Как сражалась революция
Шрифт:
28 сентября 1918 года я вместе с П. А. Кобозевым доставил в Симбирск Красное знамя ВЦИК, которым награждалась Железная дивизия за блестяще проведенную ею Симбирскую операцию. Отныне эту дивизию именовали Симбирской Железной дивизией.
С короткой речью Петр Алексеевич Кобозев вручил знамя начдиву Гаю, который принял его, встав на колено и поцеловав край полотнища. Держа в руках развернутое знамя, Гай, стоя в автомобиле, под эскортом конников, через весь город доставил знамя в штаб дивизии. Массы трудящихся на улицах Симбирска радостным «ура» встречали боевую награду, полученную Симбирской Железной дивизией за освобождение родины великого Ленина. Так еще на заре
Телеграмма из Самары
После того, как пришло известие, что в оккупированной белочехами Самаре большевики-подпольщики подняли восстание рабочих, бойцы Первой армии рвались в бой, на помощь восставшим. А начальник Симбирской Железной дивизии Гай решился на отчаянный шаг, за который впоследствии получил от командарма серьезное внушение.
К этому времени в распоряжении армии появился авиационный отряд в составе двух «фарманов» и одного «сопвича». Поскольку я прошел краткосрочный курс офицерской воздухоплавательной школы, Михаил Николаевич возложил руководство действиями «армейской авиации» на меня. Основная ее задача состояла в осуществлении «глубокой» (до 30 километров) разведки.
Один из самолетов, насколько помню «сопвич», я придал Симбирской Железной дивизии. И вот после занятия Сызрани, когда в треугольнике Сызрань — Самара — Ставрополь шли бои, Гая Дмитриевич с летчиком (кажется, тов. Кожевниковым) садится где-то на картофельном поле под самой Самарой, узнает, что белогвардейцы из нее почти все удрали, и, вооружившись ручными гранатами, отправляется в город. Самару он знал хорошо и сразу двинулся на телеграф. Перепуганные его грозным видом, телеграфистки покорно стали отбивать на нескольких аппаратах: «Всем! Всем! Всем! Я, Гай, нахожусь в Самаре. Да здравствует Советская власть!»
А через некоторое время от Сергея Сергеевича Каменева по прямому проводу из Арзамаса мне пришлось выслушивать примерно следующее:
«Вы доносите, что войска армии ведут упорные бои на подступах к Самаре, а оказывается, Симбирская дивизия уже заняла ее. Доложите точно, до полка включительно, положение частей армии».
Почти одновременно меня запрашивал и Михаил Николаевич:
«Где сейчас находятся полки Железной?..»
Произошло это 7 октября. Мы с В. В. Куйбышевым очень опасались, что телеграмма из Самары от имени Гая является белогвардейской провокацией. Но в ночь на 8-е все разъяснилось. После тщательной проверки штаб донес С. С. Каменеву и по другим адресам о том, что рабочие Самары изгнали «учредилку». А к исходу дня, Не встречая сопротивления, в город вступили части сначала Четвертой армии, потом (часа два-три спустя) Первой Революционной.
Первая годовщина Октября
В памяти моей ярко запечатлелось празднование первой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. По просьбе трудящихся Сызрани мы организовали военный парад. Командовать этим парадом М. Н. Тухачевский поручил мне. Принимали его сам командарм и члены Реввоенсовета О. Ю. Калнин и С. П. Медведев.
День выдался довольно прохладный, но еще бесснежный. На площади выстроились все части Сызранского гарнизона. Внешний их вид был далеко не блестящим — винтовки всех существующих в мире систем, изношенные до дыр шинели, порыжевшие кожаные куртки, нередко подпоясанные ремнями с медной пряжкой, на которой двуглавый орел старательно затерт или даже замазан краской. А обувь и того хуже — просто не разберешь, что у кого на ногах. И при всем
В десять часов появился Реввоенсовет армии.
Подаю команду «Смирно! Слушай на караул!» и верхом на вороном гунтере курцгалопом подскакиваю с рапортом к командарму. Приняв рапорт, под звуки «Интернационала» Реввоенсовет во главе с М. Н. Тухачевским объезжает войска и выстроившиеся тут же колонны сызранских рабочих.
Мосле парада Реввоенсовет и командиры штаба армии собрались в бывшем «операционном» зале банка. Здесь был зачитан приказ по армии и вручены награды. Михаил Николаевич Тухачевский удостаивался золотых часов с надписью: «Храброму и честному воину Рабоче-Крестьянской Красной Армии от ВЦИК. 7.Х. 1918 г.». Такие же часы получили начальники дивизий тт. Гай, Лацис, Воздвиженский, а в штабе — И. Н. Устичев, М. Н. Толстой и я. Из командиров частей золотыми часами был награжден Петр Михайлович Боревич.
Многие командиры и отличившиеся в боях красноармейцы получили от ВЦИКа именные серебряные портсигары, подстаканники и... комплекты кожаного обмундирования. В частях в этот день было приказано выдать «улучшенное» питание: к обычной норме добавлялись полфунта черного и четверть белого хлеба. Но красноармейцы решили весь белый хлеб передать в только что созданные детские сады. Кроме того, по приказу Тухачевского из запасов армии сызранской детворе было передано два пуда сахару.
В степях Украины
Начальник штаба 1-го Богунского полка, сформированного Н. А. Щорсом. С июня 1919 года — командир 2-го (389-го) Богунского полка.
В Унече штаб богунцев занимал небольшой деревянный домик с высоким крыльцом и большим двором.
Однажды — это было в октябре 1918 года, когда, пытаясь разложить наши ряды, вражеские лазутчики всячески настраивали бойцов против ежедневных строевых и полевых занятий,— произошел один эпизод, характеризующий храбрость и собранность Щорса.
Таким он был всегда
Я сидел в штабе за работой. Время было послеобеденное. Щорс только что приехал с поля, с занятий, и писал, сидя за соседним столом.
Внезапно во дворе раздался топот, шум. На крыльце кто-то крикнул, и тут же просвистела пуля. Тотчас прогремели поблизости еще выстрелы, на крыльце затопали, дверь распахнулась, и в комнату ворвалось несколько человек с винтовками наперевес. Передние навели оружие на Щорса и на меня. В мою руку, потянувшуюся к поясу за револьвером, уперся штык. «Бесполезный и глупый конец»,— промелькнуло в голове.
— Выходи во двор, откомандовал! Там братва тебя научит, как вертать старый режим! — закричал на Щорса чубатый партизан.
Последующее произошло мгновенно. Щорс схватил лежавшую на полке у стола ручную гранату и, замахнувшись ею, крикнул:
— Назад, бандиты! Всех уложу на месте!
Дверь рухнула под напором ринувшихся в нее нападавших. Комната опустела.
— Братва, он нас бомбой! Спасайся! — закричал кто-то во дворе.
Щорс с гранатой в руке выскочил на крыльцо, у которого шумной, беспорядочной кучей толпились партизаны. Ближайшие кинулись назад, сминая задних. Толпа забурлила и отхлынула от крыльца.