Как летают птицы
Шрифт:
Я не придал этому разговору особого значения тогда, но почему-то теперь именно этот разговор всплыл у меня в памяти. «Чтобы было кому молиться в падающем самолёте… Возможно, в этих словах смысл гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд? Чтобы было кому молиться в падающем самолёте…» – эта фраза крутилась у меня в голове ещё какое-то время. «Чтобы было кому молиться в падающем самолёте…»
Вдруг мне показалось, что я нащупал новую зацепку: «Вера придает жизни вполне конкретный смысл: стремиться после смерти обрести покой – вот цель. И средства для этого вполне известные – стараться не грешить без особой необходимости, а если уж согрешил, то непременно сходить в церковь». Как жаль, что я не верующий человек. Разве что в фантики от конфет я верю, но этого явно недостаточно, чтобы обрести смысл своей никчёмной одинокой жизни.
В тот день я так и не смог определить ради чего я живу на свете. Редактор журнала – жирная стерва, высосала из меня всё желание жить и радоваться жизни, которого в свете событий последних нескольких месяцев и так было крайне не много.
На горизонте показались верхушки деревьев. Несмотря на легкое ощущение усталости, это придало мне новых сил, и я направил свою лодку прямиком к острову.
Полный штиль имел свой недостаток. Лишенный возможности найти хоть какое-нибудь укрытие от прямых солнечных лучей, окруженный со всех сторон водной гладью, я мечтал даже о самом слабом дуновении прохладного ветерка, о самом чахлом облачке, прикрывшем источник света хоть на несколько минут, но небо оставалось бескомпромиссно ясным.
На воде я периодически замечал всплески – похоже, что крупная чехонь разыгралась в поиске пищи. Иногда всплески были более сильными, и тогда я сразу различал в них бой окуня.
Сколько же мне в детстве посчастливилось порыбачить на окуня! Я ловил его на удочку в небольших озёрах недалеко от Киева. Там у маминых родственников был небольшой деревенский домик с садом. Для наживки я использовал и красного червя, и опарыша, и малька в качестве живца, и даже хлеб. К моему огромному разочарованию, мама никогда не была рада хорошему окунёвому улову, когда принималась его чистить от чешуи.
Меня по-прежнему тревожила только одна мысль: если мой остров окажется занят, и договориться с его временными обитателями о сожительстве не удастся, то мне придётся направиться к следующему, а это означало преодолеть ещё, как минимум, пять или шесть лишних километров на север. К тому же, с тем северным островом я не был знаком. Я только знал о его существовании, но мне никогда не доводилось там бывать. Вдруг окажется, что там слишком мелко для серьезной рыбалки? Киевское море, всё-таки, далеко не Байкал, его средняя глубина чуть больше четырёх метров. Местами оно углубляется и до пятнадцати, но на мелководьях глубина не превышает даже двух. Дно водохранилища преимущественно песчаное, однако, опасения так же вызывало его содержание. Если северный остров окажется окружённым коряжником, то ловить рыбу там не удастся несмотря на то, что в таких местах её обычно гораздо больше, чем на чистом песчаном дне.
Тем не менее, чем ближе я подбирался к своему (южному) острову, тем больше убеждался в том, что он совершенно необитаем.
К тому моменту, когда мои руки стали болеть от натирания веслами (специально приобретенные в строительном магазине перчатки я, конечно же, забыл в ящике с рыболовным хламом дома), плавание подошло к концу. Стоит ли писать, что моей радости не было предела? Ступив на берег, я вытащил из воды лодку и, первым делом, решил хорошенько осмотреться.
С момента моего последнего посещения острова со Славиком в середине июня, практически ничего не изменилось. Только заметно увеличилось количество мусора, разбросанного недобросовестными предшественниками через каждые тридцать метров небольшими кучками.
Сам остров был очень маленький. Его можно было бы обойти пешком по периметру за три – четыре минуты, если бы не заболоченный северо-восточный берег, через который пробраться было невозможно. Это миниатюрное болотце служило рассадником комаров и пиявок. Вторые бывали порой незаменимой наживкой при ночной ловле сома. Ещё там обитали самые голосистые в мире лягушки, но от них никакой пользы не было.
Западная сторона острова, на которую я прибыл, и где всегда рыбачил, была песчаная. Это была самая удобная во всех отношениях его часть. Забрасывая спиннинги с западного берега, снасть попадала на дно глубиной около шести метров. Такой глубины вполне достаточно для ловли самой разной крупной рыбы. Течение в этом месте было довольно сильным, чтобы разносить запах вымываемой из кормушек прикормки на большое расстояние и, таким образом, привлекать к наживке добычу. Ставить палатку в этой части острова тоже было удобнее всего, поскольку именно здесь была самая открытая его территория. По этой же причине лодка сохла и отдыхала от должностных обязанностей тоже на песчаном западном пляжике.
На юге островка была отмель. Там находились несколько поваленных деревьев, лежавших наполовину в воде, и других достопримечательностей, кроме этого, там больше не было.
На восточный берег южнее болота, где мы иногда собирали пиявок, я особо не ходил, потому что в этом не было никакой необходимости. Условия для рыбалки там были примерно такими же, как и на западном пляже, но в восточной части острова было гораздо меньше свободного от растительности пространства и очень много камней. Камни были самых разных цветов и размеров: от огромных булыжников до мелкого щебня. Подозреваю, что дно на расстоянии заброса спиннинга там так же было усеяно камнями, что значительно бы затруднило рыбалку, сильно увеличив количество дезертировавших со службы снастей, застряв в камнях.
В центральной части острова росли невысокие деревья, в основном ивы. Было и несколько диких яблонь. Среди густого кустарника встречалась жутко колючая ежевика, не раз ставшая причиной глубоких царапин на теле. В самом центре гордо возвышался один единственный дуб.
Глава 3
Рыбалка началась
Совершив недолгую прогулку по своим временным владениям, я вернулся к лодке и стал её разгружать, складывая весь багаж прямо посреди пляжа. Таким образом, любой необходимый мне инструмент всегда оказывался у меня под рукой.
Закончив с разгрузкой, я оттащил лодку подальше от воды и, приоткрыв клапаны обеих камер, немного ослабил в них давление, чтобы предотвратить повреждение лодки из-за расширяющегося на жаре воздуха. Теперь я мог приступить к самому главному – сборке снастей.
Освободив спиннинги от скреплявших их в двух местах шнурочков, я извлёк из общей связки отдельный небольшой чехол с подставками для прутов, которые обычно рыбаки называют рогачами. Раньше в качестве рогача использовалась обычная палка, очень напоминающая детскую рогатку, только с рукояткой, приблизительно метровой длины и без натянутой тетивы. Её втыкали в грунт, и на развилку опирали спиннинг. Современные рогачи выполняют ту же самую функцию, но представляют собой телескопическую алюминиевую трубку из двух секций, для удобства с одной стороны заострённую, а на другую сторону у неё посажена пластиковая рогатка. Высота такого рогача может регулироваться с помощь фиксирующего болта на стыке двух секций.
Я расставил пять рогачей вдоль всего пляжа, оставив в чехле ещё два. Три центральных предназначались для мощных трёхметровых фидеров, которые для меня являлись основными. По краям я ставил два небольших прута, которые использовал для ловли хищника на живца. Ещё один рогач мне был нужен для установки садка, когда я поймаю первую рыбу. И ещё один оставался в чехле запасным.
Следом за рогачами я выбрал из связки девять фидерных секций и собрал из них три длинных спиннинга. При сборке фидера важно проследить, чтобы направляющие кольца всех трёх секций выстроились строго в одну линию. Иначе трение лески будет сильнее, и совершить дальний заброс не получится.