Как-то так. Люди и техника
Шрифт:
– Как мы носим нос по ямам, то в канаву залетим и какого чёрта, начальнику-козлу из аэропорта, косят траву не там где надо?
Иностранному переводчику высказывания пилотов показались перечислением японских территорий: как мы носим нос – остров Каминосима, в канаву – Окинава, козлу – небольшой островок Кодзу. Глагол косят, явно схож с названием острова Кюсю. Француз попытался перевести. Правильно переведёнными словами оказались: яма, начальник и черти. У иностранных фермеров возник вопрос – куда же они летят? В поднебесную к чертям по ямам или к начальнику с коровами в колхоз?..
Отметим, для Кукурузника плохая взлётная
От наблюдений за обитателями салона французам становилось хуже. Впереди два невозмутимых пилота крепко сжимающих штурвал и безразлично смотрящих вдаль. Тракторист Игорь кричит в ухо дяде Коле – рассказывает анекдот. Тетя Соня и баба Клава мирно спят, громко похрапывая – притомились в магазинах райцентра. Студенты весело режутся в карты на щелбоны, а тетя Маша безразлично смотрит в иллюминатор и поглаживает любимого кота. Даже Мурзику наплевать на происходящее. Рыжее животное вцепилось когтями в бушлат хозяйки, подпрыгивало от толчков самолёта и громко мурлыкало. У французов начало складываться впечатление – пассажиров зомбировали.
– Я понял! Мы попали на самолёт зомби, а управляют им японские камикадзе! – воскликнул один из французов дрожащим голосом.
Аннушка пошел на взлёт, уверенно набирает высоту, тряска прекратилась. Понимая страх непривыкших иностранцев, попытаюсь отвлечь от происходящего и первым долгом предлагаю посмотреть в иллюминатор. Рассказываю, как много в округе полей засеянных пшеницей, описываю красоту русских просторов. Сидящий слева француз, смотрит в иллюминатор и почему-то растягивается в обмороке.
Я поражён и не понимаю, что так напугало иностранного гражданина? Вскакиваю, гляжу в иллюминатор, не вижу ничего особенного. Под нами проплывают поля, крылья Кукурузника прогнулись под потоком воздушных масс. Нет, на лайнере крылья не прогибаются, так мы же в Аннушке. И вообще, какая разница, как ведут себя крылья во время полёта? Машет самолёт ими или прогибает? Между прочим, великие конструкторы данную модель разработали – предусмотрено всё. Наше дело маленькое – сиди да лети. Печальнее всего факт, мне не удаётся привести француза в чувства. А ведь он несколько минут назад весело шутил и радовался жизни.
– Не расстраивайся, – пытается утешить меня тётя Маша, поглаживая невозмутимого кота. – Прилетим в деревню, вызовешь фельдшера, он иностранца за секунду на ноги поставит.
– Вам хорошо рассуждать, а с меня три шкуры снимут. Международный скандал случиться.
– Ты пойми! Очухается он сейчас, ешо чего увидат, опять напужается, так и до инфаркта не далече. Пущай в обмороке отдыхат.
Ан-2 настырно набирает высоту и уверенно летит вперёд. Десять минут полёта, развлекаю оставшихся французов. Самолёт неожиданно начинает проваливаться в бездну, ничего особенного – воздушная яма. Конечно, на огромных лайнерах с мощными турбинными двигателями воздушные ямы не ощущаются, а Аннушка маленький и немного ныряет. Французы, как по команде приняли необычную позу – обхватили
– Вы что-то уронили? – наивно спрашиваю я.
Ответа не последовало. Самолёт выбирается из воздушной ямы и продолжает полёт. Тормошу французов, пытаюсь узнать, какого они тут изображают? Оказывается, такую позу принимают в лайнерах при крушении. Именно в ней необходимо дожидаться последнего часа. Доказываю иностранцам – здесь нет ничего особенного. Подумаешь, в ямку нырнули. Присутствующие в салоне поддакивают, даже студенты в карты играть бросили. К сожалению, растолкать очередного француза из обморочного состояния не удаётся. Он так и остался в нелепой позе под сиденьем впереди сидящего дяди Васи.
– Минус два, – прошептал я.
В голове мысль – председатель не одобрит. Осознаю страшную реальность происходящих событий. Если дело так пойдёт дальше, то далеко не все французы попадут к руководителю колхоза в стоячем состоянии. Естественно, за такую доставку иностранных граждан меня по головке не погладят. Оставшимся в сознании французам уверенно объясняю: «В воздушном пространстве, как и на дорогах, имеются ямы и кочки». Французы не верят. Возможно, пример не столь убедителен. У них на дорогах ям нет, а наличие в небе кочек кажется фантастикой.
Двадцать минут полёта. Двигатель самолёта ненормально хрюкает, громко гавкает и благополучно глохнет. Наступила тишина. Мурзик приоткрыл левый глаз и с недоверием посмотрел в сторону кабины пилотов. Затем лениво повернулся на другой бок, растянулся на бушлате тёти Маши и весело замурлыкал. В это тихое время стал отчётливо слышен храп тети Сони и сонное бормотание бабы Клавы. Очередной анекдот дяди Игоря доступен всем пассажирам. Всё как обычно – ничего интересного.
Оставшиеся в сознании французы задирают головы к потолку, складывают перед собой ладошки, молятся. Француз-переводчик молится на русском языке. Из многочисленных быстро произносимых слов понятно: господа возносят Магдалину, а прощение просят у Катерины.
– Во дают! Одни бабы на уме! – возмущается тётя Маша.
Успокаиваю иностранных граждан. Доказываю – ничего страшного. Пытаюсь рассказать историю о наших замечательных пилотах. Эту байку в колхозе знают все, иностранцам она неизвестна.
– Господа французы! – кричу я, чуть не выплясывая лезгинку в проходе. – В прошлом году пилотам этого самолёта, перед днём аэрофлота, пришлось продать на сторону немного горючего.
Французы бросили молиться, выпучили глаза и посмотрели на меня непонимающим взглядом. Вероятно, предоставленная мной информация являлась таковой, что угроза смерти перед ней блекла.
– Не удивляйтесь, для празднования профессионального праздника необходимы деньги, а зарплату задерживали.
Иностранцы кинулись молиться с большим энтузиазмом. Я продолжал размахивать руками, пытаясь отвлечь от событий.
– День аэрофлота удался. С горючим нехорошо получилось, продали лишнего. Следующий рейс не дотянул до села пятнадцать километров. Пришлось сажать самолёт на кукурузное поле. Представляете?!
В салоне раздался всеобщий смех, даже тётя Соня и баба Клава проснулись. Французы продолжают молиться. Тётя Соня повернулась, похлопала француза по плечу, тот не отреагировал.