Как изгибали сталь. Часть 1

Северюхин Олег Васильевич

Каков человек на спортивной площадке, такой же он и в реальной жизни. Не погнушается и допингом, найдёт слабину соперника и будет наносить туда сокрушительные удары, совершенно не думая о том, что перед ним стоит человек, ударит человека бутсой по ноге, столкнёт с дорожки, обматерит человека на лыжне. Самый хороший кандидат на занятие административной должности. Такой будет ломать своих сотрудников через колено и заработает характеристику волевого руководителя. Нужно куда-то далеко ходить за примерами? Не нужно, оглянитесь вокруг, вот они рядом, улыбающиеся, широкоплечие. Страна у нас такая: интеллигентность и человечность как отрицательные характеристики руководящего работника и вообще

работника органов исполнительной и законодательной власти.

Со мной в одном классе учился один спортсмен-хоккеист. По сути - законченный подонок и сын всеми уважаемой чопорной учительницы - носителя традиций воспитательной школы Антона Семёновича Макаренко. В классе этот здоровый парень издевался над всеми, кто не мог дать ему сдачи при молчаливом непротивлении большинства мальчишек, и в нашем присутствии пресмыкался перед своей мамочкой, ловя преданными глазами каждое её слово. Не знаю, как сложилась его судьба, но я не видел его фамилии в списках всех хоккейных команд.

Собственно говоря, даже в то время обстановка в школах была примерно такой же, какой её показывают в современных американских и российских фильмах, разве что наркотики мы не принимали и у нас не было оружия для стрельбы по соученикам и преподавателям.

Брат мой занимался борьбой "самбо", имел высокий спортивный разряд. Он и все его друзья были спокойными и уравновешенными людьми, чуждыми рисовки и блатных манер. Меня в восьмом классе без всяких разговоров определили в секцию классической борьбы.

– Поднакачайся, - сказал мне брат, - потом пойдёшь к нам в секцию.

В нашей же секции прошло довольно много времени, пока подошли к самой борьбе. Общефизические упражнения, игры с тяжестями, отработка приёмов, таскание и броски куклы. Главное понять, в чём заключается смысл борьбы, понять рисунок поединка.

Был я несколько помельче моих сверстников и часто натыкался на бросок через бедро. Но выучка хорошо приземляться на ковёр помогала занять такую позицию, что результат броска оказывался не всегда в пользу бросавшего за счёт потери им равновесия. Тренер мне поручил подумать над вопросом равновесия, и я начал реагировать на толчки в ту сторону, в которую меня толкают. Толкнули меня, и я падаю, увлекая за собой соперника. В тот момент, когда противник теряет равновесие, готовясь упасть на меня, я становлюсь на колено, и делаю бросок через бедро, используя кинетическую энергию более мощного соперника. Бросок, как правило, получается неожиданный, мощный и заканчивается чистой победой.

Однажды и мой брат налетел на этот приём. Пришёл к нам потренироваться перед соревнованиями и покидать брата вместо куклы, благо тот умеет немного сопротивляться и падать. Захват моей куртки, толчок вправо, влево, от себя и я начал падать. Брат за мной и оказался на ковре подо мной. Вскакивает, хотя и брат, а безразрядник повалил кандидата в мастера спорта. Ещё раз. Ты чего делаешь, показывай. Показал. Понравилось. В классической борьбе броски ниже бедра (то есть подножки) делать нельзя. Это не самбо и не вольная борьба, а борьба несколько рыцарского типа. Больших успехов в борьбе добиться не удалось. Подошло время поступать в военное училище.

Оценивая моих знакомых детства и их жизнь на протяжении довольно длительного периода времени, можно сделать вывод о том, что в человеке, в первую очередь, развиваются те гены, которые заложены в нем изначально, несмотря на то, что даже родителями приплетённой молодёжи являются на внешний вид респектабельные и интеллигентные люди. Значит, дед или прадед у них занимался разбоем на большой дороге. Смелый, конечно, тезис, но, как мне кажется, опровергнуть его очень трудно, ведь гены могут проявляться и через несколько поколений.

Бояться нечего, но, может быть, научатся составлять генетико-генеалогическое древо каждого человека, зная, на что при воспитании младенца нужно обратить внимание, чтобы не вырос следующий Чикатило.

Во времена начала космической эры нас всех тянуло в авиацию и в космос. Самолёты над нашей местностью не летали, а если и летали, то на очень большой высоте и именно в то время, когда родители загоняли нас по домам.

В магазине продавались летающие пропеллеры, создававшие иллюзию сопричастности с авиацией. Но эти пропеллеры были маленького диаметра, делались из хрупкой пластмассы, заводной пружиной вращались очень быстро, также быстро и летали, попадали в стены зданий и разбивались вдребезги.

Такого обилия игрушек, как сейчас, у провинциальных ребятишек не было. Мы брали пустую катушку от ниток, в торец которой вбивали две иголки от патефона. Тогда патефоны были не редкость, иголки от них тупились очень быстро и валялись по домам в коробочках в великом множестве. Из консервной банки вырезался пропеллер. В центре пропеллера пробивались две дырочки, под размер патефонных иголок. Катушка надевалась на палочку, на катушку наматывалась бечёвка, на иголки надевался пропеллер. Потянув бечёвку, мы раскручивали пропеллер до скорости взлёта. Пропеллеры взлетали очень высоко и красиво планировали. Изменяя шаг пропеллера (изгиб лопастей), можно было добиться либо высотного полёта, либо планирующего над землёй. Наши специалисты даже проводили соревнования на точность приземления пропеллера в специально отмеченном месте. А какие были пропеллеры по форме! Детская фантазия, возможно, могла бы дать толчок какому-нибудь направлению в авиации или революционному открытию в технике, но взрослые, они как дети, всё нетипичное и умное отталкивают от себя как тарелку с манной кашей.

Начало моей сознательной жизни было пропитано Сталиным. На самом высоком месте в маленьком городишке высился огромный серый гипсовый памятник Сталину. Метров десять высотой. На верхушке огороженного металлической изгородью холмика, из-за которого сделали полукруговое с одной стороны движение вокруг этого памятника. Главная улица была названа проспект Сталина. Около памятника все проходили и проезжали как виноватые в чём-то ещё несовершенном.

В тысяча девятьсот пятьдесят девятом году сталинский монумент куда-то незаметно исчез, главный проспект переименовали в проспект Мира (улица с именем Ленина уже была, а прогулка по проспекту называлась просто - пройтись по?миру), зато на улицах появилось много офицеров, кто с погонами, а кто и без погон. По радио все говорили о мирных инициативах СССР, а бывшие офицеры каламбурили: "Кило двести, суд чести и миллион двести". Сейчас нам это понятно, а тогда это воспринималось как интересная игра слов. В журнале "Крокодил" помещались ласковые карикатуры на майоров и подполковников, успешно увеличивающих свиное поголовье.

Двенадцатого апреля тысяча девятьсот шестьдесят первого года всех напугал Левитан своим сообщением по всем радиостанциям Советского Союза. Думали, что опять с кем-то война, а оказалось, что в космос полетел советский человек - первый космонавт Юрий Гагарин. Концовке сообщения ликовала вся страна. Да хоть кто лети, лишь бы войны не было.

В этом же году состоялся "исторический" двадцать второй съезд КПСС, осудивший культ личности Сталина. Об этом тихо шушукались компании за столами и в сараюшках за бутылкой водки. Говорили и оглядывались, а потом ночи не спали, не донесёт ли кто. Съезд принял и программу построения коммунизма к тысяча девятьсот восьмидесятому году. С этой программой у меня приключилась история, о которой я расскажу попозже.