Как воспитать ниндзю
Шрифт:
– Вот баня так баня! – вылазя из бассейна, довольно сказал пап'a. – Молодым себя почувствовал!
Двое китайцев осторожно, но крепко растирали его.
Впрочем, я заметила, что пока мы купались, китаец осторожно сложил ему кисти рук, как только это он умел, я всегда удивлялась этой его способности, и теперь руки пап'a походили на громадные лапы, так они были перемотаны, как в шинах...
Заметив мой взгляд, папа подмигнул, вздохнув:
– Да, дочка, придется мне походить беззащитным месячишко... Цень знает, что делает... Что поделаешь, такова работа
Я хихикнула.
– Не знаю, будут ли руки что-то брать? – печально посмотрел на свои руки пап'a.
– Будете ходить, – буркнул Цень. – Я сделал операцию и сложил что мог, а мелкие осколки удалил... Благодарите вашего Бога, что я всегда ношу с собой аптечку и инструменты... Там было месиво... Они же давили пальцы в дверях. Но на вас сэр, заживает все, как на собаке, я же знаю...
Мы дружно хихикнули.
– Сэр! – почтительно в унисон повторили мы. Но папе наше почтение почему-то не понравилось...
– Так, вертихвостки! – мама кинула нам по платьицу, раздобытому где-то китайцами. – А ну живо одевайтесь!!
– Где вертихвостки!? – мы удивленно заоглядывались, вытягивая шеи в разные стороны.
– Тааак... – мама взялась за метлу.
Мы живо увидели, где вертихвостки.
– Мужчиныыыы! Отвернитесь! Я одеваться буудуу! – заорала во всю глотку я, привставая, дурачась и уворачиваясь от удара мамы метлой. Которая все-таки пустила опасное антивертихвосточное оружие в ход...
Хохоча, я стала танцевать босыми ногами, стыдливо прикрывшись простыней и забравшись на шкаф, уворачиваясь от ударов метлой и покачивая головой в такт ударам.
– Нет, я так не выдержу! – сказал сквозь зубы Логан. – Как вы с ней управляетесь!
– Ты же устала! – сказала сквозь зубы мне мама.
– Не-а... – я покачала головой, выбивая па и пританцовывая себе на шкафу. – Танцевать хочу!
– Но ты уже танцевала непрерывно тридцать два часа! – не выдержала мама. – У тебя ж ноги отваливаются!
– Не-ка, – я показала ей язык, сосредоточенно пританцовывая. – У меня ноги не отваливаются, я желаю танцы!
– Сколько можно! Ты же не можешь делать это безостановочно!
– Эта вертушка может танцевать вечно и безостановочно, она все может, если плохое, дай только ей шанс, она готова танцевать без конца, вот увидите... – вздохнув от неизбежного, спророчествовала болтунья Мари, захлебываясь. – Ей понравилось!
Я обижено фыркнула.
– Мы приехали сюда веселиться или отдыхать?! Чего вы такие хилые и скучные и сонные, вечно с вами никакого интереса играть!
– Да уж, повеселились! – вздохнув, оглядела чудовищные разрушения мама.
– Говорила же я, что замок уже зашатался, – хихикнула Мари.
– Зато фейерверк! – легкомысленно напела я себе, танцуя. – Всегда во всем находи хорошее...
И стала выводить ногами сложный узор.
– Ля-ля...
– Похоже, она просто не может остановиться! – буркнул Логан. – И танцевала бы, пока не упала...
– И так в замке она танцевала до тех пор, пока не осталась одна, – мрачно сказала Мари. – Больше никто не выдержал, хотя тысяча мужчин танцевали с ней по очереди и могли отдыхать...
– Ууу... – сделала милое лицо я.
– Танцевать мы всегда готовы, – осудительно фыркнула Мари.
– Вечно вы такие занудные! – фыркнула я. – Даже повеселиться толком не можете... Подумаешь, двое суток...
Тут в разлом наверху высунулась чья-то ошеломленная любопытная голова, и, увидев меня, танцующую на обломках с высолопленным от усердия языком и завернутую в простыню, ошеломленно уставилась на меня. Потом похлопала глазами...
Потом сдавленно ахнула и раскрыла рот. И заколдованно прилипла широко раскрытыми глазами ко мне, не в силах поверить...
– А вот и кавалер, – хихикнула Мари.
Я обернулась.
Голова закрыла рот, но глаза ее стали шире.
– О, с этим я еще не танцевала... – с сомнением протянула я.
Рот опять открылся.
– Проклятье!!! Она жива! – голова, наконец, захлопнула рот и скрылась.
Я похлопала глазами.
– Он, кажется, вовсе не обрадовался мне! – обиженно сказала я.
– И я очень хотела бы выяснить, почему! – сквозь зубы сказала мама.
– Я б тоже не прочь, – заявил китаец. – Что ему не понравилось в Лу?
– Может, что Лу была голой? – с сомнением спросила Мари.
Я живо слезла и взяла свое платье.
– Вечно Мари красивей, чем мне, – тщательно сравнивая ее платье со своим, проворчала я. Мое было с алмазами...
Я одела его, посмотрела в зеркало, ушла в комнатку, кое-что с ним сделала. Кое-что убрала, кое-что переменила. Кое что пришлось безжалостно вырезать, вспомнив дам на балу, открыв спину и руки и чуть грудь... Особенно срезав эти мерзкие старые оборочки... Вместе с рукавами и плечами... Впрочем, я много не меняла, только отрезала – все было чуть-чуть, а получилось очень даже современно... Я была настоящая дама, я синтезировала в одном платье все свои наблюдения над платьями настоящих дам... Поэтому все резала, резала, удаляя, по моему мнению, лишнее... Ничего не меняла, только убирала на этот раз, чтоб было, как у дам. У этой тут открыто, у этой тут, да еще, чтоб было красиво с моим телом... Розочками... Потом поработала, подправила, посмотрела в зеркало. Что получилось с только ножницами, как у художников, вырезающих профили... Глаз опытной портнихи уже сразу полные размеры выкраивает с одного взгляда. Я ухмыльнулась и вышла, наглядно видимо механически и равнодушно одергивая платье, точно просто только что натянула тряпку...
– Вечно Лу красивее, чем мне!!! – возмутилась Мари, чуть не закричав и бросаясь к маме, когда меня увидела. – Мама, ты не должна так делать!!! Лу маленькая, ей еще даже нельзя танцевать, а ты ей такое дала!
Мама хмыкнула, глядя на нее.
– Я дала вам одинаковые! – заявила она, даже не глядя на меня.
Мари взвилась.
– Это называется одинаковые? Почему Лу вечно самое лучшее!!! Мы равны, а я старшая, значит лучшее мне! И пусть немедленно снимет его, это неприлично! Немедленно отдай мне!! – завопила она, видя, что я показываю ей язык.