-то более сокровенное и личное, чем молитва; вместе с тем молитва — это действие общинное и никоим образом не спонтанное. Люди собираются вместе в точно назначенное время, в субботу и по будням, чтобы вместе молиться Б-гу. И даже если твоя цель — узнать Б-га, то начинать это делать надо вместе с другими, и не вдвоем-втроем, а с целой группой евреев. Только с ними ты научишься соблюдать Шабат и произносить молитвы. Конечно, я могу научить тебя словам. Но тебе нужно найти целую группу людей, а в России это не всегда легко. Тебя не должны смущать некоторые из тех людей, которых ты встретишь в синагоге.
Ю.Л. Что вы имеете в виду?
Д.Д. Пойми меня правильно: у этих людей доброе сердце. Но у некоторых из них отсутствует — как бы это сказать? — понимание того, что такое синагога и что там происходит. Вообще говоря, в российской синагоге можно встретить три типа людей.
Ю.Л. Это какие же?
Д.Д. С первым сталкиваешься не слишком часто, поскольку к нему относятся евреи, которые ходят в синагогу один-два раза в год — на Рош а-Шана, Йом Кипур или по специальным случаям — на свадьбу, бар-мицву. Такой тип можно назвать «наблюдателем».
Ю.Л. «Наблюдатель»?.. Но разве не все, кто присутствует на свадьбе или бар-мицве, наблюдатели? Не считая, конечно, непосредственных участников — жениха, невесты…
Д.Д. Нет, я говорю о «наблюдении» не в физическом смысле, а об отношении человека. Он — «наблюдатель» в синагоге, поскольку сам реально не вовлечен в происходящее. Его отношение к службе мало чем отличается от поведения зрителей в театре. Даже самый святой и торжественный день года, День Покаяния, теряет для него свой смысл. Не знаю уж, как это получается, но «наблюдатель» не понимает главного — евреи собираются вместе в День Покаяния, чтобы предстать перед Б-гом и просить прощения, а потом начинать новый год, так сказать, с чистого листа. Проповедь раввина он слушает, словно заядлый театрал: радостно приветствует других «зрителей» после долгой разлуки, обменивается любезностями и начинает подавать реплики в духе видавшего виды знатока: «Сегодня он в ударе, не правда ли?», «Гораздо лучше, чем в прошлом году, не находите?» Ну и скандалы хочется обсудить последние…
Ю.Л. Все это мне отчасти знакомо. Конечно, с такими людьми говорить не о чем. Расскажите о двух других типах.
Д.Д. Второй тип совершенно отличен от первого. Если к первому относятся преимущественно люди среднего возраста и молодежь, то второй состоит из людей пожилых. Такой тип можно было бы определить как «скорбящий»: обычно это человек, недавно потерявший близкого родственника — одного из родителей, брата или сестру. Он регулярно ходит в синагогу, чтобы прочитать по покойному кадиш. Но он «скорбящий» и в более общем смысле. Синагога для него — потерянный мир, мир отцов и дедов, который не имеет отношения к его собственной жизни. Пойми меня правильно: я не хочу сказать ничего плохого об этом человеке. Он страдал во времена Сталина и Хрущева, да и позже, изо всех сил пытаясь сохранить тот маленький огонек иудаизма, который чувствовал в себе. Он герой, настоящий герой! Но обстоятельства, в которых он жил, мешали ему получить нормальное еврейское образование и омрачали его жизнь. Синагога виделась ему не столько местом молитвы и предстояния перед Б-гом, сколько местом, где можно было погоревать с товарищами по несчастью, другими евреями. Поэтому он может представить тебе синагогу в ложном свете — этого я и опасаюсь. Даже просто разговаривая с тобой, он может дать тебе неверное представление об иудаизме: ведь ты, по его мнению, принадлежишь к другому миру.