Как у нас в номенклатуре
Шрифт:
С икотой, не будь ладна, управились. Наум Евстигнеич на симпозиум по форуму пленума съездил, наградил жену ценным подарком из московской гостиницы.
Но вот новая беда. Любил Наум Евстигнеич после обеда вздремнуть часика два. Ему для этого диванчик поставили, а он по старой привычке за столом предпочитал. И вот как-то спит и видит: из-за сейфа японской ручной работы выходит мужичок невысокого ростика, в галифе, во френчике, с усиками, невзрачный, рябенький, изо рта трубочка торчит. И говорит Наум Евстигнеичу:
– Товарищ Дрянных! Вы мои "Вопросы языкознания"
И ручищи вытянул на три метра двадцать два сантиметра, добрался до шеи, давит Наум Евстигнеича, ругается по-нерусски. Наум Евстигнеич вырывается, кричит. Секретарша дверь открыла - он шмыг за сейф, как не бывши.
– Что такое, Наум Евстигнеич?
– Да так, скверно во сне видел...
– А что это у вас на шейке?
Стал Наум Евстигнеич в кабинете с охранником сидеть. Ну, пообедал, стал его сон долить. Снова выходит из-за сейфа рябенький с трубочкой. Охранник же, вместо того чтобы огонь открыть, встал по стойке смирно, ладошку к пустой голове прикладывает. Рябенький ухмыльнулся и спрашивает:
– Товарищ Дрянных, мы решили, что у вас головокружение от успехов. Поможем вам его преодолеть: я тебя задавлю-ка!
И давит, старается. Охранник пистолет в зубах держит, а руками изображает бурные, продолжительные аплодисменты. Ну, секретарша в кабинет. А рябенький ее почему-то стеснялся, снова за сейф оттянулся... Наум Евстигнеич глупого охранника присудил к высшей мере - с пайкового довольствия снял и говорит:
– Вы, это, мне после обеда спать-то не давайте - пусть в телефончик звонят, некоторые даже так заходят, анекдоты сказывают... А то еще задавит этот-то! Рябенький!
Неделю без дневного сна продержался - более не может.
А чуть задремлет - лезет из-за сейфа рябенький, дымит в лицо, угрожает, а под конец - давит. Позвали Семеновну, приехала с лаборантами.
– Кикимору тебе подложили, Наум Евстигнеич. Ищи!
– Ищите!
– Наум Евстигнеич кричит. Все перерыли, стенки по кирпичику перебрали. Семеновна объясняет:
– Кикимору в дом под нехороший день подбрасывают: либо на Онуфрия-мужеложца, либо на Мелентия-мздоимца, либо на Лукьяна-спидоносца, либо на Варвару-валютчицу. Ее как найдешь, скорее швыряй наотмашь в огонь, притом левой рукой...
– Так нету же ничего!
– Плохо ищут! А не хочешь - в другой дом переезжай!
– Другой-то дом еще в той пятилетке намечен... Ищите кикимору, а нет другое место работы!
Семеновна говорит:
– А под сундуком-то глядели?
(Это она на японский сейф.)
– Что ты! Его отродясь никто с места стронуть не мог!
– Так смогите!
Делать нечего. Принесли блоки, тросы, домкраты, лазер - кое-как приподняли сейф. Семеновна туда нырь рукой:
– Вот она, голубушка!
А в руке у нее куколка маленькая. Пригляделись - это простая папироска в тряпочку замотана. Называется папироска "Герцеговина Флор".
Наверное, так рябенького звали!
Как Наум Евстигнеич на ночь глядя катался
Начальство у нас не без греха, поскольку оно из
Как Семеновна рябенького-то прогнала, Наум Евстигнеич снова себя человеком почувствовал. Решил домой сегодня не ехать. Звонит жене:
– Меня не жди. Мы новый стиль работы осваиваем: ночной совет застрельщиков авангарда.
Дальше звонит в гараж:
– Шофера Володю ко мне!
– Дак ведь Володю-то...
– Ни-ни у меня! Чтоб Володя был!
Через минуту и правда бибикает.
Сел Наум Евстигнеич в машину, видит - шофер Володя бледный какой-то. А этому шоферу он только и доверял.
– Ты, Володя, болеешь, что ли?
– Да нет, это я так...
Поехали. Вот уже коммунальный мост. Володя шофер бормочет:
– Месяц светит, покойник едет... Наум Евстигнеич, не страшно тебе?
– А чего страшиться-то? Бабе своей наплел всякого, дежурного проинструктировал...
Дальше едут. Наум Евстигнеич задремывать стал. А Володя ему опять приговаривает:
– Месяц светит, покойник едет... Наум Евстигнеич, не страшно тебе?
– Пошто страшно? Акты на передачу мы сожгли, Абрам Исаич в ходе следствия удавился, Никотин Прохорович на повышение пошел...
Подъезжают уже к самому Каменному кварталу. Шофер Володя снова свое спрашивает:
– Месяц светит, покойник едет... Наум Евстигнеич, не страшно тебе?
– Вот привязался! Да пока в столице дядя Коля сидит, ничего мне не страшно на всем белом свете!
А Володя улыбнулся - что за улыбка, в темноте-то не видать, - и негромко так говорит:
– Да я не к тому... Не страшно ли тебе, Наум Евстигнеич, с покойником-то по городу разъезжать?
И засмеялся ужасно: хыр-хыр-хыр...
Наум Евстигнеич сразу обретенное было мужество потерял, а с ним и сознание. А когда оклемался, оказалось, что сидит он в обломках своей персональной машины на штрафной площадке ГАИ. Кое-как встал, к людям пришел, от них и узнал, что шофер Володя еще прошлой ночью насмерть разбился, а ему до поры не говорили, чтобы не расстраивать. Но ведь какой верный шофер был! Мертвый-мертвый, а ослушаться распоряжения не посмел! Раньше-то, говорят, все люди такие были, это теперь пораспускались.
Наум Евститнеич и финский баннушко
Как-то раз у Наум Евстигнеича приключилась беда: барабанный завод план завалил. Ни тебе тревогу пробить, ни о достижении отрапортовать. Наум Евстигнеичу из Москвы сам дядя Коля позвонил, ругается:
– Твою-то об угол да об косяк! Ты чем там у себя думаешь? Ну, будет тебе баня!
И точно: присылает в особом ящике финскую баню. Наум Евстигнеич уразумел и в тайге, от глаз-то подальше, вокруг бани выстроил дом с оградой и всем, что положено. И даже с девицами, чтобы, гостей ожидая, томились. Ну, а для ревизоров-дураков написал, что отгрохали, мол, свинокомплекс. Так эту баню промеж собой и звали: свинокомплекс. И конспирация, и самокритика разом.