Как пал Дийнавир
Шрифт:
Во дворе царила неразбериха: люди и лошади метались, ошеломленные этим неожиданным и жутким чудом. Треллен, пришедший в себя одним из первых, наконец обуздал своего коня и во все глаза смотрел на то место, где только что виднелся проем и белела в темноте каменистая дорога. Сейчас там была глухая стена.
– Это камень, господин! – крикнул сотник Маргоник, правая рука Треллена во всех делах. Как ни старался, он не смог полностью овладеть собой, и в его голосе слышались истерические нотки.- Ворота теперь из того же камня, что и стены. Дийнавир заперт изнутри и снаружи!
Треллен, побелев больше от гнева, чем от ужаса, обернулся, ища глазами племянника. В открытом, невзирая на осеннюю прохладу, слабо освещенном окне башни маячила долговязая фигура.
– Будь ты проклят! –
– Не могу! – ответил волшебник. Его слова странным образом услышали и поняли решительно все, несмотря на испуганное ржание лошадей и взволнованные восклицания. Казалось, что его голос проникал даже в самые отдаленные уголки Дийнавира. – Это было необратимое заклинание. Обратимые требуют гораздо больше времени, а вы не дали мне ни одного лишнего мгновения. Простите, мой господин! Я сделал это для блага нашего дома.
– Твое "благо" может слишком дорого нам обойтись, – сквозь зубы процедил Треллен, и его тоже слышали, если не все, то многие. – Я хотел бы, чтобы в тебе не текла кровь Дийнастинов!
– Ни ваше, ни даже мое собственное желание ничего не могут тут изменить.
Хозяин Дома на Перевале скрипнул зубами и бросил яростный взгляд вокруг.
Но ворота были навеки заперты, а его люди слишком потрясены увиденным, и ему ничего не оставалось, как отступить. К тому же, он, сам не зная почему, теперь ощущал в голове странную пустоту, как будто сильный хмель выветривался из него, унося азарт и оставляя недоумение.
Глава III
Стемнело, и возбуждение, державшее волшебника на ногах весь конец дня, спало. Молодого мага бил озноб. Зрение полностью восстановилось, но глаза сильно болели, и для излечения Владену пришлось прибегнуть еще к паре заклинаний, что тоже далось неожиданно трудно. Сегодня он впервые столкнулся с тем, как откликается Дийнавир на применение серьезной магии, до этого ему случалось использовать только мелкое бытовое волшебство, которое не требовало ни большой затраты сил, ни особой защиты. Мощь источника силы, скрытого в Доме на Перевале, удивляла и была небезопасна. Кроме того, Владен больше не мог надеяться на то, что в Ааре его недооценивают.
Теперь приверженец Ночи точно знает о том, что в крепости на границе находится сильный маг, и наверняка будет вдвое пристальнее следить за соперником. Волшебник откинулся в кресле, прищурился и огляделся сквозь полуопущенные ресницы. В воздухе не было тончайших черных нитей, как он ожидал, и все же что-то ему не нравилось. Больше всего настораживала вялость, навалившаяся в последние час или полтора, когда он понял, что никто не придет за ним по приказу Дийнастина-старшего и никаких разбирательств между ним и Трелленом не будет. Он несколько раз ловил себя на том, что дремлет помимо воли, с усилием просыпался… Огонь в очаге прогорел, в лампе, которую он зажег, почти не сознавая, что делает, заканчивалось масло.
Волшебник поднялся. Больше всего ему хотелось лечь в постель и провалиться в сон, а проснуться уже далеко отсюда – в домике Куллинена, над которым и сейчас еще шелестит осенняя листва. Тоска по кленам, алеющим высоко в небесной синеве, по ласковым волнам прибоя, лижущим песчаный берег, к которому ведет длинная дубовая лестница, была такой пронзительной, что он… снова проснулся и обнаружил, что дремал стоя у окна, опершись локтями на подоконник и уткнувшись лбом в частый переплет. Владен резко выпрямился и снова огляделся. Свет лампы мигал, и нужно было спуститься вниз, чтобы самому раздобыть дров, масла и еды. Никто в этот раз не принес ему ужин: скорее всего, слуги были слишком напуганы, и теперь вместо настороженности он внушал многим страх. С другой стороны, волшебник мог быть совершенно уверен, что никто не посмеет мешать ему, если он сам войдет в кухню за провизией. Правда, ужин давно закончился, и могло статься, Владена ждали пустые вертелы и остывшие котлы… А снова прибегать к магии не хотелось.
Он спустился и пересек двор, не встретив ни души. Это показалось ему странным, потому что время было еще не позднее. Зато во всех окнах усадьбы горел свет, и временами Владен замечал внутри быстрое мелькание теней. Одна из них то приближалась к окну, то отдалялась от него, как будто кто-то взволновано мерил шагами комнату, в которой Треллен обычно обсуждал с управляющими хозяйственные дела. Судя по фигуре, это был не Дийнастин-старший, а кто-то из его военачальников.
Волшебник миновал большой двор. От окаменевших ворот все еще несло холодом, хотя раздражающего запаха, обычно сопровождавшего такого рода превращения, в воздухе уже не чувствовалось. А вот сладковатая, похожая на привкус лекарства горечь еще была, только как будто слегка изменила оттенок… Владен вздернул подбородок, окончательно стряхнул с себя оцепенение и вошел в просторную кухню. Он пробрался к огромному, едва тлеющему очагу, зажег от углей факел и осмотрелся. Его удивило, что и здесь пустынно, а остатки трапезы обильны, как будто отец и его люди были слишком подавлены неудачей, чтобы как следует поесть. Пожав плечами, волшебник взял большую деревянную миску и потянулся к вертелу, на котором, нелепо растопырив ножки, стыли цыплячьи тушки. Одновременно он, по привычке, оглядывал гулкое, казавшееся сейчас неприветливым помещение.
Ему почудилось, будто в одном углу тьма сгустилась больше, чем в других. Владен оставил еду, подхватил факел и двинулся туда. Ему казалось, что он шагает широко и стремительно, но цель приближалась медленно, словно он спал и видел дурной сон. Потом вдруг темнота резко отпрянула, обнажая старую штукатурку, под ногами что-то коротко прошуршало, в колеблющемся свете факела он разглядел удирающую крысу… И снова наступила тишина. Ничего там не было, в том углу, кроме странного пятнышка на стене. Владен поднес к нему факел. Значок был крошечный, но волшебник сумел разглядеть его и глубоко вздохнул. "Халлиноба", "поражающая основание". Ему еще ни разу не доводилось видеть ее в действии, а Куллинен, по его собственным рассказам, столкнулся с ней лишь однажды, в юности, – в осажденном войсками Аара семиреченском городе, который вскоре пал. Этот город сопротивлялся очень долго, а потом каменный фундамент домов начал крошиться, будто источенное червями дерево, стены покосились и осели. Перепуганные жители выбегали на улицы, но это не было обычной паникой, возникающей при природном бедствии или нападении врагов. Это было настоящее безумие, словно и в людях что-то вдруг надломилось, разрушилось. Куллинен ускользнул из города: он тогда еще не был сильным магом и не мог его спасти…
Владен смотрел на крошечного чернильного паучка на стене, и под его взглядом тоненькие, тоньше волоса, лапки вдруг начали исчезать, как будто невидимая рука стирала их на глазах у волшебника. Потом исчезнувший значок вновь стал проявляться, и Владен увидел того, кто его нанес. Разумеется, это был не сам владыка Аара, а всего лишь один из его подручных магов, не из самых лучших, поскольку заклинание не требовало большого искусства. Оно было наследием древнего полузабытого народа, магия которого оказалась большей частью утрачена. По странному стечению обстоятельств, лучше всего сохранились именно проклятия вроде "халлинобы". Чтобы успешно пользоваться ими, требовалось только достаточно мощное напряжение воли, поэтому с простейшими из них, раздобыв нужную формулу, могли бы справиться даже деревенские знахари и ярмарочные шарлатаны. Самым неприятным в этих проклятиях было то, что при освобождении от них затрачивалось намного больше усилий, чем при их наложении.
– Итак, ты тоже решил проявить себя, – сказал Владен, глядя за спину вызванному из недавнего прошлого призрачному противнику. Тот не мог слышать его, рисуя на стене значок, но в глубине темноты, из которой он явился сюда, был еще кто-то – кто мог. Темнота вибрировала, переливаясь блестящими чернильными оттенками от золотисто-фиолетового до иссиня-черного, и в ее ответном молчании ясно читался враждебный, болезненный интерес.
– Ты завоевал половину нашего мира, а все не избавился от пристрастия к дешевым ученическим трюкам. Разве твое войско недостаточно сильно, чтобы сокрушить эти стены? Тебе известно, что этот дом оставлен небесным покровительством: ведь ты сам приложил к этому руку…