Как стать писателем… в наше время
Шрифт:
А вот теперь по поводу совершенствования в языке вынужден сказать и нечто противоположное. Хотя такое сказать трудно… Кощунственно даже! Ведь всякий, кто находит в книге погрешности в языке, тем самым как бы косвенно вопит во всю пасть, что уж он-то выше автора, умнее, грамотнее! Не просто вопит, а подпрыгивает и указывает на себя чисто вымытым, как ему кажется, пальцем: смотрите на меня! Только на меня!!! Я – грамотнее Шекспира!!!
Да, таких – тьмы и тьмы. Каждый хвастает перед таким же «грамотным»: вот, смотрите, я у писателя Г. нашел неверный оборот, да и у писателя К., а что уж говорить о филигранности их текстов… Когда возникает дискуссия о языке, тут же эти эстеты начинают о Бунине. Помните у Маяковского в «Облаке в штанах»,
Говорят и говорят о замечательном языке Бунина, о тщательно построенных фразах, точных образах, гармонии глаголов и уравновешенности стиля… и прочих милых вещах, которые почему-то считаются основными… Честно говоря, я сам через эту дурь прошел. Ну, это сейчас называю дурью, а раньше считал, что язык – не только важное, а самое важное. Даже единственное достояние литературы. Ну, максималистом я был всегда.
К счастью, я умею учиться быстро. Никто из нас не рождается с готовыми знаниями, но у одних переход со ступеньки на ступеньку отбирает месяцы, а то и недели, а у других – десятилетия. Я постигал литературное умение очень быстро. И успевал увидеть не только жилки на листочке дерева, но и весь лес целиком. А взгляд на лес… настораживал. Все эти эстеты, как попугаи, говорят о Бунине, но что-то странное, даже подозрительное в этом говорении! Попросишь такого назвать что-то из Бунина, тут же затыкается, словно получил кувалдой в зубы. Либо с трудом вышепчет: «Темные аллеи». Где-то слышал, такие же, как и он, называли! Вот труды Толстого, Достоевского или того же Шекспира – у всех у них язык хромает! – назовет увереннее. А с Буниным – облом. Почему?
Да потому, что восприятие любого человека, пьяного грузчика или высоколобого эстета, остается восприятием нормального организма! Замечает сильные характеры, внимает новым идеям, с удовольствием погружается в новые темы, сопереживает Ромео и Джульетте. Психически здоровому человеку плевать, какой там вязью выписаны словесные кружева, если от сочувствия слезы бегут по морде!.. Бесконечное совершенствование языка – бег на месте. Даже если самый скоростной бег.
Конечно, определенный уровень должен быть у каждого писателя, иначе сильные натуры не изобразишь, но не станется ли так, что ухлопаете два-три десятка лет на доводку языка, а за это время нахлынет такой поток новых слов, заимствованных и сотворенных, что все ваши усилия коту под хвост?
Язык устаревает слишком быстро. Дело не только в том, что никто из нас не в состоянии прочесть как древнее, но родное «Слово о полку Игореве», так и недавних Тредиаковского и Державина, а в том, что «Одиссея» читают и смотрят доныне!.. Повторяю: никто на всей планете не в состоянии оценить красоты языка гомеровского «Одиссея». Возможно, там рассыпаны перлы, над которыми древний грек ржал во все горло, в урон своей эллинской пластичности, кричал: «Ай да Гомер, молодец, сукин сын!», но это можно только предполагать. Текст в наличии, но сам народ эллинов канул то ли в Лету, то ли в Тибр, то ли в анус. Красоты языка, аллегории и метафоры, которыми уснастил поэму Гомер, давно гавкнулись, а мы видим только тему, идею, образы, мысли…
Понятно над чем надо работать? Ведь Одиссей не мертв, в то время как давно околел его язык, как сгинули эллины – носители того языка. «Одиссея» породила множество клонов: те же рэмбы и всякие герои афгано-вьетнамо-чечено-сербо… вернувшиеся и непризнанные в родном доме! И еще породит.
В литературе язык вообще устаревает стремительно. Уже не только в Штатах «Войну и мир» переводят как «War and Реасе», уже и вы считаете, что это верно! Мир в прежнем значении означал общество, забыли? Вы можете составить об этом мире представление по словосочетаниям «мирские заботы», «мирская суета», «мирянин»… То есть мир – это общество, обыденность, повседневность, в отличие от духовного
Вы как понимаете эпитафию на могиле Сковороды, которую он придумал для себя сам: «Мир ловил меня, но не поймал»? Что он был ярым поджигателем войны? Или что люди ловили, а он, как быстроногий заяц, убегал?… Сейчас бы он сказал: «Общечеловечность ловила меня, но не поймала», а «Войну и мир» надо издавать под названием «Война и общество», так правильнее, хотя, конечно, там длинно и уже не худпроизведение, а какой-то трактат на тему насильственной глобализации.
Да что там непонимающий старинные идиомы простой человек, если на уроке литературы современная учительница объясняет детям: «В старину люди были гораздо чувствительней, их добрые чувства можно было пробуждать лирой, а это меньше рубля!»
Бесконечное совершенствование языка – бег на месте. Даже если самый скоростной бег.
Часть 3
И снова немного о базовом
Так, что-то уж очень много серьезного и все по языку, все по языку, надо крутнуть штурвал в другую сторону. Нет, не к бабам, это потом, а сейчас вспомнил тут еще одно из базовых правил. Как уже говорил выше, намеревался, понятно, всю книгу строить по прямой, а мы все – инерционники, собирался расположить по классической схеме. То есть вначале базовое, затем о теме, идее… ну, как в школьном учебнике, затем про образы, характеры, а потом о всяких там прибамбасах – языке, способах его чистки, обработки. Но это не учебник и… какого черта? Почему каноны, созданные в век гусиных перьев, должны оставаться канонами и в век компов? Я уже говорил: теория литературы – это не учебник по математике, где не освоишь интегралы, пока не овладеешь простейшим сложением-вычитанием. Да и деление-умножение тоже вроде бы обязательны.
Написанный текст можно не только править с любого места, но и… писать! А что? К примеру, редкую книгу профи начинает с первой главы. Если в черепушке вертится удачный эпизод, который хорош только в середине книги, что же, ждать, пока до него дойдет очередь?
Да не в том дело, что забудется, хотя все возможно, но утеряется свежесть, яркость, уйдут краски, доводы. Попробуйте описать, как вас в троллейбусе облаяли через час, а потом – через неделю! Две большие разницы, верно?… Крупная вещь практически всегда пишется кусками. Даже рассказ – ломтиками. Иной раз крохотнейшая юмореска пляшется от удачно придуманной концовки. Так что и это расположение материала вполне, вполне!..
Хотя, конечно, как говорят на рынке, возможны варианты. Если буду готовить другое издание, вдруг такое случится, можно будет поискать и другую форму.
В учебнике или инструкции, как и в любом художественном произведении, главное – подействовать на читателя. Как можно с меньшими усилиями заставить его принять то, что написано, дабы те силы, что останутся, направить на… Во завернул! Таких фраз, кстати, надо избегать. Как сложных, так и особенно вычурных и пышных. Они как раз говорят не об уме пишущего, а об убогости.
Умный способен пояснить сложное понятие на пальцах, а дурак и простую истину так завернет, что сто мудрецов вспотеют, как кони, разгибая.
Не только большой роман, но и повесть, рассказ, даже юмореску можно писать кусками: хоть с конца, хоть с середины!
Если хотите стать профессионалом – не попадайтесь
Кто-то скажет, что для писателя мой возраст еще не зрелость, а для дипломата так я совсем школьник младших классов. Но все же я успел пообщаться с многими писателями. Самыми разными. И вот хочу сказать вам, читающим книги, а также молодым писателям, которые еще не знают этих мэтров так же хорошо, как знаю их я: лю-ю-ю-ю-юди!.. Не верьте им! Дурят вас всех, дурят!..