Как написать сочинение. Для подготовки к ЕГЭ
Шрифт:
Специфическое, «индивидуальное» использование цвета – характерное для всей поэзии начала XX века явление. Если у Блока «синий» – цвет разлуки, печали, недостижимости счастья, то в поэзии Есенина он почти всегда предметно закреплен, более конкретен. Смысловые ассоциации «синих» цветовых определений у Есенина – молодость, полнота светлых чувств, нежность.
«Обаяние и тайна есенинской Руси – в тихо лучащемся отсутствии» (Л. Аннинский).
Разумеется, Россия Есенина, так же как и Россия Тютчева, Некрасова, Блока, – это лишь поэтический миф. Для молодого Есенина она – воплощение рая. Однако постепенно этот образ осложняется. Примечательны переклички есенинского образа Руси с блоковской Россией. У обоих поэтов рядом с «Россией-тайной», «светлой женой» – другая, «гугнивая матушка Русь», гулящая, нищая и бесприютная:
Сторона ль моя, сторонка,Горевал полоса…Только лес, да посолонка,Да заречная коса…<…>Оловом светится лужная голь.Грустная песня, ты – русская боль.Но, вопреки всему, чувства лирического героя неизменны: «Тебе одной плету венок, / Цветами сыплю стежку серую» и «…не любить тебя, не верить – / Я научиться не могу».
В стихотворении «За темной прядью перелесиц…» лирический герой прямо отождествляет себя с родиной:
И ты, как я, в печальной требе,Забыв, кто друг тебе и враг,О розовом тоскуешь небеИ голубиных облаках.Это очень показательные строки. Две России – «земная» и «небесная» – уживаются в душе поэта, хотя его тоска – о голубой Руси, небесном граде Китеже. Лирический герой Есенина – «вечно странствующий странник», «в лазурь уходящий». А родина потому и любима смертной любовью, что она – оставленная. Мотив покинутого отчего дома – один из ведущих в лирике Есенина.
В качестве специфических черт лирического героя есенинской поэзии обычно выделяют следующие:
– максимальная приближенность биографии героя к биографии автора (автобиографические мотивы – в основе большинства стихов Есенина);
– естественность тона, исповедальная открытость лирического героя («стихи – письмо от Есенина», – определял эту особенность Ю. Тынянов);
– ощущение героем кровной, смертной связи со всем живым в мире («понятен мне земли глагол»);
– открытость героя миру, благодарное его приятие, но при этом – тоска о «нездешних нивах» и о «той, что в этом мире нет».
Послеоктябрьская
«Последний поэт деревни». Несмотря на необыкновенную цельность есенинского художественного мира, на протяжении творческого пути поэта стиль его «словесной походки» менялся. «В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал все по-своему, с крестьянским уклоном», – писал поэт в автобиографии («О себе», 1925 г.). «Крестьянский уклон» заключался в том, что Есенин, как и другие поэты, писавшие о крестьянстве (Н. Клюев, П. Орешин, С. Клычков), ожидал от революции освобождения крестьян, превращения России в великую Крестьянскую Республику – благословенную страну Хлеба и Молока. В 1917–1919 гг. Есенин, почти перестав писать лирику, создает цикл революционных поэм: «Иорданская голубица», «Небесный барабанщик», «Инония» и др. – «Новый Завет новой мужицкой эры». Однако очень скоро стало ясно, что ожидания Есенина не оправдались. Весной 1920 г. в Константинове (поездки на родину обычно бывали «урожайными» на лирику) Есенин пишет единственное стихотворение – «Я последний поэт деревни…»:
Я последний поэт деревни,Скромен в песнях дощатый мост.За прощальной стою обеднейКадящих листвой берез.Если бы мы не знали наверняка, что стихотворение написано ранней весной, когда лист на деревьях едва проклевывается, если бы не было доподлинно известно, что написано оно в Константинове, где нет никаких мостов, – его вполне можно было бы принять за зарисовку с натуры. Но это не пейзаж, а созданный средствами пейзажной живописи образ прощания и с вымирающей – деревянной – деревней, и с ее последним поэтом – еще живым, но уже почувствовавшим, что время его миновало:
Не живые, чужие ладони,Этим песням при вас не жить!Только будут колосья-кониО хозяине старом тужить.Будет ветер сосать их ржанье,Панихидный справляя пляс.Скоро, скоро часы деревянныеПрохрипят мой последний час!Есенин будто заказывает панихиду по дорогому его сердцу обреченному миру, сам ее в одиночку «справляет», и делает это именно в том Храме, где богослужение можно совершать в любой час и на всяком месте – в храме Природы. Через традиционный для его поэзии «древесный» образный знак («все от дерева – вот религия мысли нашего народа», – считал поэт) выражает он свою самую глубокую боль. Это боль от погибели того быта, где все связано с «деревом», а главное – от вымирания рожденного этой «религией» искусства. Поэтому «скромный» мост, который «последний поэт деревни» строит в песнях, – это «дощатый», из дерева слаженный мост. Поэтому и знаком гибели становится хрип «деревянных» часов луны. Поэтому и служки храма – деревья, «кадящие» осенней листвой. И даже необходимая в обряде поминального действа свеча, как и все, что сплотилось в обреченном протесте против неживых ладоней железного гостя, – свеча живая, из телесного воска сотворенная:
Догорит золотистым пламенемИз телесного воска свеча,И луны часы деревянныеПрохрипят мой двенадцатый час.Есенин стал «последним поэтом» не только деревни, но и всей Руси уходящей, той Руси, миф о которой существовал на протяжении веков. «Мне очень грустно сейчас, история переживает тяжелую эпоху умерщвления личности как живого» (из письма Есенина, август 1920 г.).