Как Париж стал Парижем. История создания самого притягательного города в мире
Шрифт:
Из свидетельств становится ясно, что представления на мосту во многом напоминали современную «стенд-ап камеди», то есть юмористическое выступление артиста разговорного жанра. Некоторые из исполнителей обретали такую популярность, что их «произведения» издавались как в виде дешевых памфлетов, предназначенных для широкой публики, так и в виде относительно дорогих томов, рассчитанных на более состоятельных покупателей.
Парижане собирались на Пон-Нёф, чтобы посмотреть представления, которые устраивались на импровизированных сценах. Эти аристократы превратили свои кареты в персональные ложи
Как говорил актер Анри Легран, выступавший под сценическим именем
Тюрлюпен создавал истинно народное искусство, отчасти сердитое, отчасти веселое. В своем самом известном политическом выступлении он обращался напрямую к королю. Его речь была направлена против – что может быть логичнее? – соблазнов большого города. Один из его монологов содержал зловещее предупреждение, о том же самом говорили и прогрессивные философы и экономисты вплоть до революции 1789 года: непосильные налоги заставляли французских крестьян бежать из провинции в «изобильный», как им казалось, Париж. Но, очутившись здесь, они не могли найти работу, и вместо того, чтобы «делать вино», как у себя в деревне, становились ворами и попрошайками.
Автор, изобразивший на данном полотне артистов, возможно, представлял себе самых знаменитых уличных актеров, труппу Табарена и Мондора (это сценические имена братьев Антуана и Филиппа Жираров). Они сложились как команда, когда Табарен выступал в качестве помощника лекаря-чудодея, а попросту шарлатана Мондора. Такие знахари, называвшие себя «хирургами», частенько стояли на мосту, предлагая прохожим мази и зелья, которые, по их заявлениям, помогали от всего на свете. (Как заметил один иностранный гость, «они могут заставить вырасти обратно выпавшие зубы, исцелить неизлечимые болезни, отбелить кожу и избавить от морщин».) Свои снадобья они продавали с шутками и прибаутками, а когда поняли, что это привлекает зрителей, стали одеваться как доктор и Пьеро и выручать деньги не только за помады, но и за остроты.
Среди звезд Пон-Нёф выделяется фигура невероятной трогательности, чей талант так и льется со страниц, – большая редкость, когда читаешь записи чьей-то импровизации, которой исполнилось уже несколько сот лет. Филиппо, слепой певец и поэт из области Савойя, называл себя «Орфеем Пон-Нёф». Его песни отличаются той же остроумной игрой слов и непринужденным обаянием, что и произведения Кола Портера. А такие комики, как Гро-Гийом, или Большой Гийом (настоящее имя Робер Герен) или Готье-Горгиль (Герю де Флешель), предвосхитили появление вызывающе-непристойных текстов современных рэперов.
Уличные актеры вносили свою лепту в заторы на Пон-Нёф, но все же гораздо больше им способствовало еще одно городское развлечение, привлекающее на мост толпы людей: шопинг. Как только сооружение моста было завершено, туда потянулись торговцы. На уличном рынке можно было найти безделушки и украшения, модные аксессуары и самые красивые букеты во всем Париже, которые продавали bouqueti`eres, или «цветочницы с Пон-Нёф». Каждому торговцу отводилось минимум пространства для самого необходимого: столика, дорожного сундука и навеса, растянутого над разложенными товарами. Многие использовали переносные лотки, которые они расставляли в центральной части моста и на тротуарах. Первыми лавку открыли продавцы книг; вскоре на мосту было уже по меньшей мере пятьдесят книжных точек. В 1619 году появилось еще несколько лавок, они располагались на набережной поблизости. Эти небольшие прилавки, которые крепились к парапету моста и складывались каждый вечер, стали прообразом нынешних книжных магазинов на берегах Сены. Выбор книг был весьма широк, и современники говорили, что Пон-Нёф открывал парижанам доступ к самой большой публичной библиотеке в мире.
Богатые покупатели, толкавшиеся на мосту, внимание которых отвлекало все сразу, от бродячих актеров до мешавших проходу овец, становились легкой жертвой для уличных воришек. В толпе можно было незаметно стянуть деньги или стащить какой-нибудь небольшой, но дорогой предмет, вроде карманных часов. Тем не менее эти весьма типичные случаи краж почти не упоминались в прессе XVII века. Вместо этого Пон-Нёф быстро приобрел репутацию места, где совершались преступления специфического рода, а именно воровство одежды – в особенности мужских плащей.
В периодических изданиях и путеводителях, мемуарах и романах – везде Пон-Нёф ассоциировался с кражей manteau – плащей. Согласно изложенным там историям, если человек заходил на мост в своей лучшей одежде,
Подобные преступления актуальны только во времена, когда качественная и модная одежда имеет особую ценность, – именно так оно и было в Париже XVII века. Например, в апреле 1672 года зять маркизы де Севинье спросил ее, нельзя ли ему сшить в Париже «красивый justaucorps» (камзол). Следует учесть, что вышеупомянутый зять был графом и правителем одной из самых крупных провинций Франции, да и сама маркиза, хоть и не являлась расточительницей, принадлежала тем не менее к высшей аристократии и была прекрасно знакома с большими тратами состоятельных парижан. Однако отреагировала она весьма резко. О чем он думает? Разве он не понимает, сколько это будет стоить? («Между семьюстами и восемьюстами ливрами».) И разве что-то случилось с тем «очень красивым камзолом», который у него уже есть? Основная мысль маркизы была более чем понятна: человек нуждается только в одной вещи подобного рода, и следует ходить в ней «до тех пор, пока она не износится вконец».
Несмотря на все опасности, парижане, заполучив дорогой новый наряд, были не в состоянии устоять перед искушением «прогулять» его там, где его могла увидеть самая большая толпа: «на большой сцене Пон-Нёф». Впрочем, если верить свидетельствам того времени, женщины рисковали меньше. Грабители в основном срывали у них с плеч косынки, которые дамы носили на людях, чтобы прикрыть декольте. Хотя и эти предметы туалета стоили достаточно дорого – это было все равно что сегодня украсть платок Herm`es, – но все же их было не сравнить с manteau, то есть, согласно определению словаря того времени, «одеждой, которую мужчины набрасывали на плечи, когда выходили на улицу». Как показано на этой картинке конца XVII века, на плащ шло много ярдов дорогой материи. Также они часто украшались искусно сплетенными шнурами, которые должны были поблескивать, если дворянин эффектно взмахивал плащом. Маркиза де Севинье пришла в ужас при упоминании о новом justaucorps; мысль о втором manteau привела бы ее в панику.
Сдернуть кусок ткани, обмотанный вокруг плеч, было достаточно просто – отсюда произошли французские термины, обозначающие воров, специализирующихся на таких кражах: tire-laines и tire-manteaux, дословно «стаскиватели шерсти» или «стаскиватели плащей». Затем открылся Пон-Нёф, и парижане почувствовали, что необходимо новое слово, чтобы отметить волну преступлений, буквально накрывшую город.
Слово «filou», которое в современном французском относится к любого рода жулику или темной личности, возникло в начале XVII века и имело вполне конкретное значение: «вор, крадущий мужские плащи ночью», «vole les manteaux la nuit». Их местом был Пон-Нёф. В обиход вошло выражение Pon Neuf filou, «вор с Пон-Нёф»; также этих жуликов называли avant-coureurs du Pon Neuf, «предвестниками Пон-Нёф» (что означало – если вы заметили, что ваш плащ пропал, значит, Пон-Нёф уже неподалеку), «офицерами Пон-Нёф» (поскольку они представляли собой законодательную власть этого района) и даже «придворными Бронзового коня», потому что они держали свой «двор» и поджидали своих жертв возле статуи Генриха IV.
Уже в январе 1614 года парижский парламент официально признал существование этой проблемы и обратился к торговцам с просьбой держать в лавках оружие, чтобы при случае помочь служителям закона поймать «тех, кого мы называем filous», «похитителей плащей, которые работают по ночам».
Иностранцы вскоре начали предупреждать друг друга об этой новой опасности. Питер Хейлин, английский религиозный автор, описал свое столкновение с filous, или «ночными грабителями», в 1625 году, так же как и другой гость из Англии, «лишившийся нового плисового плаща», когда он в темноте пересекал Пон-Нёф. В конце XVII века много лет проживший в Париже Немейтц завершил первый том своего путеводителя главой, которая называлась «О filous». Он предостерегал своих читателей из маленьких городков, что filous являлись бедой, типичной для Парижа: из-за того, что это «самый большой город из всех, мир в себе», вор может легко скрыться в толпе. Чтобы уберечь свою одежду, гостям столицы рекомендовалось избегать прежде всего одного места: моста Пон-Нёф после наступления темноты.