Как много в этом звуке…
Шрифт:
— И ножа не нашел. А он может оказаться орудием убийства.
— Это ты верно подметил, — кивнул Зайцев. — Видимо, убийца прихватил нож с собой, чтобы не оставлять следов.
— Он правильно поступил, — Ваня щедро плеснул себе в стопку шведской водки «Абсолют». — На ноже всегда остаются следы. Отпечатки пальцев и эти, как их… И другие. Ты и без меня знаешь. А о водке не печалься, у меня такое ощущение, что хозяину она больше не понадобится. Он свое уже выпил.
Зайцев долго молчал, нервно барабаня пальцами по столу.
—
— Капитан, а ты ведь прав. Прогуляюсь, — и Ваня, плотно завинтив серебристую крышку на горлышке бутылки, сунул ее в наружный карман куртки. В другой карман он опустил оба стаканчика.
— Не многовато будет? Спозаранку-то?
— Не себе, капитан. Все для дела. Ты бы заглянул ко мне вечерком, а?
— Неужто мыслишка забрезжила? — с надеждой проговорил капитан.
— А ты все-таки загляни… Чего не бывает!
Бомжара вышел на крыльцо, постоял, привыкая к яркому свету. Потом присел на ступеньку, огляделся. И увидел то, что хотел увидеть, — темную фигуру женщины в беседке, которая стояла невдалеке в зарослях кленового кустарника. Когда-то у этой беседки были лучшие времена — за ней ухаживали, по весне подкрашивали, обновляли ступеньки, латали крышу… Все это оказалось в далеком прошлом. Сейчас это было бестолковое, прогнившее сооружение, которое могло рухнуть от снега, от дождя, от ветра, от неосторожного движения случайного посетителя… И у пожилой женщины, которая просиживала в этой беседке целыми днями, тоже все было в прошлом. Никто к ней не приходил, даже в беседку никто не заглядывал, и она ни к кому не ходила — вымерли все ее и друзья, и подруги.
Хотя нет, вру. Ваня ее навещал, никогда не проходил мимо молча, не произнеся ни слова. Вот и сейчас он вошел в беседку, осторожно ступая по подгнившим доскам, и сел напротив женщины.
— Прекрасная погода, не правда ли, Марья Николаевна? Как протекает жизнь?
— Хх, — усмехнулась женщина. — Никак жизнь не протекает, Ваня. С некоторых пор жизнь вытекает. Как из дырявого ведра.
— Понял. А не хлопнуть ли нам по рюмке водки?
— Охотно! — ответила женщина, и что-то шалое, из далекого-далекого прошлого промелькнуло в ее глазах.
— Вот это по-нашему! — обрадовался Ваня и водрузил на щелястый столик почти полную бутылку шведской водки «Абсолют». Из другого кармана он вынул два хрустальных стаканчика и несколько черных маслинок. Стаканчики Ваня тут же наполнил водкой, с маслин сдул прилипшие в кармане крошки и посмотрел на женщину не просто радостными глазами, а даже будто бы счастливыми. Водку Марья Николаевна выпила легко и до дна. Отставив стаканчик, взяла двумя пальцами маслину, повертела ее перед глазами.
— Теперь, когда у меня спросят, была ли когда-нибудь в ресторане, я знаю, что отвечать.
— Мужика убили, — бомжара кивнул в сторону подъезда, из которого только что вышел.
— Да, я видела их вчера.
— Кого?
— Ну, тех, которые убили. Они вначале, вроде, не собирались его убивать… Вчетвером выходили на балкон, смеялись, покуривали, хлопали друг друга по плечам… А потом что-то у них пошло не так… Они и раньше к нему приходили, к нашему соседу, но чтобы вот так… А может, это и не они… Мы еще по глоточку?
— А что, к нему еще кто-то приходил? — Ваня снова наполнил стаканчики.
— Ну да… Когда эти трое ушли, к нему вскорости… Через полчаса или через час… Пришли еще двое, но тут же ушли. И это… Морды прятали.
— Это как?
— Отворачивались все время, то один кепку поправит, то второй шарф повяжет… Чтобы лица не было видно. Но этих двух я раньше не видела.
— Будем живы, Маша! — бомжара поднял свой стаканчик.
— Бог даст, будем.
Вечером бомжара не дождался капитана. Он и на крыльцо выходил, и на улицу выглядывал, и к троллейбусной остановке прошелся. Не было капитана и на следующий вечер.
— Видимо, обошлись без тебя, — сделала вывод Настя.
— Видимо, — согласился Ваня. Но, похоже, обиделся. Дескать, мог бы заскочить Зайцев на пару слов. Ну а раз нет, то и нет. Перебьемся. Не впервой. Такие примерно слова произнес бомжара, но не вслух, упаси боже! Мысленно произнес.
Появился Зайцев на третий вечер.
— Дико извиняюсь, — сказал он еще у двери и, пройдя в комнату, поставил на стол чекушку.
— Судя по емкости, убийца в бегах, — негромко проговорил Ваня.
— Но зато задержаны пять кандидатов в убийцы, — проворчал капитан.
— Многовато, — усмешливо отозвалась из своего угла Настя.
— Понимаешь, Ваня, случилась накладка, — капитан придвинул к столу табуретку, открыл чекушку, разлил водку в два больших граненых стакана. — Я все управление поставил на ноги. Первых трех гостей потерпевшего, Горшков его фамилия, мы вычислили уже к вечеру.
— Я бы мог вам назвать их утром, — пожал плечами бомжара. — Они в одной конторе работают.
— Виноват, — капитан прижал ладони к груди и склонил голову. — Виноват. А другие два, которые попозже пришли, оказывается, сидели в одном лагере с Горшковым.
— Старый друг лучше новых двух, — отозвался бомжара, отхлебнув из стакана.
— И ты знаешь, что мне говорит эта великолепная пятерка?
— Знаю, — бомжара разлил в стаканы остатки водки.
— Ну?!
— Первая троица в один голос твердит тебе, что они ушли, оставив хозяина хотя и поддатым, но в румяном и веселом состоянии. У него еще было что выпить и чем закусить. А лагерные дружки клянутся, что нашли Горшкова в луже крови и поэтому в ужасе сбежали из этой нехорошей квартиры.