Как в страшном сне. Шоу ужасов (сборник)
Шрифт:
– А мама знала?
– Что именно?
– Что папа взял тебя с собой?
Юра посмотрел в окно и едва слышно произнес:
– Нет. Она думала, я на дне рождения у соседского мальчика. Я и был там, а потом увидел из окна, как папа вывел машину. Он ненадолго зашел обратно в дом, а я спрятался в машине. А выбрался, когда мы уже почти за город выехали.
– Ты же сказал, папа и сам хотел тебя увезти? Зачем было забираться в машину тайком?
– Он собирался вернуться за мной позже.
– Боялся, что он не вернется?
– Папа
Юра снова отвернулся к окну. Мне еще много о чем хотелось бы его расспросить. Но я не могла. Да это, впрочем, было уже и ни к чему. Юра рассказал гораздо больше, чем я ожидала услышать. Намеренно или случайно, не знаю. Может быть, мальчик просто устал хранить печальную тайну семьи Карабановых. И семьи-то никакой, собственно, уже не было. Так, одни воспоминания.
Я подошла к нему, положила руку на худенькое плечо. Мальчик вздрогнул, но скорее от неожиданности, чем из чувства протеста. Головы он не повернул. Я тихо вышла, оглянувшись на пороге. Юра продолжал смотреть в окно. Оттуда доносились голоса ребят и стук мяча по асфальту.
Регистраторши на месте не оказалось. Журнал, который она усердно заполняла перед моим приходом, все так же лежал на столе. В вестибюле центра не было ни души. Я перегнулась через стойку, потянулась было за журналом и замерла. Из-под стола торчала тощая женская нога.
Я подтянулась на руках, легла животом на стойку и попыталась заглянуть под стол. В этот момент туфля слетела с ноги, каблук с грохотом ударил по паркету. Звук эхом прокатился по пустому вестибюлю.
Нога дернулась. Пятясь задом, регистраторша на четвереньках выбралась из-под стола, в руке она держала карандаш. Посмотрев на находку с триумфальным видом, она подняла голову и встретилась со мной взглядом. Некоторое время мы молча таращились друг на друга. Наконец я сообразила, что лежать животом на регистрационной стойке с ногами, задранными вверх в целях удержания равновесия, несколько неудобно. Особенно если учесть, что стойка находится в уважаемом заведении и в любой момент сюда может заглянуть какой-нибудь уважаемый человек, светило науки, к примеру.
Я спрыгнула на пол и как ни в чем не бывало принялась внимательно разглядывать маленький букетик весенних цветов неизвестного мне происхождения. Очень меня заинтересовала фигурная медицинская склянка, в которой красовался этот самый букетик.
Регистраторша встрепенулась, густо покраснела и неразборчиво пробормотала извинения. Я только поняла, что зараза-карандаш закатился так далеко, что достать его удалось с большим трудом. Сдув выбившуюся из-под сильно накрахмаленной шапочки прядь волос, женщина поднялась, отряхнула юбку на костлявых коленках.
– Юра – очаровательный мальчик, – сказала я, чтобы заполнить неловкую паузу.
Женщина расцвела.
– Я же говорила! – произнесла она с гордостью. – А что, – она перешла на шепот, – его
Я не понимала, но на всякий случай сказала:
– Возможно.
Произнесенное слово многозначительно повисло в воздухе. Женщина согласно кивнула, не поворачивая головы, пошарила глазами по вестибюлю. Я автоматически оглянулась. Вокруг по-прежнему никого не было.
Я вопросительно посмотрела на регистраторшу. Она поманила меня пальцем, таинственно прошептала:
– Он вам что-нибудь рассказал?
– Немного.
– А про пистолет?
– Какой пистолет?
Глаза женщины загорелись. Ей не терпелось поделиться знаниями. Входная дверь распахнулась, мимо нас просеменил добрячок-доктор в белоснежном халате. Регистраторша подарила ему рассеянную улыбку, кивнула, засунув руки в карманы халата, подождала, пока доктор скроется из виду.
– Незадолго до аварии Карабановых ограбили, – снова жарко зашептала она, – взяли немного денег, что на виду лежали, и старинный пистолет. Историческая ценность, между прочим. Дед Карабанова офицером в русской армии был. Вот от него и остался.
– Грабителей, конечно, не нашли?
Я тут же вспомнила о коллекции старинного оружия на даче Орлова.
– Точно! – Женщина ткнула в меня костлявым пальцем. – Но это не все. Знаете, что взяли еще?
– Пока не знаю.
Регистраторша растерянно сморгнула, но тут же с воодушевлением продолжила:
– Патроны к нему!
– Так из него что же, и стрелять можно было?
– Ага. Карабанов его в порядке держал, ухаживал. А красивый такой!
– Кто? – не поняла я.
– Да пистолет! – нетерпеливо махнула она рукой. – Я фотографии видела, следователь показывал, там такие амурчики хорошенькие нарисованы, на этой, как ее…
– Рукоятке?
– Вот-вот. А на другой фотографии он вот так сложен. Или разложен… не знаю. И патроны торчат из этой круглой штуки. Барабан называется, вспомнила!
– «Смит-вессон», скорее всего, – пробормотала я, – только это не пистолет, а револьвер.
– Правда? – глаза регистраторши округлились еще больше. – Интересная у вас профессия, наверное, да? – некстати сказала она.
– Это точно. Спасибо вам большое. Мне, к сожалению, пора.
– Конечно, работа, я понимаю. – она сочувственно вздохнула.
Я обвела взглядом просторный, вычищенный до блеска, но также нуждавшийся в ремонте вестибюль. Женщина перехватила мой взгляд, сокрушенно покачала головой.
– Средств очень мало выделяют, знаете. Крутимся, как можем. Вот, даже подсобное хозяйство завели. Кстати, большинство пациентов находятся у нас бесплатно, а если и платят, то так, чисто символически. А наш центр, между прочим, областного значения, – добавила она с гордостью, – единственный в своем роде.
– Всего доброго, – я отошла было от стойки, но тут же вернулась. – А Юра что же, всю жизнь так будет? Неужели ничего сделать нельзя?