Как там, в небесах
Шрифт:
– Спуск продолжается...
Двигатель гремел под нами словно молот, но не постоянно, как при старте, а взрывными сериями: "Бом-бом-бом-бом", затем пауза и снова: "Бом-бом-бом-бом". Сержант Брейк кричал что-то, но слова терялись в реве, доносящемся из-за стенок - ракета уже вошла в атмосферу.
Грохот двигателя стал иным - теперь откуда-то снизу доносилось непрерывное: "Краш-краш-краш!" Нам оставалось только молиться: "Господи, спаси, спаси, спаси!.."
Последовал последний, самый сильный удар, и отсек погрузился во тьму. Лампы, даже аварийные,
– Фрэнк, снимай ремни и вылезай! И все остальные - вылезайте немедленно!
Мы сели на Марс и остались живы. Но мы были полумертвы от усталости, а начальству не терпелось начать действовать.
Загорелся тусклый аварийный свет. Брейк орал не переставая:
– Надеть дыхательные маски! Немедленно! Надо срочно выходить наружу!
– Мой Бог, мы только что сели, разобраны на части, так что и пальцем не пошевелить... мы просто не в силах!
– А я говорю, надо выходить! Несколько ракет разбилось при посадке! Мы должны помочь раненым! Надеть маски! Быстро, сукины дети!
Пришлось оставить свои гамаки. Месяцы муштры в Центре подготовки не прошли даром. Джим Клаймер был уже на ногах, Уолтер пытался распутать ремни в гамаке подо мной. Кто-то отчаянно ругался в полутьме, и ему вторили несколько других голосов.
Когда я наконец спрыгнул на пол, мои колени подогнулись. Рядом приземлился юный Лассен и тут же завалился на бок. Джим было склонился над ним, но Брейк, стоя у распахнутого люка, орал без передышки:
– Выходите, парни! Выходите, черт бы вас побрал! Мы побежали вниз по трапу. Зажим маски такдавил мне на нос, что я не мог толком вздохнуть. Внизу, у спущенного пандуса, стоял офицер и кричал, чтобы мы выходили наружу и присоединялись к пятому отряду.
Холод. Ледяной холод, и бледное сияние маленького сморщенного Солнца в медном небе, и волнистая, охряно-красная песчаная равнина до самого горизонта... Песок скрипел под башмаками, когда наш отряд проследовал за капитаном Веллом к далекой металлической глыбе, которая лежала, непривычно наклоненная носом вниз, на склоне высокой дюны.
– Торопитесь, парни! Быстрее!
У груды металла, что когда-то была ракетой-7, нас ожидало кошмарное зрелище. Корпус был смят в гармошку, словно бумажный. Через трещины выползали окровавленные люди, взывая о помощи. Из лопнувших топливных баков доносилось громкое бульканье...
Но нет, все это случилось позже. Сейчас я был еще на борту ракеты-4, и мы еще не сели на Марс, а только подлетали к загадочной красной планете...
– Внимание, заходим на посадку...
Нет, я не хотел вновь пережить этот проклятый сон! Я орал что было мочи и отчаянно боролся с ремнями безопасности - и наконец очнулся. Оказалось, я сижу в кресле самолета и перепуганная стюардесса стоит рядом. Увидев, что я пришел в себя, она пролепетала:
– Это Омаха, сержант! Мы идем на посадку.
Глаза пассажиров были устремлены на меня, и я понял, что опять кричал во сне. Спина была мокрой, как каждую ночь в госпитале, когда я просыпался от собственных воплей.
Я дрожащими руками застегнул ремень. Пассажиры уже смотрели в иллюминаторы.
Был полдень, и горячее солнце Небраски грело мне спину, когда я достиг здания аэропорта. Мне повезло - оказалось, что автобус в Куффингтон отправляется с минуты на минуту.
Рядом со мной сел фермер - крупный парень с короткой стрижкой и мясистым лицом. Он сразу же предложил сигарету и поведал, что до Куффингтона всего несколько часов езды.
– Вы живете там?
– поинтересовался он, с любопытством разглядывая мою форму.
– Нет, в Огайо, - ответил я.
– Мой друг Клаймер из этих мест.
Фермер не знал его, но вспомнил, что будто бы один из городских ребят на самом деле был включен в состав Второй экспедиции.
– Да, - кивнул я.
– Это и был Джим.
Он ухмыльнулся и задал мне все тот же дурацкий вопрос:
– Ну и как там, в небесах, мистер?
– Сухо, - ответил я.
– Чертовски сухо. Ни капли воды.
– Я так и думал, - сказал он.
– По правде говоря, у нас тоже нынче засуха будь здоров. А вот в прошлом году было отлично. В прошлом году...
Куффингтон оказался небольшим городком, окруженным золотистыми полями пшеницы, тянувшимися до самого горизонта. Центральная улица была заставлена по обеим сторонам магазинами и лавками, остальные густо заросли кустарником и больше напоминали аллеи старого парка.
Было жарко, и я не спешил покидать автостанцию. Пролистав тонкий телефонный справочник, я обнаружил три фамилии Грэхем. Первая же из них принадлежала мисс Илле Грэхем - той, которую я искал. Узнав, что с ней разговаривает по телефону друг Джима, она взволнованно воскликнула, что немедленно приедет и просит подождать.
Я стоял под навесом, смотрел на тенистую улочку, по которой запросто разгуливали индюки, и думал - вот почему Джим Клаймер был тихим и спокойным. Точно таким же, как это место.
Подъехал двухместный автомобиль, и мисс Грэхем приглашающе открыла дверцу. Она оказалась миловидной шатенкой, выглядевшей так, словно перенесла длительную болезнь.
Видимо, я тоже был не в форме, поскольку она сочувственно взглянула на меня и сказала:
– Наверное, вы очень устали с дороги, мистер Хаддон. Я чувствую угрызения совести, что не предложила остановиться у меня на день-два.
– Я в полном порядке, мисс Грэхем, - заверил я.
– И очень тороплюсь домой, в Огайо, а мне надо перед этим еще побывать в паре мест...
Когда мы неспешно ехали по улицам города, я спросил, нет ли у Джима здесь других родственников.
– Увы, нет, - ответила мисс Грэхем.
– Его родители погибли в автомобильной катастрофе несколько лет назад. Джим некоторое время жил с дядей на ферме в окрестностях Грандвейта, но они не поладили. Тогда Джим переехал к нам и стал работать на местной электростанции.