Как мы жили в СССР
Шрифт:
В общем, получается, что даже представители высшей советской номенклатуры не упускали возможности отовариваться за рубежом, восполняя нехватку приличных отечественных товаров. Тем более к данному способу решения проблемы дефицита вынуждены были прибегать простые люди, дополняя таким образом способы добычи дефицита, о которых говорилось выше.
Знатоки хорошо себе представляли, что и где следует приобретать с наибольшей выгодой. Анатолий Рубинов, много лет писавший статьи о проблемах отечественной торговли, обобщил представления советских людей об успехах социализма в Восточной Европе.
В Югославии дешевый мохер, в Болгарии
Я первый раз оказался за рубежом в 1977 году – еще школьником, с родителями. Поездка была на 16 дней – Румыния, Болгария. Папа с мамой знали, что из Болгарии можно привозить недорогие ковры. И парочку купили, благо рабсила (в моем лице) была бесплатной. Помню, как гордо шел я по Варне, рассекая толпу, со здоровенным рулоном на плече: расступись, народ, «старший брат» следует. И болгарские «братушки» вежливо уступали дорогу. Примерно так же, наверное, как уступали чехи в 1968 году дорогу советским танкам.
Болгария с Румынией, в общем-то, считались бедными странами. Настоящий шопинг шел в других местах. Сотрудник ЦК Черняев, объездивший по долгу службы чуть ли не весь мир, полагал, что столицы Чехословакии и Венгрии беднее товарами, нежели Париж, Лондон и города ФРГ. Но при этом считал, что контраст с Западом все же гораздо меньше, чем контраст между Прагой и Будапештом, с одной стороны, и Варшавой, Москвой и Софией – с другой [Черняев 2008: 289, 305].
Впрочем, что и где покупать, знали многие. Сложнее было решить, на какие деньги. Рядовой турист мог обменять у государства на иностранную валюту лишь фиксированный (относительно небольшой) объем советских денег. Свободного рынка валюты тогда не существовало.
Для того чтобы привозить необходимые товары из стран социализма, советские люди уже в 1970-х активно приступили к спекуляции. Вывозили в большом количестве то немногое из отечественных товаров, что было конкурентоспособно (в первую очередь фотоаппараты), продавали за гроши (конкурентоспособность именно в дешевизне и состояла), но затем на эти «гроши» могли приобрести много вещей, которые за большие деньги реализовывались в СССР. Один путешественник в мемуарах вспоминает, как ехал с такими «челноками» на поезде в Венгрию. При пересечении границы в городе Чопе их нещадно шмонали таможенники, откуда и произошла модификация старой поговорки. Теперь она звучала так: «Не говори „гоп“, не проехав Чоп» [Розенталь 2000: 271].
Другой случай добычи валюты описала в мемуарах балерина Майя Плисецкая. На гастролях в Италии к ней был приставлен специальный сопровождающий (помочь в пути, в отеле, деньги пересчитать, от докучливых поклонников оградить). Помогать этот парень особо не помогал, зато активно занимался реализацией большого числа баночек черной икры, провезенных через таможню по специальной справке, выданной Министерством культуры. Когда сей ответственный товарищ возвращался в Россию, через специальный дипломатический выход он пер одиннадцать громоздких коробов почти в человеческий рост. Обычно в таких коробах ввозилась дефицитная импортная видеотехника [Плисецкая 2008: 264–266]. Судя по всему, этот «челнок» под государственным прикрытием делился доходами с теми, кто посылал его в такие поездки и снабжал необходимыми документами.
Плисецкая вспоминает также популярную в актерской среде московскую предпринимательницу Клару, ходившую по домам с огромной сумкой, вмещавшей в себя целый гардероб. Там лежали платья обычные и вечерние, пальто, пелерины, туфли, кофты, нижнее белье, сумочки… Клара была торговой посредницей между женами советских дипломатов, регулярно скупавшими в большом количестве дефицитные вещи на солидную зарплату своих мужей, и актерами, никогда не выезжавшими за границу, но желавшими одеваться соответственно своей профессии [там же: 206–207]. Некоторые актеры, правда, регулярно бывали на зарубежных гастролях и тоже скупали в большом количестве товары – как для себя, так и для последующей перепродажи на родине. Танцовщик Владимир Шубарин видел за рубежом, как один мощный советский хорист, неся огромный тюк только что приобретенного тюля, протаранил стеклянную дверь отеля. Через пару дней вставили новое стекло, и этот же человек умудрился вновь разнести его на осколки [Шубарин 2007: 94].
Для зарубежных отелей советский гость вообще был бедствием. Артисты получали на руки лишь малую часть тех денег, которые Советское государство выручало от концертов. Некоторые вообще ничего не получали и вынуждены были экономить на грошовых суточных («шуточных»), которые им выдавало государство на прокорм. Деньги тратили на покупку дефицитных товаров, а кормились консервами, копчеными колбасами и плавлеными сырками, привезенными из СССР. Когда кончались консервы, скупали дешевые полуфабрикаты, а то и корм для собак.
Между двух стиснутых казенных гостиничных утюгов аппетитно жарили собачьи бифштексы. В ванной в кипятке варили сосиски. Из-под дверей по этажам начинал струиться пар. Запотевали окна. Гостиничное начальство приходило в паническое смятение. От дружно включенных кипятильников вылетали пробки, останавливались лифты [Плисецкая 2008: 256].
Несчастный артист – гордость советской культуры – часто боялся пойти в кафе:
«Не могу, кусок застревает, — признавался один из таких бедолаг. — Ем салат, а чувствую, как дожевываю ботинок сына» [Плисецкая 2008: 256–258].
Впрочем, порой трагизм «съеденного ботинка» оборачивался полушутливым тоном: «Один сувенир съел на завтрак, другой – на ужин» [Соснов 2023: 92].
А вот картинка из воспоминаний Галины Вишневской:
Когда наш советский авиалайнер спускался на чужую землю, из него вываливалась ватага, всем своим видом напоминающая цыганский табор: мешки, сумки, набитые до отказа кастрюлями, электроплитками, продуктами, сухарями, консервами и прочим, вплоть до картошки. Задача у труппы была четкой и ясной – не больше одного доллара в день на еду, – и выполнялась она свято. Поэтому, когда Большой театр приехал в 1969 г. на гастроли в Париж, из отеля недалеко от Оперы, куда всех поселили, пахло щами и луком на весь бульвар Осман. Через несколько дней оттуда сбежали постояльцы [Вишневская 1994: 304].
Самым известным «кулинаром» среди артистов считался Спартак Мишулин (Саид из «Белого солнца пустыни», пан Директор из «Кабачка „13 стульев“» и т. д.). В своем номере он тщательно закрывал все шторы, клал асбест для изоляции, а затем с помощью сухого спирта разжигал в санузле костер, на котором варил, к примеру, уху из консервированной сайры [Поюровский, Ширвиндт 1994: 136–137].
Чтобы артисты не обессилели с голодухи, гостеприимным хозяевам приходилось порой устраивать что-то вроде походно-полевой кухни, куда обязаны были ходить все участники гастролей. Наверное, подобная ситуация гораздо больше говорила иностранцам о «величии и мощи Советского Союза», нежели добытые ЦРУ разведданные о числе наших ракет и ядерных боеголовок.