Как сделать птицу
Шрифт:
По набережной торопливо шла старая черноволосая женщина в плаще и грязных кедах. Она говорила «ла-ла-ла», повторяя это снова и снова и будто проверяя, как это звучит, но, когда она увидела меня, то остановилась и прикрыла рот рукой. Она рассматривала меня так, словно я была каким-то занимательным предметом. А я просто сидела на краю мостовой, упираясь ногами в песок. После купания я немного замерзла и сидела, обхватив себя руками. Женщина сказала: «Слушай, дорогуша, сигаретки не найдется?» Я покачала головой и извинилась. «Я верю, девочка, ты говоришь правду, но, знаешь, не надо здесь ходить в красном. Ладно, неважно, я вижу, ты очень чувствительная», — сказала она и поспешила прочь.
Я и вправду говорю правду? Когда-то правда казалась чем-то ясным и понятным, вопросом, на который есть только один ответ — либо да, либо нет, простым правилом. В те времена значение имели простые вещи: хорошие оценки, как сделать так, чтобы мама не сердилась, как оказаться среди лучших в школе, как быть не хуже брата. Но потом все это потеряло всякий смысл. Значение приобрели другие вещи: есть ли у тебя сандалии с ремешком в форме буквы «Т», хромая ты или нет, есть ли у тебя близкая подружка, знаешь ли ты что-то стоящее, можешь ли завоевать Тонкого Капитана. А потом и это перестало что-либо значить.
Тогда в конечном итоге, подумала я, окажется неважным то, что я не сделала того, что собиралась. Может быть, на самом деле ничто не имеет большого значения и это только кажется, что имеет. И все эти очки, которые вы, носясь как угорелые, пытаетесь набрать — словно мир их сосчитает и зачтет, вознаградит вас за них, провозгласив, что все-таки вы человек, — может, и они ничего не значат. Все это время можно было спокойно пролежать под деревом, под небесами, просто глядя вверх и изумляясь красоте. И мир все равно провозгласил бы то же самое: вы живые. Да, живые.
Глава тридцать вторая
Внезапно на меня навалилась такая усталость, что я могла думать только о том, что хочу спать. Я не хотела, чтобы ко мне пришло слишком много новых мыслей, прежде чем я высплюсь и смогу их хорошо обдумать. Проблема заключалась в том, что я понимала, что ко мне приходят более верные мысли именно тогда, когда я не в состоянии их хорошо обдумывать. Казалось, океан просто отдает их мне.
В любом случае, я решила, что посплю, а потом поеду к Айви. Я отправилась на поиски парка и раскидистого дерева, дающего хорошую тень, поскольку я доверяла деревьям. Но, побродив немного по окрестностям вместе со своим велосипедом, я поняла, что в Мельбурне немногие деревья дают то интимное уединение, о котором я мечтала. В отличие от красного ясеня возле моего дома. Тогда меня посетила другая идея. Эта идея чертовски напоминала выстрел с очень дальнего расстояния, но, раз уж она до меня долетела, я не стала ей противиться. Она касалась той женщины, с которой я познакомилась в поезде. Она дала мне свою визитку, и ведь сказала же она, что я могу ей звонить, если мне понадобится помощь. Я собиралась спросить ее, можно ли мне к ней зайти на чашку чая, а потом, когда мы примемся болтать о театре, я собиралась, может быть, случайно заснуть прямо на ее хорошеньком пухлом диване.
Я набрала номер, но на том конце включился автоответчик. Я глубоко вздохнула, уставясь на ее визитку. Хелена Дубровник, Чарлз-стрит, 33, Прарэн. Не знаю, что это было: то ли мрачная целеустремленность, то ли тихое отчаяние, но я отыскала бюро услуг, порылась в справочнике, и, поскольку оказалось, что она живет не очень далеко, я к ней поехала.
Хелена жила в маленьком типовом домике с плетеной из зеленой проволоки калиткой, с маленьким запущенным тенистым садиком и со старым, обтянутым вельветом диваном, стоящим на открытой веранде. Я увидела диван сквозь деревья и не смогла удержаться. Я направилась к нему так, словно это был мой дом. Я легла и открыла свою книгу ноктюрнов. Я собиралась вновь предаться, ненадолго, океаническим размышлениям, но очень скоро заснула.
А разбудила меня вовсе не Хелена Дубровник. Это была девочка с веснушчатым лицом и вьющимися каштановыми волосами, откинутыми назад и закрепленными заколкой-бабочкой. На ней была школьная форма, а на ее лице — слегка хмурое выражение. Через плечо висела школьная сумка.
— Ты хочешь повидаться с моей мамой? — спросила она.
Я не очень понимала, как следует ей правильно ответить. Я села и попыталась вспомнить, кто я такая, хотя бы — кто я такая по отношению к дивану. Я извинилась за то, что уснула на диване, и сказала, что я жду, когда Хелена вернется домой. Девочка кивнула так, будто нашла это объяснение вполне удовлетворительным, и, бросив сумку на землю, начала в ней рыться.
— А ты записана? — Она подняла на меня глаза, но в ее взгляде не было никакого недоверия.
— Нет.
— Так, значит, хочешь записаться?
— Нет. Зачем?
— Чтобы повидаться с мамой.
— Нет, я просто хотела заглянуть к ней ненадолго.
Девочка пожала плечами и озадаченно на меня посмотрела.
— Принимаешь наркотики? — Она опять нахмурилась. Учитывая ее возраст, ее, безусловно, нельзя было назвать застенчивой.
— Нет. Я просто устала, вот и все. А который час?
— Около четырех. А если ты устала, почему бы тебе не лечь в кровать и не поспать?
Она присела на подлокотник и подбросила в воздух какие-то ключи. Я сказала ей, что моя кровать далеко, и, чтобы хоть ненадолго приостановить этот дикий шквал ее вопросов, я спросила, сколько ей лет.
— Двенадцать. А тебе сколько?
— Семнадцать.
— Круто. А что это за книга?
У меня на коленях лежала книга ноктюрнов. Я объяснила ей, что это собрание картин парня по имени Уистлер. Услышав его имя, она засмеялась.
— Он что, свистел? [2]
— Не думаю, — мрачно сказала я. Мне хотелось заступиться за парня по имени Уистлер, хотя я даже не была с ним толком знакома. Однако мне казалось, что он меня хорошо знает.
— Ты смешно выглядишь. — Ее нимало не напугала моя мрачность.
— Почему?
— Платье смешное.
— Оно раньше было маминым. — Я поморщилась. Почему я не захватила с собой чего-нибудь, чтобы переодеться?
— Ну и ну. Я бы ни в жизни не надела мамину одежду.
2
To whistle — «свистеть», whistler — «тот, кто свистит» (англ.).
— А почему?
Девочка наморщила носик и ненадолго задумалась, но ответа, видимо, так и не нашла. Она снова подбросила ключи в воздух и ловко их поймала, уверенно хлопнув ладонями.
— Просто не надела бы, — сказала она, и я пришла к выводу, что у нее хорошее чутье.
— И правильно. От этого одни проблемы.
— А у тебя проблемы?
Я сдула с колена листок.
— Типа того.
— Какие? Что ты натворила? — Внезапно у нее сделался взволнованный и заговорщический вид, и она резко ко мне склонилась.