Как это сделано. Темы, приемы, лабиринты сцеплений
Шрифт:
и сравнительно недавний – В. Е. Васильева:
<…> Он время так распределять любил:Гостил и ночь и утро у Морфея,А после целый день баклуши бил.Но вернемся к Пушкину. Фонетически морфеме пол(у)-, чтобы превратиться в полн-, не хватало только н (заботливо поставленного словами невежда, но и надежда). И вот теперь произошло это долгожданное присоединение: пол(у) + н = полн, идеально, почти каламбурно, проецирующее в звуковой план идею суммирования. Тем самым продолжилась и завершилась квазикаламбурная – парономастическая – цепочка: полу –
22
В батюшковском переводе другого подобного текста арифметика не пропадает, но… хромает; ср. «La frayeur» Эвариста Парни (1778) и «Ложный страх» Батюшкова (1810):
<…> Dans un accord regle par la sagesse,A mes amis j’en donnerais un quart;Le doux sommeil aurait semblable part,Et la moitie serait pour ma maitresse.<…> Дружбе дам я час единый,Вакху час и сну другой;Остальною ж половинойПоделюсь, мой друг, с тобой!«[Д]рузьям отдается четверть ночи, сну – другая четверть, а оставшиеся две четверти, вместе составляющие половину, – возлюбленной; у Парни <…> все подсчитано точно. У Батюшкова правила элементарной арифметики нарушены: он отдает дружбе час, еще час – пьянству, третий час – сну, «остальною ж половиной» готов поделиться с любимой; но в остатке ночи оказывается гораздо больше, чем половина» (Эткинд 1973. С. 121).
Пример сочетания арифметичности (половинчатости) с каламбурностью – эпиграмма Вяземского «Разговор при выходе из театра по представлении драмы „Ivanhoe“, взятой из романа Вальтер Скотта» (1821):
«Неможно отказать в достойном фимиамеТворцу таких красот,И Шаховской в своей последней драмеБыл совершенный Вальтер Скотт!»– «Потише! Не совсем! Чтоб был вернее счет,Из похвалы твоей я лишнее откинуИ помирюсь на половину».Правда, тут половинчатость и каламбурность совмещены не столь тесно, как у Пушкина, играющего именно с морфемой полу– [23] .
Впрочем, ранний опыт словесной игры с парой ‘полу– /полный’ (да еще в связке с ‘мудростью/глупостью’, хотя и без суммирования половин!) принадлежал тому же Вяземскому – автору «Поэтического венка Шутовского…», с катреном на тему названий комедий А. А. Шаховского:
«Коварный», «Новый Стерн» – пигмеи!Они незрелый плод творца,Но «Полубарские затеи» —Затеи полного глупца.23
Интересный вариант арифметической работы с половинами жизни – эпитафия Алексиса Пирона Жану-Батисту Руссо (1670–1741):
<…> Voici l’abrege de sa vie,Qui fut trop longue de moitie:Il fut trente ans digne d’envie,Et trente ans digne de pitie.(букв. Вот краткий очерк его жизни, / которая была чересчур длинна наполовину: / тридцать лет он был достоин зависти, / и тридцать лет достоин жалости; поэтический перевод В. Е. Васильева см. ФБЭ-2014. C. 247).
Цифры более или менее сойдутся, если отбросить детские годы адресата.
Эта эпиграмма, конечно, была известна Пушкину, и он довел ее пуанту до блеска, совместив утонченную игру слов с нанизыванием серии половин и их суммированием в целое. Подлость адресата предстает бесспорной, как дважды два четыре [24] .
В плане ритма и синтаксиса теме полноты в нашей эпиграмме иконически вторит отведение под нее единственной целой строки и целого глагольного предложения – после длинной серии разбивок на полустроки.
Эллиптичность (и значит, некоторая неопределенность) конструкции позволяет воспринимать полноту как метафорически распространяющуюся не только на подлость, но и на все проявления половинчатости. Соответственно, этот недостаток (‘он – половинчатый человек, претендующий на многое, а на самом деле ни то ни сё, ни рыба ни мясо’) как бы и констатируется, но снимается в качестве главного обвинения: ‘дескать, ладно, он не половинчатый, а полный, но полный-то – подлец!’ Недостача, двигавшая, начиная с первого полу-, все повествование, разрешается иронической стабильностью финала.
24
Ср., кстати, текст упомянутой эпиграммы Мицкевича:
Wp?l jest zydem, wp?l Polakiem,Wp?l jakubinem, wp?l zakiem,Wp?l cywilnym, wp?l zoldakiem,Lecz zato calym lajdakiem.(букв. Он полу-жид, полу-поляк, / полу-якобинец, полу-чиновник, / полу-гражданский, полу-солдат, но зато полный подлец.)
Мицкевич скалькировал пушкинский образец в виде монорима (на – Akiem) и с учетом, в 1-й строке, еще и пары ‘жиды и поляки’ (из эпиграммы на Булгарина), но в целом – упрощенно, без тонкостей и неожиданных поворотов. А все-таки приятно: не только Пушкин учился у европейцев, порой и они у него.
Существенную опору мотив полноты имеет и вне чисто структурной организации текста.
Во-первых, эпиграмма была сочинена в период, когда Воронцов не получил очередного повышения по службе – до полного генерала, и потому звучала особенно злободневно и обидно [25] .
Во-вторых, полнота – один из пушкинских позитивных инвариантов [26] , а половинчатость является ее негативной оборотной стороной (ср. таких уродов, как Полужуравль и полукот в «Сне Татьяны).
25
См. Ларионова 2016. C. 803, с опорой на Абрамович 1974. Воронцов был, среди прочего, и Полномочным наместником Бессарабской области.
26
См. Гершензон 1919. С. 7–48.
Впрочем, у Пушкина негативной может представать и полнота; ср.:
«Хоть, впрочем, он поэт изрядный,Эмилий человек пустой».– «Да ты чем полон, шут нарядный?А, понимаю: сам собой;Ты полон дряни, милый мой!»Ср. также концовку РЭ-1988, № 848: Хоть герой ты в самом деле, Но повеса ты вполне (1829).
С этой точки зрения, почленным обращением нашей эпиграммы предстает позитивный образ императора Петра в «Стансах» («В надежде славы и добра…»; 1826):
То академик, то герой,То мореплаватель, то плотник,Он всеобъемлющей душойНа троне вечный был работник.Тут и (кажущаяся) разрозненность, как бы половинчатость (‘то одно, то другое, то третье…’), и спасительная полнота (всеобъемлющесть), причем первая носит временный характер (то… – то…), а вторая – панхронный (вечный). Сходна и конструкция: серия существительных в им. пад. ед. ч. (правда, в роли не именных сказуемых, а приложений к появляющемуся в глагольной части высказывания подлежащему он).
Структурное подобие двух четверостиший подчеркивает их тематическую противоположность: Воронцов для Пушкина – ни разу не Петр!
НАКОНЕЦ Если полным – развязка, то наконец – эпилог.
Непосредственный смысл этого слова впрямую подкреплен его финальной позицией и поддержан опоясывающей рифмовкой, оттягивавшей желанный конец – замыкание последовательности: ец – ежда – ежда —?
Ожидание конца подогревается и длинной серией однородных существительных, однообразно начинающихся (с полу-) и в трех случаях одинаково оканчивающихся (на – ец); перебой серии в середине 3-й строки только напрягает предвкушение.
А в фонетическом плане эффект замыкания обеспечивается двойным присутствием в последнем слове ключевого согласного н.
Вообще, слово наконец состоит целиком из знакомых, уже отыгранных звуков, не содержа ни одного нового. Это не значит, однако, что оно звучит как совершенно предсказуемое резюме. Характерное для многих эпиграмм сочетание прямой авторской инвективы с некоторым фабульным развитием организовано здесь так, что и событийный сдвиг дается под лирическим флагом – в качестве не свершившегося события, а по определению модальной, виртуальной, надежды.
Выдыхаемое чуть ли не со скукой заключительное наконец на самом деле звучит отстраненно-недоверчиво – как сомнение в том, сбудется ли эта ироническая надежда на пусть негативное, но все-таки успешное преодоление (анти-)героем его неизбывной половинчатости. Потянет ли Воронцов хотя бы на полноценного подлеца?! [27] Неопределенность опять поднимает голову, и финал остается (полу-)открытым.
Предвижу недовольство читателей тяжеловесным разбором легкокрылой миниатюры – плода, скорее всего, мгновенной импровизации. Должен признаться, что обилие эффектов, выявлявшихся с трудом в ходе длительного анализа, удивило и меня. Что тут скажешь? Одно дело – ай-да-Пушкин, с его вдохновением, то есть «расположением души к живому приятию впечатлений, следовательно, к быстрому соображению понятий», другое – наш брат зануда-литературовед. Строго говоря, над разбором можно было бы попотеть и подольше, но я малодушно решил удовольствоваться и без того громоздким результатом, – памятуя сказанное мне сорок лет назад Р. О. Якобсоном: не все же делать самому, что-то надо оставить другим.
27
Вспоминается анекдот про мужа, которого ругает жена: «– Ты мудак, такой мудак!.. – Почему же? – Потому что ты такой мудак, что на мировом конкурсе мудаков занял бы, я не знаю, второе место! – Почему же второе? – Да потому, что ты мудак!..»