Как много в этом звуке…
Шрифт:
— Прости, Ваня, но я не нашел здесь его признательных показаний. Он пишет то, что и все остальные. Пришел, погостил, выпил-закусил, расцеловал на прощание гостеприимного хозяина и ушел вместе с остальными своими приятелями. Из чего следует его признание в этом кошмарном убийстве… Ты утверждаешь, что он…
— Остановись, капитан. Остановись, — и Ваня выставил вперед раскрытую ладонь, как бы отгораживаясь от слов Зайцева, слушать которые у него не было никаких сил. После этого он сходил в угол к газовой плите и вернулся со сковородкой, в которой шипели в кипящем сале кружочки украинской колбасы. После этого он принес из морозилки покрытую инеем бутылку шведской водки «Абсолют». Сев и наполнив хрустальные стаканчики, да-да, те самые, так вот, наполнив их потрясающей шведской водкой, он поднял свой стаканчик, предлагая следователю чокнуться.
— За мудрость, капитан! И за
— Не возражаю, — хмуро согласился Зайцев.
— А теперь продолжим, — сказал бомжара, выпив до дна и закусив кружочком колбасы. — Я и не ожидал легкого разговора, поэтому могу спокойно выпить и за мудрость, и за справедливость. Вот четыре листочка, исписанные каждым кандидатом в убийцы своим почерком. В этих страничках есть лукавство, передергивания, смещение времени в ту или другую сторону. Но каждая страничка написана человеком, который находится в спокойном, уверенном состоянии — он чист. Ты можешь его подозревать, выдвигать против него обвинения, требовать признательных показаний… Но он чист. Никто из них никого не убивал.
— Продолжай, Ваня… Я внимательно тебя слушаю, — Зайцев наполнил стаканчики шведской водкой, настоянной на северной смородине.
— За истину, капитан! Несокрушимую и окончательную!
— Боже! Какие у тебя торжественные тосты! Нам бы до правды добраться, Ваня! До простенькой, серенькой, заскорузлой правды!
— Мы от нее в двух шагах, капитан. Вернее в двух словах, — Ваня отставил свой стаканчик на край стола, а к капитану придвинул страничку, исписанную Шустовым. — Посмотри, капитан, что там изобразил убийца. Слова дерганные, нервные, истеричные, можно сказать. А почерк! Посмотри, как отличается почерк главной строки от почерка, которым написаны остальные строки!
— А какая тут строка главная? — в полном недоумении спросил Зайцев.
— Та, ради которой мы с тобой затеяли всю эту писанину. Та строка, в которой он отвечает на главный вопрос — а что ты, уважаемый, делал в двадцать один час тридцать минут? Это время, когда остановились разбитые часы на руке Горшкова! Как раз в это время убийца втыкал нож в грудь гостеприимного хозяина. Посмотри на эту строку! То первые буквы несуразно громадные, то вдруг по размеру они ничем не отличаются от следующих… Ты что, не видишь — Шустов заполнял эту страничку в панике?! Можешь забрать эти странички себе — для отчета о проделанной работе. И начальство тебя похвалит, грамоту какую-нибудь вручит в торжественной обстановке.
Зайцев долго молчал, потом медленно сложил все пять листочков в одну стопку и сунул их в свою сумку. Потом так же медленно наполнил стаканчики оставшейся водкой и в упор посмотрел на бомжару. И спросил негромко:
— Ваня, а доказательства?
— Ха! — весело воскликнул бомжара. — А бремя доказательств, капитан, на твоих плечах. Ведь чему-то учили тебя в разных академиях! Устраивай обыски — может, этот Шустов такой придурок, что пожлобился сжечь свою рубаху, на которой осталось неприметное пятняшко крови! А детекторы лжи для чего придуманы? Эти полиграфы всякие? А может, кто-то из собутыльников не выдержит и сдаст тебе дружка своего разлюбезного? Или убийца сам расколется? Я свою работу выполнил — преподнес тебе преступника на блюдечке с голубой каемочкой. А, Катя! — обернулся бомжара. — Преподнес?
— Тепленького! — рассмеялась Настя.
— Ну что ж, — усмехнулся и Зайцев. — Тогда за твой ясный ум и веселый нрав этого подвала.
8 апреля 2013 года
«МЕНТ И БОМЖАРА»
Бомжара как символ справедливости
За Виктором Прониным давно закрепилось звание «народный мститель». Писатель уверен: его народные герои не творят самосуд. Они последовательно обращаются за помощью в милицию, прокуратуру, к властям — и везде получают отказ. Так, как правило, бывает в нашей нынешней жизни. Что остается? Смириться, стать хлипким изломанным спившимся старичком, ни на что не способным? Потерять навсегда свое человеческое достоинство? Стать быдлом, о чем и мечтают наши нувориши? Сколько раз мы видим по телевизору, как обнаглевшая дочка богатого чиновника сбивает насмерть людей и даже не выходит из машины — и оказывается невиновной.
В последних рассказах Пронина всегда присутствует не некий американизированный супермен, сверхгерой, а самый что ни на есть выходец из народа, например, простой, обыкновенный, самый взаправдашний бомж, взявшийся за восстановление порушенной справедливости в серии рассказов «Жил-был бомж…».
Книга состоит из тонких иронических детективных мистических
Впрочем, и сам писатель не похож на элитного автора детективов. Он тоже как бы — один из нас. И какой бы ни закручивался сюжет в рассказах из цикла «Жил-был бомж…», в отсутствие государственной справедливости, при нежелании власть имущих защищать интересы своего народа, на защиту приходят подчас самые обездоленные, придавленные вниз самой жизнью, и… восстанавливают справедливость — всамделишные, непридуманные народные мстители. Автор и в жизни не раз попадал в трудные ситуации из-за своей защиты справедливости, но веры в людей не теряет. Его друг, прекрасный русский писатель, автор философской прозы Юрий Козлов очень верно характеризовал его прозу: «Книги Виктора Пронина — это становление, борьба и в конечном счете победа красивых человеческих характеров». Творческое кредо писателя можно сформулировать так: любой человек в этой жизни имеет шанс стать героем, проявить свои лучшие качества, состояться как личность. Поэтому читателям так интересны его произведения… «Мы все глядим в Наполеоны, двуногих тварей миллионы», — заметил великий Пушкин. Одна из вечных тем мировой литературы — преодоление в себе «твари дрожащей». Виктор Пронин последовательно, с живейшим интересом исследователя показывает, как идет данный процесс, как незаметный, затюканный начальством или женой, забитый жизнью среднестатистический человек становится ЛИЧНОСТЬЮ. Причем побудительный мотив к этому во всех произведениях Виктора Пронина всегда один-единственный: ТОРЖЕСТВО СПРАВЕДЛИВОСТИ. А торжествует она, по мнению писателя, только тогда, когда герой готов пожертвовать ради нее жизнью.
Вообще, произведения Виктора Пронина — это блистательная коллекция типичных житейских ситуаций и жизненных коллизий. Отношения мужа и жены после десяти лет беспросветного супружества. Бунт детей против родителей. Дрянные, отравляющие жизнь соседи. Предательство тех, кто предавать не должен. Трусость храбрых и мужество малых сих. На фоне таких вот узнаваемых, близких каждому читателю ситуаций разворачивается действие пронинских рассказов… Виктору Пронину удалось сохранить упругость и цельность стиля, жизненную достоверность сюжетов и характеров. Многие хорошие русские писатели, такие, к примеру, как Сергей Алексеев, канули в бездну рынка, выдавая «на-гора» пресловутый «строкаж». Пронин держит планку, остается верным самому себе…
Вот и в цикле рассказов «Жил-был бомж…» главный герой — как бы один из нас. Житейские обстоятельства, как это часто бывает, заставили его продать квартиру, семьи уже у такого одинокого человека нет, работа тоже осталась в прошлом. Что остается? Грабить, убивать, действовать так же, как действовали его обидчики? Нет, до такого унижения наш герой не дойдет. Пусть он и живет где-то на свалке, в лачугах, но у него остается интерес к жизни. Остается ум математика, аналитика. Поначалу совершенно случайно помог простоватому, но вполне искреннему следователю расследовать дело, тем более что бомжара и сам что-то видел. Следователь оценил бесплатный дар, этого внимательного и дотошного помощника, и уже сам в сложных случаях обращается к бомжаре. Правда, помогая тому и где-то пристроиться, как-то наладить свою горемычную жизнь. Так что они и на самом деле — и по-человечески, и по-сыщицки — нужны друг другу. Бомжара как бы уже и не совсем таковой, если есть где жить, где спать. Следователь уже привыкает к нему, и просто не может обойтись без его помощи. Как бы внимательно он ни всматривался в место происшествия или в труп жертвы, заметить какие-то вроде бы невидимые, неприметные детали он не в состоянии. А следователь привык уже быть на хорошем счету, уже прославился раскрытием обычно нераскрываемых преступлений. И ему без бомжары, как бы он над ним ни подтрунивал, не обойтись.