Как создать убийцу

Никитин Владимир И.

Анне на минуту показалось, что тяжёлые и сумрачные судьбы поэтов прошлого служат оправданием легкомыслия собравшихся, но это было справедливо лишь отчасти. Дотлевшие жизни обречённых благословляли на самопожертвование в честь единственной доступной вечности – через строки, не умирающие благодаря новым читателям, живущим в разных веках. И эти ребята, боявшиеся пафоса на бумаге больше банальностей, на словах не пытались его избегать – так действовали молодость, увлечённость, алкоголь. И компания, где такие разговоры были уместны.

Звучали цитаты, среди которых она запомнила одну: «Только обесчеловечивание может сделать искусство настоящим,

отдалить от мелодрамы. Но при этом, когда изображаешь что-то совсем не так, как мы видим это в действительности, необходимо конкретизировать победу и в каждом случае предъявлять удушенную жертву» 4 .

Роб говорил, смеясь и щурясь от солнца, и Анна понимала, что она сейчас его единственный зритель и целиком от её внимания зависит убедительность выступления, красочность риторических фигур. В её силах было сделать так, чтобы он потерял ритм беседы, запнулся, начал подбирать слова. Но ей доставляло удовольствие наблюдать за ним, хотя слушала она не очень внимательно. Анне хватало светлого лица Роба и его гордости от того, что она одновременно и слушатель, и поклонник.

4

Ортега-и-Гассет Хосе

Когда напитки закончились, он вызвался сходить в магазин неподалёку только чтобы подышать воздухом, лёгким и свободным от дыма; и Анна пошла с ним. Они брели по улице и говорили обо всём, кроме самого главного. Что не будет через годы этих палаток, в которых они ищут пиво; сменятся продавцы, и уедут на родину хозяева лотков, у которых подчас «занимали» товар до стипендии. Пешеходная дорога исчезнет, превратившись в часть магистрали. Многих, кто ждёт их дома (мечтая о глотке холодного пива, горячем поцелуе, ночных прогулках по пустым весенним улицам и, конечно, о венце, как минимум, лавровом), тоже не будет; во всяком случае, в их жизни. Было много слов о бегстве от реальности без понимания того, что пройдёт время, и эта реальность сама сбежит от них

– Тяжело мечтать о том, что сбудется, – с улыбкой сказала она, и Роб тут же замолчал.

«Да, сейчас ты отрицаешь реальность, пытаясь возвыситься над всем суетным, – думала она. – И это, без сомнения, притягательно, ведь в этой спеси ты похож на моего отца, когда тот был молод. Но пройдёт лет двадцать, и ты, как и мой папа, станешь сотрудником компании или учреждения, семьянином и человеком с парой интересных хобби».

И тогда Анна поняла, что в своё время её мать нашла в отце, в этом нервном, уставшем и опустошённом человеке, которого дочка видела всё чаще, лёжа с закрытыми глазами.

Вечер шёл дальше. Они были в гостиной, где друг играл на гитаре Street Spirit, когда раздался выстрел. Разом все затихли; солнце прошло лучом по окну, лёгкие занавески колыхнулись от весеннего ветра. Ребята застыли, будто их ослепило вспышкой. Посреди этого стоп-кадра зазвучала джазовая композиция Secret Love, солнечная и пыльная, как воспоминание о счастливых временах. Запись была старая, и казалось, что иголка патефона скрипит на пластинке.

А потом с кухни вбежал парень и извинился за шум – из подручных средств ему удалось на спор смастерить взрывпакет небольшой мощности.

Роб поспешил увести Анну на тесный балкон, где могли комфортно разместиться только двое.

Приближалась ночь. Хозяйка квартиры и гости пошли в соседний клуб. Анна и Роб не сразу поняли, что остались в квартире одни. Темнота вызывала желание близости. Но пока они стояли на расстоянии в два шага, между ними оставалась что-то большее, что-то сродни мистике.

Глава 2.

Острова

Под крышей небольшого мотеля горел керосиновый фонарь, который больше, чем освещал улицу, слепил лицо Робу, висевшему в этот предрассветный час на уровне третьего этажа с радостной мыслью, что дома в курортном городе невысокие.

Окно, из которого он вылез, негостеприимно темнело. За ним лежала, притворяясь спящей, юная особа. Роб не мог видеть, но с ненужной в его положении чёткостью представлял, как мужчина в костюме, согнувшись над холодной постелью, внимательно смотрел на юное лицо, вздымающуюся от не очень ровного дыхания грудь, и морщился от тяжёлого запаха рома и колы. Если бы он выглянул в окно, то увидел бы, как по сплетённому из его же одежды подобию каната медленно, силясь не шуметь, спускался Роберт.

Как только высота уменьшилась раза в два, Роб отпустил руки и оказался на земле. Он успел прижаться к стене мотеля, когда окно со скрежетом распахнулось и потянуло табачным дымом. Человек в пиджаке не просто курил. Мысли его витали на избитую тему: долго ли он будет мириться с той, что лежит сейчас в вызывающем белье, притворяясь спящей. Притворяясь, чтобы избежать одиночества.

Роб смотрел на фонарь и отчасти понимал мужчину. Он сам оказался в номере по ошибке, не сумев вовремя уйти, когда вечеринка переместилась в отель.

Тусклый свет падал на брусчатую дорогу. В небе неторопливо плыла луна – всё вокруг казалось окрашенным в синий сумрачный цвет. И асфальт был синий, и деревья, и мост, и пристань, и ресторан, плавающий на воде, словно корабль. Над тёмным морем висел плотный предрассветный туман. «Какие же сейчас дома, – думал Роб, прислоняясь к прохладному камню, волшебному после жаркого дня в субтропиках. – Тоже совершенно синие».

От аромата свежей сочной травы, впитавшей в себя ночную прохладу, шла кругом голова. Впереди, за мостом, крутились от слабого ветра крылья мельницы. Сейчас эта башня была музеем для туристов, а когда-то, век или два назад, там мололи муку.

Мотель, из которого Роб сбежал, располагался у самой пристани. Свой номер он снять не успел. Сюда его доставил паром, а дальше…

Он сошёл на берег и побрёл вдоль моря. Деревья послушно наклонялись, словно соглашались с его словами. А говорил он себе под нос следующее.

Её не оказалось в гостинице с названием «Мулен Руж», не встретил он её и в одноимённом клубе. Да и в районе, где туристы ищут развлечения и который в шутку называют «Красная мельница», он её тоже не нашёл. Осталось не так много вариантов. Во-первых, он мог ошибиться с островом. Кроме того, Анна могла просто-напросто солгать. Но тогда зачем писать письмо, зачем проявляться в его жизни спустя годы? Впрочем, с виду логичные вопросы не для неё, а значит, могло быть всё что угодно.

Иногда он останавливался и кидал камни в море; они все как один сразу же тонули. А потом он увидел туристический трамвай, который ходил от Нового города, где были гостиницы, к Старому. Роб без особой надежды проголосовал. Загорелый до черноты местный махнул ему рукой и стал тормозить. Он блаженно улыбался, словно и не было сейчас раннего утра.