Шрифт:
Введение
1992 год – это самый тяжелый, самый ответственный период в жизни новой России как самостоятельного государства. Это был год, когда, по существу, решался вопрос: быть или не быть вообще России в ее современных границах или она распадается на множество частей, квазиреспублик? О необходимости дальнейшего «размежевания огромной России, в которой даже при распаде на отдельные части, в общей сложности, «должно проживать не более 15 млн человек», открыто говорили не только иностранные государственные деятели, но и весьма близкие к кремлевской власти представители политических кругов и СМИ. Именно такой исход они считали единственным для окончательного устранения самой возможности, даже гипотетической, «восстановлении СССР». Поэтому исчезновение Советского Союза с карты мира они считали всего лишь «половиной успеха», и не случайно я назвал одну из своих предыдущих книг «Полураспад СССР. Как добивали Великую державу (2012)».
Однако и я хотел бы подчеркнуть одну важную мысль, которая особенно актуальна в связи с современным, предельно обострившимся характером международных отношений, в которых важнейшим элементом являются противоречия России и Запада. Аналитики при этом объективно полагают,
Хотя я неоднократно подчеркивал в предыдущих книгах важную мысль о том, что ни США, ни другие иностранные государства не играли какой-либо существенной роли в падении СССР, этого нельзя сказать о длительном периоде, охватывающем все 90-е годы, когда их влияние на все направления внутренней и внешней политики были попросту безграничными. Известна народная кличка одного из любимцев Ельцина, министра иностранных дел Андрея Козырева – «мистер чего изволите». Ныне этот «бывший любимец российского президента» и вершитель внешней политики России живет в США и публично призывает американские власти ужесточить санкции против России. Это огромное влияние иностранного фактора привело к навязыванию ущербной социально-экономической политики, которая привела к «деиндустриализации» экономики России и стран Содружества (СНГ). И почти полному «уходу» страны из системы международных отношений, ее вес и влияние в мире предельно сократились. Эмиссары Ельцина выпрашивали займы у западных правительств и международных финансовых организаций. (Ситуация, зеркально отражающая сегодняшнее положение Украины, даже в деталях. Уже поэтому украинский народ заслуживает самого искреннего сочувствия.) Одновременно, в соответствии с ельцинской идеей «об ускоренном создании собственников», такие и появились как следствие мошеннической приватизации, операций с нефтью, лесом, удобрениями, различного рода товарами, которые в обход таможни и уплаты налогов переправлялись за границу или ввозились в страну. Часто сложное в технологическом плане заводское оборудование и станки приватизированных предприятий новые хозяева превращали в груду металлолома и вывозили за границу, этой участи подверглись даже рельсы на БАМе. Народ обнищал, скрытые формы безработицы приняли невиданные нигде размеры – до 30 % людей получали какие-то грошовые рубли за то, что «числились в штате». Возросла уголовная, особенно организованная форма преступности, кое-где в крупных городах она стала буквально сращиваться с властями; невиданных размеров достигла коррупция на всех уровнях власти. Все стало продаваться и покупаться, в том числе большие должности (включая губернаторские и мэрские). Это было особенно опасным явлением, поскольку эти пороки становились органическими свойствами молодого российского капитализма.
Вот почему, несмотря на довольно энергичные усилия государственных органов власти по борьбе с коррупцией в последние времена, создается впечатление, что она не только не сокращается, а скорее, возрастает. Это связано как раз с тем, что она, эта коррупция, оказалась буквально «встроенным элементом» в процессе формирования самых ранних его стадий. Отечественные капиталисты мало интересовались понятием конкуренции, себестоимостью, изделий, состоянием рабочей силы, новыми технологиями, условиями свободного рынка и т. п. и т. пр., что является насущной необходимостью любого капиталистического производителя товаров и услуг. «Наших» интересовали другие вопросы: как получить «левое» сырье и материалы, каким образом упрятать часть произведенной продукции от налога, как перевезти товар через границу, как «перегнать» большие деньги на зарубежные счета и в офшорные банки и т. д. И даже – как «наехать» на некую успешную фирму и захватить завод, фабрику и прочие активы. Откуда при таком «строительстве капитализма» было возможным процветание общества?
Одной из главнейших задач того, как я выше указывал, самого ответственного периода в развитии Российской Федерации как самостоятельного государства было принятие основных (органических) законов, подводивших правовые основания под формирующееся капиталистическое государство – его политическую, экономическую и судебную системы. И это было сделано в ходе нашей неутомимой работы в течение почти четырех лет съездами народных депутатов и сессиями Верховного Совета Российской Федерации под моим председательством. При этом мы, законодатели, нашли согласие в том, что это новое формирующееся российское государство должно быть реально свободным, демократическим, с той социальной системой, которая сложилась за десятилетия существования СССР и была образцом для подражания даже для стран Запада.
Экономический, социальный и моральный кризисы сильно поразили не только экономику, но и общество, его связи и взаимосвязи, семейные отношения и действовавшие на протяжении многих десятилетий и, казалось, незыблемые, товарищеские отношения в рабочих коллективах. Они мощно подрывались новыми отношениями: «начальник – подчиненный / рабочий или служащий». Профсоюзы были, по сути, умерщвлены (окончательно их уничтожат после событий осени 1993 года). Появился унизительный термин «работодатель», внутренний смысл которого уже воплощает в себе всесильного владельца – собственника, которому принадлежит уже все. По телевидению – хамство, плоские шуточки, неприкрытая нецензурщина. Кризис сильнейшим образом поразил экономику в силу ее растущей разбалансированности, она быстро теряла свойства единого народно-хозяйственного комплекса – происходил упадок основных промышленных отраслей и сельского хозяйства, сокращалось животноводство и птицеводство, а также кисломолочное производство, зато все больше поступали различного рода иностранные продукты не естественного происхождения; особенно популярными стали «ножки Буша», которые полностью заменили отечественное мясо птицы. В ходе приватизации еще на первом этапе многие огромные птицеводческие комплексы (десятки!) были скуплены иностранцами и немедленно остановлены, а позже – вообще демонтированы с превращением дорогостоящего импортного оборудования, закупленного в 1981–1984 гг., в металлолом. Усилился поток бегства ученых и специалистов из страны в дальнее зарубежье, причем в намного больших масштабах по сравнению с тем, который образовался после Февральской и Октябрьской революций 1917 года и в период Гражданской войны (1918–1920 гг.). Социальные травмы, шоки, деформации общественного сознания в условиях ускоренной ломки привычных общественно-экономических и человеческих отношений, умноженные на явно демонстрируемое высшим чиновничеством (правительством Ельца – Бурбулиса – Чубайса и Ко) откровенно пренебрежительное отношение к людям, увеличивало осознание пропасти между сложившейся буржуазной властью и народом.
Эти совершенно нерегулируемые отношения неизбежно привели к формированию типа капитализма, который был свойствен эпохе конца XVIII–XIX вв. в наиболее продвинутой в те времена стране, Англии. Он был блистательно описан в книге Ф. Энгельса «Развитие капитализма в Англии», в которой был представлен анализ чудовищных преступлений молодого капитализма во имя прибыли; эта работа до сегодняшнего дня является классической, раскрывающей подлинные отношения между трудом и капиталом. На нее не ссылаются даже «знаменитые» лауреаты Нобелевской премии, часто получающие этот почетный титул за тщательное описание, к примеру, «поведение дворника в процессе использования им метлы и его внутренние мотивы к производительной деятельности при нестабильности конъюнктуры».
Несомненно одно – социализм исторически явился в громадной мере первым прогрессивным общественно-экономическим строем по сравнению с любой фазой развития капитализма. Его следовало мировому научному сообществу улучшать, избавляя от «вредных примесей», а не уничтожать, понимая, что он представляет собой величайший, грандиозный социальный эксперимент по коренному переустройству традиционного государства и общества как его альтернативы. По мере своего развития практический социализм подвергался качественной трансформации.
Он развивался в направлении большей гуманизации, участия людей в принятии решений во всех касающихся их жизни вопросах, с учетом положительных сторон иных социальных систем, то есть развивался процесс конвергенции. Так, предельно жесткая модель сталинского типа социализма была трансформирована в хрущевскую модель, когда были полностью отсечены репрессивные функции государства, а правоохранительные органы поставлены под жесткий контроль государственно-партийной бюрократии, была осуждена вся репрессивная практика сталинизма. Затем мы видели брежневскую модель социализма и несомненный рост материального благосостояния общества; вряд ли было бы справедливо характеризовать этот период правления как «застой» (термин, впервые использованный Михаилом Горбачевым в 1986 г.). И наконец, Горбачев предпринял серьезные попытки еще больше «очеловечить социализм», достигнуть в короткое время изобилия (собственно, это была та же цель, которую ставил еще Никита Хрущев, и, возможно, – достижимая, если бы она достигалась адекватными средствами). В общем, в СССР также развивался процесс конвергенции, когда в общественном развитии использовались наилучшие стороны разных мировых социальных систем. Мы это видим на примере эволюции современного Китая, хотя трудно сказать, куда в конечном счете качнется политика этого Великого государства. Скорее всего, так произошло бы и в СССР, и, видимо, Горбачеву удалось бы подписать с большинством союзных республик Новый союзный договор и были бы преодолены многие серьезные проблемы эволюции СССР в новое качество. Проблема реформирования в СССР, а затем и в Российской Федерации сильно осложнилась под влиянием двух международных факторов. Во-первых, основные центры «зрелого» капитализма – США, страны Западной Европы и Япония, уже с конца 1990 года оказались в глубоком экономическом кризисе. В нашей стране, все общество которой находилось в ожесточенных дискуссиях вокруг заката перестройки и растущих дефицитов, «не заметило» этого кризиса. А он означал не что иное, как то, что Запад не может и не будет оказывать какую-либо существенную помощь ни СССР, ни России (после 8 декабря 1991 года). Кризис мировой экономики длился вплоть до начала 1993 года (выйти из кризиса «помогли» гибель СССР, начавшаяся деиндустриализация, громадный переход капиталов, технологий и «мозгов» из союзных республик) на Запад. Во-вторых, на Западе завершался переход от модели социального государства всеобщего благоденствия (кейнсианский капитализм) к другому типу (модели) капитализма – к предельно жесткому, реакционному (не демократическому), лишенному сострадания к ближним, больным, плохо обеспеченным, всецело ориентированному на интересы Большого Бизнеса и безграничное потребление всего того, что они производят и вбрасывают на всесильный мировой рынок. Он, по мнению новых идеологов суперкапитализма, является всеобщим уравнителем и аллокатором ресурсов и вполне может заменить государство. Поэтому, по их мнению, правительства не должны нести ответственность за состояние экономики. Надо всего лишь осуществить полную денационализацию (приватизацию) государственной собственности – и дело в шляпе, и осчастливленное человечество будет славить Рынок, учение Милтона Фридмана и Вашингтонский консенсус, и вероятно, более фанатично, чем это делали сторонники Маркса. Эти весьма простенькие до примитивности идейки были восприняты в России значительной частью научно-экономической экспертной мысли и в правительственных кругах. Бесчисленное количество этих «идеологов» нового капитализма в качестве «советников», как новые гунны, бродили во всех властных кабинетах России и стран Содружества, руководя «реформами».
Такова была общая обстановка, когда на чрезвычайной сессии Верховного Совета, созванной в связи с ГКЧП, я в своем докладе «О политической ситуации в стране, сложившейся в результате государственного переворота» сделал заявление о необходимости перехода России к «мягкой модели капитализма». При этом было сказано, что надо это сделать с сохранением всех социальных завоеваний социализма; но если в последующем этот выбор окажется ошибочным, следует изменить соответствующую политику и вернуться к обновленному социализму. Но этим должны заняться уже другие лица в руководстве страны.