Шрифт:
* * *
Далеко-далеко на юге есть чудесный край. Высокие горы, поросшие лесами, вздымаются там под самые небеса, а посреди гор широко раскинулась плодородная равнина. Весело течёт по ней, устремляясь к югу, полноводная река, а с горных склонов наперегонки сбегают неугомонные ручейки, словно соревнуясь, кто первым прискачет.
Тучные луга пестреют цветами. Хлебное поле колышется, будто волны морские гуляют на просторе. Деревья в садах сгибаются под тяжестью сладких плодов. Но больше всего в этом краю растёт винограда. Всю долину опоясывает кругом нескончаемое ожерелье виноградников. В их зелёных коридорах со всех сторон свисают миллионы виноградных гроздьев, сверху припекает
С незапамятных времён жили в долине трудолюбивые люди; они возделывали землю и подрезали виноградные лозы; селения этого народа, словно птичьи гнёзда, лепились по зеленеющим склонам. А на вершине гор, которые окружали долину, горделиво высились замки владетельных рыцарей.
В старину знатные рыцари нередко жестоко расправлялись с крестьянами, простой народ у них и пикнуть не смел, не то рыцари обрушивались на долину с окрестных утёсов, словно орлы, готовые растерзать всякого, кто попадётся в их железные когти.
Много-много лет тому назад в одном большом замке на высокой горе жил могущественный рыцарь. Звали его Рудольф-Рейнгольд Грозновзор. Однажды Грозновзор со своим войском нагрянул в долину, завоевал целый город и поработил его жителей; с тех пор они должны были не покладая рук трудиться на жестокого владетеля Фалькенштейна.
Поспеет по осени хлеб в поле, смелют люди зерно, навьючат на лошадей муку и везут наверх в замок много сотен мешков; созреет виноград, надавят из него вина — и вино тоже отправляют туда сотнями полных бочек.
Много лет так продолжалось, наконец все поняли, что дальше уж некуда терпеть; собрались люди и стали держать совет.
— Что же это делается! — сказал один старик. — Мы и пашем, и жнём, и муку мелем, а Грозновзор только ест наш хлеб и детей наших объедает.
— Что верно, то верно! — подхватил другой. — Стыд и срам, до чего дожили! Мы в поте лица растим виноград, подрезаем лозы, а как урожай поспеет, везём вино в Фалькенштейн, чтобы Грозновзор со своей ратью мог бражничать, а потом они спьяну да сдуру как раз и налетают на долину и нас же, мужиков, терзают, точно злые коршуны. Хватит уж, натерпелись!
— Хватит! Натерпелись! — закричали все в один голос.
И вот решили все сообща написать Грозновзору такое письмо:
«Довольно мы тебе послужили верой и правдой. Не хотим больше быть твоими подданными. Отныне, господин Грозновзор, ты уж сам себе как-нибудь промышляй пропитание, а из нашей долины никто не станет возить тебе ни мешков с мукой, ни бочек с вином».
Сказано — сделано. Долго ли письмо написать! Бургомистр составил грамоту и скрепил её большой печатью, на которой изображён был серп, перекрещённый большим боевым мечом. Заминка вышла, когда стали решать, кому идти в замок с письмом: все понимали, что посланцу головы не сносить, живым из Фалькенштейна не вернёшься.
Кого ни просили, все только отнекивались. Одному, оказалось, одеться не во что, у другого нога, как на грех, разболелась, третьему никак нельзя из дома отлучиться, четвёртый сказал, что пути не найдёт; словом, едва дошло до дела, у всех нашлись отговорки.
И вдруг кто-то возьми и скажи:
— А не послать ли нам мальчонку, Франца Йозефа?
Тут все обрадовались и закричали:
— Правильно! Лучше не придумаешь! Пускай Франц Йозеф отнесёт письмо.
Франц Йозеф был бедный мальчик, все его просто звали Франсиком. У этого мальчика не было ни отца, ни матери, ни сестёр, ни братьев; до двенадцати лет он рос в монастырской школе, где воспитывали сирот, а сейчас ему шёл уже тринадцатый год, и он начал сам зарабатывать себе на жизнь. Франсик был смышлёный мальчуган, и любое дело у него спорилось, поэтому все, у кого случалась лишняя работа, брали его в помощники. Надо землю вскопать на винограднике — зовут Франсика; затеет кто-нибудь дом строить — Франсик ему кирпичи подносит; хочешь весточку послать в деревню — Франсик мигом сбегает; некому за кучера сесть — Франсик на что! У него даже самая норовистая лошадь становилась послушной. Когда надо, он и младенца понянчит, пока мать в поле работает; умел он и шерсть чесать, и хмель перебрать, он и на похоронах за певчего, и на свадьбе за музыканта; словом, где не хватает работника, там всегда Франсик выручит. Руки у мальчика были умелые, ноги — быстрые, слово — надёжное, чего не надо, никогда не разболтает; за это все любили Франсика, и всегда для него находилась работа.
И вот пожаловал к Франсику сам бургомистр и объявил мальчику, что поручается ему от города важная служба: нужно, мол, сходить в замок Фалькенштейц и передать послание рыцарю Грозновзору. О том, что написано в этом послании, бургомистр не стал рассказывать, иначе Франсик сразу бы смекнул, что ему грозит смертельная опасность.
Конечно, все это прекрасно понимали, но рассуждали так: Франц Йозеф, дескать, сирота, без роду без племени, коли пропадёт, ну и что тут такого! Вот мы — совсем другое дело, у нас дома жены, дети малые, а бедных мальчиков сколько угодно на свете. Ну а коли понадобится помощник, стоит только кликнуть, и мигом другой вместо Франца сыщется.
Принял Франц Йозеф из рук бургомистра большой конверт, повертел его в руках да и спрашивает:
— А как быть с ответом? Надо ли ждать?
— С ответом как быть? — переспросил бургомистр. — Ответа, пожалуй, не потребуется.
— Так значит, надо только отдать письмо и можно сразу возвращаться? — спросил тогда Франсик.
— Можно! Как отдашь, так и дуй назад во все лопатки! — сказал бургомистр и с тем ушёл.
Надел Франсик башмаки на толстой подмётке, засунул в карманы два хлебца и фляжку с водой и спозаранку пустился в путь по дороге, которая вела в горы к замку Фалькенштейн. Замок виднелся высоко вверху на крутой скале, издалека он был похож на орлиное гнездо. С его башен как на ладони видны были три долины, на много миль протянувшиеся в разные стороны.
Дело было в августе, погода стояла жаркая, на безоблачном небе весело сияло солнце, и виноградные гроздья рдели в его лучах. Все подножие горы было сплошь занято виноградниками, и вначале путь Франсика лежал вверх но ступенькам, устроенным между каменных стен. На верхней ступеньке он обернулся, чтобы полюбоваться сверху на свой родной городок, озарённый солнцем. Ослепительной белизной сверкала монастырская церковь, и стрелки на башенных часах блестели так, словно были из чистого золота.
Но вот виноградники остались позади, дальше начинались горы. Сначала шли луга. Сено было уже убрано, и на покосе мальчику никто не повстречался. Миновав луг, он очутился на опушке каштанового леса. Отсюда все предметы в долине казались совсем маленькими. Домики, сараи и даже церкви — все было такое крошечное, что можно было подумать, будто это игрушки, разбросанные по зеленому ковру. Солнце палило все горячей, и мальчик скинул курточку. Тропинка все круче взбиралась в гору. Франсик взмок от жары, и ему захотелось пить. Тогда он присел под скалой, в тенёчке, и достал из кармана фляжку.
Утолив жажду, мальчик решил отдохнуть. Он растянулся на траве и, напевая песенку, стал помахивать сломанным по дороге прутиком. Вдруг в зарослях папоротника послышался какой-то шорох: глянул мальчик и видит, что сверху к нему спускается юркая ящерка. Сверкнув на солнышке гибким тельцем, ящерка замерла, уставясь на Франсика блестящими глазками.
— Какая хорошенькая была песенка! — сказала ящерица. — Спой, пожалуйста, ещё разок! Я просто без памяти люблю музыку.
— Изволь, если тебе угодно! — ответил Франц и снова спел свою песенку. А руку с прутиком спрятал от ящерицы за спиной.