Как умирать? По новому или по старинке?
Шрифт:
– «У врачей-философов они имеются в бесчисленном количестве, но их нет у философов, которые не являются врачами. Первые прошли по лабиринту человека, осветив его, тогда как вторые знакомы с ними лишь по наброскам», – писал Ж.Ламетри. Вот почему одним из главных подходов к проблеме философского осмысления медицинских феноменов, на мой взгляд, является необходимость привлечения соответствующих специалистов, либо «посадить» (гипотетически!) философа и соответствующего специалиста-медика в один рабочий кабинет, либо «совместить» философию и специальность «в одной голове» (гипотетически!). Разумеется, реальный эффект будет лишь тогда, когда произойдет «совмещение» философа и специалиста в личности одного исследователя.
В целом, в качестве художественного нарратива или «бриколажа» мною использованы отдельные истории,
На мой взгляд, преимущество изданий в виде серий заключается в том, что именно такой подход способствует кумулятивизму – истолкование процесса научного познания как состоящая только в последовательном накоплении все новых и новых истин путем совершенствования методов познания. Иначе горя, научное познание двигается от одной истины к другой, от менее общих истин к более общим, от менее фундаментальных теорий к более фундаментальным, от относительной истины к абсолютной. Нужно понимание того, что творческое мышление регулируется не логическими мышлениями, а психологическими методами и закономерностями. Вот почему во избежание шаблонного мышления я кочую из научного в художественный, а оттуда в философский. Современная психология науки настаивает на том, чтобы «рабочий язык» творческого мышления – литературные образы, метафоры, аналогии, лишь способствуют всесторонности охвата познавательного мышления.
Как известно, многие ученые получили признание в качестве «научпопов», то есть научных популяризаторов. Я понимаю, что необходима хорошая пропаганда науки в целях системного повышения научно-мировоззренческой культуры индивида. Человек пишущий научную фантастику должен ориентироваться в научных и технических вопросах. Отсюда следует, что, именно ученые, безусловно, являются обладателями творческого дара, как по выдвижению фантастических идей, концепций, гипотез и теорий, как по популяризации достижений наук, а также как созидателей соответствующих технологий. В этом смысле, я чувствовал всегда, что нахожусь в хорошей позиции, так как естественник, философ и писатель в одном лице.
Понятно, что писатель, работающий в области научной фантастики, должен хорошо ориентироваться как в фундаментальных принципах, так и в последних достижениях естественных и технических наук. Научно-фантастические произведения могут быть научно некорректными и технически безграмотными, если пишутся писателями, не сведущими в вопросах науки, технологий. А если за написание таких произведений принимается философ от науки, то бывает обеспеченной не только правдоподобность технологий, но и системность смыслов. На мой взгляд, именно научная фантастика и экспериментальная философия подстегивают науку, приводит к раскованности воображения, открывает новые горизонты для мыслей, стимулирует научный бросок в неведомое и невозможное.
Допускаю различное восприятие и оценку моих философских экспериментов. Считал бы цель выполненной, если высказанные в книгах литературно-философские аргументы и суждения для разрешения тех или иных дилемм найдут отклик, стимулируя со-размышления и совместный поиск ответов. Мы не призываем к единогласию и единомыслию. Нет. Мы призываем, во-первых, к со-размышлению по вопросу оптимизации соотношения целей и средств в биоэтике, во-вторых, к совместному поиску все же гуманистического метода их гармонизаций. На мой взгляд, философский эксперимент помогает отточить прежде всего собственное мнение, а затем уже способствует той или иной степени взаимопонимания.
Конечно же, эксперимент не является самоцелью. Он оправдана в тех случаях, когда у спорящих, с одной стороны, есть определенные разногласия и неясности, а с другой – реальная возможность разобраться в них и устранить. В этом смысле, философский эксперимент – вынужденное средство достижения истины. Он, как особый метод выражения условной знаковости и непосредственной образности, в котором два полюса дилеммы уравновешиваются и преобразуются в новое качество познания – истину.
Эксперимент представляет определенный способ восприятия, посредством которого конституируется своя особая сторона «действительного», где сущность дилеммы – прямой, первичный, буквальный, отражает одновременно и другую сущность – косвенный, вторичный, иносказательный, который может быть понят лишь через первый. Интерпретация разрешения дилеммы – это работа философского и художественного мышления, которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении результата философского эксперимента.
В завершении хотелось бы отметить следующее. Как бы то ни было, я убежден, что издание этой серии в том виде, в каком она есть, вероятно, все же необходимо, но не спасает меня от горечи осознания того, что она не так полновесна как хотелось бы. Согласен и с тем, что в решениях дилемм нет должной ясности и точности. Однако на то и дискурсы, чтобы способствовать со-размышлению с адресатами – с моими коллегами, как по цеху медицины, так и по цеху философии.
Меня спасает убеждение в том, что при полном отсутствии «умеренности и аккуратности» эта книга все-таки «продвигает» экспериментальную философию в умах, мыслях и действиях. Что значит «продвигает»? Это значит – всячески укрепляет и основывает гуманистическое решение проблемы соотношения целей и средств в биоэтике. Между тем это основная цель книги. Что касается способа и стиля изложения, то они выбраны из числа наиболее приемлемых как для философов, так и для биологов и медиков – равноправных участников разрешения вышеуказанных дилемм.
На сегодня сформулированы основные черты, характерные для произведений рациональных и литературных философов. Вначале о рациональной философии. Во-первых, в текстах рациональных философов всегда можно найти мысль, которую формулирует либо сам философ, либо открывает ее читатель. Почти каждое предложение автора осмысленно, текст выражает последовательность взаимосвязанных мыслей. Во-вторых, рациональный философ старается аргументировать мысль, ссылаясь на логику и данных наук. При этом обоснования опираются на философские категории и понятия, на рациональные суждения, выводя из них следствия, то есть, по-новому освещая какие-то философские проблемы. В-третьих, рациональный философ не внушает свои идеи читателю, а посредством рациональной аргументации убеждает читателя согласиться с ними. В этом аспекте, философ строит свою работу на критике предшественников и современников, так как они, как, впрочем, и он сам не застрахован от неясности используемых терминов, внутренней противоречивости суждений, логической непоследовательности текста, слабой доказательности и т.д.
Литературная философия отличается от рациональной философии по следующим критериям. Во-первых, если для рационального философа главное – это мысль, последовательность мыслей, а язык, слово важны для него лишь постольку, поскольку дают возможность выразить мысль, то для литературного философа главным становится сам язык, языковая форма текста, создаваемый художественный образ, а мысль оказывается чем-то второстепенным, порой даже несущественным. Если рациональный философ сначала формулирует мысль, аргументирует ее, а потом излагает на бумаге, то литературный философ облегает предложения в слова, постепенно и образно просвечивая какую-то мысль. Во-вторых, в текстах литературной философии вместо рациональной аргументации используется внушение. То есть философ старается передать читателю какое-то чувство, на основании которого у читателя постепенно формулируется соответствующая мысль. Именно этим объясняется широкое использование художественных образов, метафор, сравнений и прочих литературно-художественных приемов. В-третьих, невозможность построить критическую дискуссию с автором, так как его мысль еще только зарождается в виде неясной догадки, и еще не обрела четкой языковой формы. В этом случае вполне объяснимо то, что формируется «мозаичный» текст, некая бессвязность, расплывчатость, умозрительность.