Как приручить дракона
Шрифт:
За моей спиной один из скафандров уже закручивал вручную вентиль — задраивал нас тут, герметизировал помещение. Второй замер за пультом у входа за стеклянную перегородку.
— Вы готовы? — спросил Рикович.
— А какая разница? — ответил вопросом на вопрос я. — Ну, пойду. Ну, посмотрю.
И пошел. Скафандр за пультом нажал на кнопку, кусок перегородки зашипел и отъехал в сторону, я вошел, перегородка снова стала монолитной. Изумительно! Меня дважды замуровали! Я еще раз поглядел на шкатулку, пожал плечами, подошел к верстаку, на котором она стояла, взял с
Ничего не происходило. Шкатулка продолжала сиять, я был жив. Ну, и ладно! Теми же пассатижами подцепил крючочек, которым удерживалась крышка, сдвинул его в сторону, открыл крышку и на секунду замер. Серьезно? Каменный цветок?
Он был похож на дикую, кустарниковую розу — пышный цветок на тонкой ножке, изготовленный из неизвестных мне самоцветов. Красивая штуковина, лепесток к лепестку! Артефакт сиял, переливался, мерцал… Наверное, не стоило хватать его пассатижами, а ну, как отломаю что-нибудь? В общем, я подцепил его пальцами, поближе к бутону, достал из шкатулки и продемонстрировал ребятам в скафандрах.
Они там устроили настоящее светопреставление: забегали по всему помещению, начали обниматься, аплодировать… Как будто космический корабль посадили, честное слово. Настоящий дурдом!
— Куда его девать-то? — спросил я.
Голос из репродуктора над моей головой произнес:
— Положите в пластиковый контейнер подходящих размеров. Вы не представляете, что именно сделали, Георгий Серафимович! Это — прорыв, определенно — прорыв! — у парня-научника явно была истерика.
А другой голос в моей голове рявкнул:
— НАДО БЫЛО ПРОСИТЬ БОЛЬШЕ ДЕНЕГ! НАМНОГО БОЛЬШЕ!
— Всё будет, но не сразу, — отреагировал я, а потом спохватился: надеюсь, никто этого не заметил?
Я сунул розу в какую-то пластиковую посудину (их тут хватало, всех форм и размеров), закрыл крышкой до щелчка, поставил на верстак — подальше от малахитовой шкатулки, и спросил:
— Что дальше?
— Выходите, выходите, Георгий Серафимович, — замахал мне руками Рикович. — Вы молодец!
Его глаза так и сверкали из-под защитного стекла скафандра. Ну, а мне это все, в общем-то, ничего не стоило, кроме нервов, так что особенным молодцом я себя не чувствовал. Дождался, пока выход открылся, шагнул за перегородку и сунул руки в карманы, ожидая дальнейшего развития событий. И внезапно ощутил, как накатила смертельная усталость: слишком длинный день, слишком много всего!
— Ну что, Георгий Серафимович? — Рикович был уже тут как тут. — Видите — всё получилось, все довольны… Сейчас вас наши специалисты проверят на остаточные следы, и — можете быть свободны. И вот еще что… Как насчет постоянного сотрудничества? По договору подряда, внештатным э-э-э-э… Лаборантом, консультантом — посмотрим, какая есть вакансия. Хорошие деньги! Вы чем вообще собирались заниматься после демобилизации?
— Детей учить, — выдал я. — Чем же еще?
—
— А вы — нет? — парировал я.
— Действительно… Так вы подумайте над моим предложением, ладно? В конце концов, одно другому не мешает. Да и приработок, учитывая педагогическую специфику, не лишним будет…
— Мне бы домой, а? — знать бы еще, есть у меня тут дом или нет! — Устал как собака… А вообще — подумаю.
Ну да, в любом из миров учитель — это призвание. Хотите денег — идите в бизнес. Или внештатником в мутную контору под названием Сыскной приказ. Земским ярыжкой на полставки. Отличные перспективы!
— Да-да-да… — засуетился Иван Иванович. — Пойдемте, пойдемте! А деньги и документы Наталья Кузьминична в машину принесет.
Мне уже было плевать на деньги, если честно. Больше всего на свете хотелось лечь на какую-нибудь горизонтальную поверхность и не двигаться часов восемь, а лучше — десять. Но, несмотря на бешеную усталость, я чувствовал себя практически счастливым. Дракон не обманул! Это и вправду похоже на новую жизнь, новый мир и новые возможности. А тот факт, что я ни бельмеса не врубался в суть происходящего… Ну, когда это останавливало настоящих историков?
Глава 4
Депрессия
Солнце почти спряталось за крыши домов, последние оранжевые лучи освещали песочницу с парой забытых игрушек. Шумели листвой высокие каштаны с выкрашенными побелкой стволами, два кабыздоха дворняжьей наружности обильно справляли малую нужду на трансформаторную будку с облупившейся штукатуркой.
В беседке, увитой диким виноградом, в домино играли орки. Я стоял, как дурак, у второго подъезда дома №3 по улице Мира и пялился на самых настоящих орков: зеленых и клыкастых, которые ляпали костями по деревянному столу и орали:
— Дубль-нах!
— Мыло-врот!
— Рыба-ять!
Рядом с ними на столе стояла большая пластиковая бутылка с пивом — литра на два, настоящая «торпеда», и загаженная табачным пеплом и окурками банка из-под шпротов. Орки время от времени прикладывались к пиву, рыгали и курили.
— О! Гоша-нах! — заорал один из них, в трениках и растянутой майке-алкашке. — Мужики, Гоша с армейки вернулся-ять!
— Го-о-оша-а-а!!! — завопили орки и кинулись ко мне — здороваться и обниматься. — Сосе-е-ед!
Сказать, что я одурел — значит ничего не сказать. Орки? Обнимаются? Однако! При этом тело мое работало независимо от сознания: жало зеленые руки, хлопало по плечам и приветствовало этих действительно стремных на вид типов:
— Рад видеть, Шкилет! Приветствую, Морда, как сам? Как там твои спиногрызы, Зебра?
Ничем другим, кроме как вмешательством подсознания и памяти тутошнего Пепеляева, я это объяснить не мог. Похоже — он реально знал этих клыкастых тварей и никакого когнитивного диссонанса от наличия фэнтезийных монстров в ржавой беседке во дворе жилого четырехэтажного дома не испытывал. Это были его знакомые, что-то типа вечных алкашей у подъезда.