Как писать убедительно. Искусство аргументации в научных и научно-популярных работах
Шрифт:
Более того, нам не нужен уровень безопасности 0,1 % на все 10 000 лет. Через 300 лет уровень радиации продуктов распада уменьшится в десять раз и будет лишь в сто раз выше, чем у природного урана. Так что к этому моменту нам уже не будет нужно, чтобы риск оставался на уровне 0,1 %, – мы сможем допустить однопроцентную вероятность утечки всех отходов. Гарантировать это гораздо проще, чем абсолютно надежное хранение в течение 10 000 лет. Более того, при этих подсчетах мы предполагаем, что утечка будет полной, то есть в почву попадут все 100 % отходов. Если же утечка будет составлять 1 %, мы можем допустить вероятность 100 % после 300 лет хранения. Если подумать об этом так, проблема хранения начинает казаться разрешимой.
Однако общественное мнение не принимает во внимание эти цифры и тот факт, что первоначальная добыча на самом деле удаляет
Проблема оказывается еще проще, если спросить, почему мы сравниваем опасность хранения отходов только с опасностью, которую представляет добытый уран? Почему бы не сравнить ее с большей опасностью, которую представляет уран, оставшийся в земле? Колорадо, где добывается большое количество урана, является геологически активным регионом, где масса разрывных нарушений, трещин и гор, вздымающихся прямо посреди прерии, и в верхнем слое породы там содержится около миллиарда тонн урана. Радиоактивность этого урана в 20 раз выше, чем составляет легальный лимит для Юкка-Маунтин, и на то, чтобы она упала в 10 раз, потребуется более 13 миллиардов лет – а не всего лишь несколько сотен. При этом воды, которые текут здесь сквозь, вокруг и через эти радиоактивные породы, являются истоками реки Колорадо, откуда берут воду для питья многие районы Запада, в том числе Лос-Анджелес и Сан-Диего. И в отличие от стеклянных капсул, в которых хранятся отходы в Юкка-Маунтин, большая часть урана в породах Колорадо является водорастворимой: если все хранилище Юкка-Маунтин будет заполнено и все отходы вдруг вытекут из стеклянных контейнеров и каким-то образом попадут в грунтовые воды, опасность все равно будет в 20 раз меньше той, которую представляет собой природный уран, просачивающийся в реку Колорадо. Эта ситуация заставляет вспомнить одного гражданина, проживавшего неподалеку от Три-Майл-Айленд, который боялся малейшей утечки из реактора, но не гораздо большего уровня радиации от природного газа радона, просачивающегося из почвы.
Я не хочу сказать, что отходы в Юкка-Маунтин не несут в себе никакой угрозы. Точно так же я не призываю поддаваться панике из-за радиоактивности водопроводной воды в Лос-Анджелесе. Пример реки Колорадо иллюстрирует лишь то, что когда мы начинаем переживать из-за таинственных и незнакомых опасностей, то порой теряем реальный взгляд на вещи. Как бы я ни считал, я приду к одному и тому же выводу: утечка отходов из хранилища Юкка-Маунтин не представляет собой такой огромной опасности. Лучше поместить отходы в стеклянные капсулы внутри вполне стабильной геологической формации и начать беспокоиться о реальных угрозах – например, о той, которой чревато продолжающееся сжигание ископаемого топлива.
Еще одна побочная проблема – это риск аварий и нападений террористов во время перевозки ядерных отходов к Юкка-Маунтин. Согласно существующему плану, для перевозки отходов предназначены толстые укрепленные бетонные цилиндры, которые не должны разрушаться и допускать утечку даже в случае дорожной аварии на высокой скорости. Для террориста будет очень сложно открыть контейнеры или использовать отходы в качестве радиологического оружия. Умный террорист скорее угонит цистерну с бензином, хлором или другим обычным токсичным веществом, а затем взорвет ее где-нибудь в городе. В главе о ядерном терроризме я уже рассказывал о том, как «Аль-Каида» сказала Хосе Падилье, чтобы он прекратил свои попытки создать грязную бомбу
Как объяснить, почему это важно, см. в главе 7
Почему нас беспокоит безопасность при транспортировке радиоактивных отходов? Как это ни забавно, мы достигли таких высот в обеспечении безопасности транспорта, что риск в представлении общественности гораздо выше, чем он есть на самом деле. Сюжеты из новостей, где бетонные контейнеры бросают с пятого этажа и они, ударившись о землю, отскакивают неповрежденными, почему-то не убеждают публику. Это следствие парадокса общественной безопасности, который можно охарактеризовать как «дыма без огня не бывает». Повысьте стандарты, улучшите безопасность, проделайте еще исследования, глубже изучите проблему – и в процессе всего этого вы добьетесь большей надежности, но заодно дополнительно напугаете общественность. В конце концов, разве ученые работали бы так напряженно, если бы не было никакой опасности? Предложения запустить отходы на Солнце или похоронить в зоне погружения тектонических плит в океане также создают у людей впечатление, что проблема действительно неразрешима, и это только еще более усиливает страхи в обществе.
Агонизм в высшем образовании: как выжить в спорах
Дебора Таннен
Дебора Таннен – профессор лингвистики из Джорджтаунского университета, много пишет о влиянии языка на человеческие взаимоотношения. Она автор таких книг, как «Ты просто не понимаешь: разговор между мужчинами и женщинами» (You just Don’t Understand: Women and Men in Conversation, 1990), «Культура спора» (The Argument Culture, 1998), «Ты ЭТО носишь?: Взаимопонимание матерей и дочерей в диалоге» (You’re Wearing THAT?: Understanding Mothers and Daughters in Conversation, 2006) и «Ты всегда будешь маминой любимицей! Общение сестер длиною в жизнь» (You Were Always Mom’s Favorite!: Sisters in Conversation Throughout Their Lives, 2009). Эта статья была впервые опубликована в марте 2000 года в The Chronicle of Higher Education.
Книжный клуб профессоров, в котором я состою, недавно обсуждал мемуары одного академика. Я шла на встречу клуба полная ожиданий, надеясь исследовать озарения, которые посетили меня при прочтении книги, и вдохновиться теми, которые возникли у моих товарищей по клубу. В начале встречи одна участница объявила, что не прочитала книгу; четверо, включая меня, сказали, что прочитали и им понравилось; а еще одна заявила, что ей книга не понравилась, потому что ей вообще не нравятся академические мемуары. Она энергично раскритиковала книгу. «Книга написана двумя голосами, – сказала она, – и между ними не получается общения».
Двое членов клуба быстро присоединились к ее критике, и их точка зрения превратилась в хор. Она казалась более продуманной, они видели недостатки, которые проглядели остальные, так что мы в результате стали выглядеть наивно. Наша доверчивая троица безуспешно пыталась подтолкнуть остальных участников к разговору о том, что показалось интересным или важным в книге, но наши идеи выглядели скучно в сравнении с тем, что предлагала партия критиков.
Я покидала встречу разочарованной, потому что не узнала ничего нового ни о книге, ни о ее авторе. Все, с чем мне удалось познакомиться, – это проницательность критиков. Особенно поразило меня то, что одним из самых красноречивых и убедительных критиков была женщина, которая не читала книгу. Но это нисколько ее не обескураживало, так как все критики обсуждали в основном недостатки жанра, а не огрехи конкретной книги.
Подробнее о том, как начать текст со случая из жизни, чтобы проиллюстрировать взгляды, которые вы оспариваете, читайте в главе 1
Оборот, который приняла дискуссия, напомнил мне о предмете моей последней книги, «Культура спора». Явление, которое я наблюдала на встрече книжного клуба, служит примером того, то лингвист-культуролог Вальтер Онг назвал «агонизмом». В своем труде «Борьба за жизнь» он определил агонизм как «запрограммированность на состязание» или «церемониальную битву». Агонизм не означает несогласие, конфликт или жаркие дебаты. Он означает ритуальное противостояние – не спор, возникающий естественным образом при несогласии сторон, а, например, дискуссию, в которой оппонентам присваиваются определенные противоположные позиции, и одна сторона обязательно побеждает.