Как в страшном сне. Шоу ужасов (сборник)
Шрифт:
Рассуждения о возможных причинах трагедии грозили затянуться надолго, поэтому я вставила:
– Вы так подробно рассказываете, словно сами при этом присутствовали.
Женщина сбилась с мысли, потерла нахмуренный лоб и вернулась к исходной точке рассказа.
– Мальчика перевели в наш центр не сразу, а через несколько месяцев после несчастного случая. Но к нему часто наведывался следователь, все надеялся, что Юра что-нибудь вспомнит об аварии. Он ведь единственный свидетель получается.
– Но он так ничего и не вспомнил… – Мой вопрос прозвучал
– Знаете, – женщина понизила голос, – следователь считал, что Юра прекрасно все помнит, только говорить об этом не желает. Поэтому мне так много известно об аварии, – следователь рассказал. Он надеялся, что мне удастся разговорить Юру. Мальчик очень одинок и замкнут. Но со мной общается с удовольствием. Мы часто играем во что-нибудь, особенно он любит шахматы. Я ему книжки приношу, помогаю уроки делать.
– Он учится? – удивилась я.
– А как же, у нас все дети учатся. Юра очень умный и развитый мальчик, – проговорила она с гордостью, словно Юра был ее собственным сыном. – Да вы сами увидите, – неожиданно добавила она.
– Так я могу с ним поговорить?
Женщина больше не колебалась.
– Десятая палата. Второй этаж, третья дверь направо от лестницы. Только недолго, время посещений уже почти закончилось. Юра сейчас должен быть у себя, – добавила она.
А где он еще может быть? Этот вопрос едва не слетел у меня с языка, но я его вовремя придержала.
Здание центра, когда-то содержавшееся в идеальном состоянии, сейчас явно требовало капитального ремонта и серьезных вложений. Однако искренняя забота сотрудников о своих маленьких подопечных несколько компенсировала ощутимый недостаток средств. Лестница, как и все вокруг, сияла чистотой. Потрескавшиеся от времени ступени были тщательно вымыты. Я поднялась на второй этаж. По одну сторону широкого светлого коридора виднелась нескончаемая череда дверей, по другую – сплошной ряд высоких окон с широкими, также местами растрескавшимися подоконниками. Возможно, раньше в здании располагался какой-нибудь санаторий-профилакторий солидного предприятия. Теперь от былого финансирования остались лишь воспоминания, крепкие стены и добросовестность сотрудников, с лихвой перекрывавшая равнодушие властей к нуждам центра.
И все-таки центр больше походил на больницу. Впечатление усиливал стойкий запах карболки и медикаментов, к которому примешивался едва ощутимый аромат сирени.
– Войдите, – неуверенно отозвался на стук в дверь высокий мальчишеский голос.
Юра сидел за столом в инвалидной коляске. В руке он держал шариковую ручку. На столе лежала тетрадь, учебники, большая часть из которых была сложена с краю аккуратной стопкой. Мальчик смотрел на меня с удивлением и недоверчивостью. На вид ему было не больше двенадцати лет. Коротко стриженные светлые волосы торчали ежиком. На веснушчатом серьезном лице виднелись следы загара.
Теперь я поняла последнюю фразу женщины в регистратуре. Мне почему-то казалось, что Юра непременно должен лежать в постели, застеленной хрустящими белоснежными простынями,
Я вошла в комнату, прикрыла дверь и только тогда произнесла:
– Здравствуй, Юра.
– Здравствуйте.
– Меня зовут Евгения Охотникова. Я – телохранитель. Знаешь, кто это?
Юра кивнул.
– У человека, с которым я сейчас работаю, неприятности. Мне нужно выяснить причину этих неприятностей. Так получилось, что твоя мама может быть в этом как-то замешана.
Я замолчала. Несколько мгновений мальчик смотрел на меня озадаченно. Он растерянно обвел взглядом комнату, как будто увидел ее впервые, затем, очевидно, принял какое-то решение.
Оттолкнувшись от стола и ловко развернувшись на ходу, он подъехал к аккуратно застеленной кровати, сдвинул в сторону теннисную ракетку и набор мячей.
– Присаживайтесь, – он слабо улыбнулся. – Извините, но я не совсем понял.
Я мучительно попыталась собраться с мыслями, не зная, что и как говорить дальше. Рассказывать Юре о своих подозрениях в отношении Татьяны Федоровны мне не хотелось. Мальчишке и так не сладко. Наконец я просто сказала:
– Я до конца еще ни в чем не уверена и не хочу, чтобы пострадали невинные люди. Поэтому мне надо, чтобы ты мне кое о чем рассказал.
– Спрашивайте.
Голос мальчика звучал тихо и спокойно, но вот глаза… В глазах Юры затаилась какая-то совсем не детская печаль, скорее, даже тоска. На мгновение мне показалось, что из нас двоих он, а не я взрослее и мудрее. В остальном же – взъерошенные волосы, слегка вздернутый веснушчатый нос, измазанные синей пастой пальцы – мальчишка как мальчишка. В руках он продолжал крутить ручку.
Чтобы скрыть смущение, я посмотрела вокруг и бодрым голосом произнесла:
– А у тебя неплохо.
Юра снова слегка улыбнулся. Так иногда улыбаются взрослые, когда ребенок говорит какую-нибудь трогательную глупость. У меня появилось ощущение, что я ляпнула что-то не совсем подходящее.
– Извини, я понимаю, тяжело, наверное, изо дня в день торчать здесь.
– Из года в год, – спокойно поправил Юра. – Ничего, я почти привык.
Я молча выругала себя за бестактность.
– Юра, – слова давались мне с трудом, – я хочу задать тебе вопрос, который ты слышал, наверное, очень часто.
– Почему произошла та авария?
Проницательность мальчика меня удивила. Он сформулировал вопрос не «Как?», а именно «Почему?».
– Да.
– Я был еще маленький.
– Но ведь ты помнишь, верно?
– Кое-что, – мальчик взглянул на меня настороженно, ожидая следующего вопроса.
– Куда вы ехали? – не знаю, почему я это спросила.
– Из города, – голос Юры внезапно зазвенел. – Папа хотел уехать. И меня увезти. Папа говорил, она угробит нас своей заботой, – губы мальчика скривились.