Как возникло человечество
Шрифт:
Сходные по существу находки, но связанные не с медведем, а с зубром (бизоном), были сделаны в Ильской В.А.Городцовым (1941, с.22–23). В этой стоянке на площадке была обнаружена груда камней, расположенная по дуге окружности большого круга. К самому большому камню (45 х 40 см), находившемуся у западного конца груды, был приставлен целый череп зубра, причем так, чтобы один его рог поднимался кверху, а другой опускался вниз. Недалеко от него находился второй череп со сбитыми рогами и две нижние челюсти зубра.
Большой интерес представляет находка в пещере Схул, в которой было обнаружено захоронение головы быка, носившее намеренный характер. Об этом говорит то обстоятельство, что ямой, вырытой для погребения головы быка, была уничтожена большая часть скелета Схул IX (Garrod and Bate, 1937, p. 102–103).
К этой же серии находок должна быть отнесена и та, которая была сделана А.П.Окладниковым (1949, с.77–79; 19526, с.167–169) в гроте Тешик-Таш. В этой пещере, кроме костей горного козла, им были обнаружены козлиные рога. Уже это обстоятельство само по себе побудило А.П.Окладникова поставить вполне законный вопрос о причинах, побуждавших людей не бросать непригодные в пищу и не использовавшиеся для изготовления орудий козлиные рога, а приносить их в пещеру. Но далее им была обнаружена еще — более разительная деталь. Козлиные рога не были разбросаны как попало по всей площади пещеры, а сконцентрированы в одном определенном месте, именно около погребения ребенка. Здесь лежало три пары превосходно сохранившихся рогов, а две пары были представлены обломками. При этом А.П.Окладников обращает внимание на тот факт, что самая крупная и лучше сохранившаяся пара должна была первоначально находиться в совершенно необычном положении, не плашмя, не горизонтально, а вертикально, остриями вниз. Такое сосредоточение рогов козла на небольшой площади, указывает А.П.Окладников, не могло быть делом случая. Рога явно образовывали окружность, внутри которой находилось погребение [96] . (См. примечание).
96
Кроме приведенных выше, имеется еще ряд находок, возможно, относящихся к этой группе, но скудность имеющейся в нашем распоряжении информации не позволяет сделать определенных выводов. Таковы находки в Кударо I, где у входа в центральную камеру пещеры были найдены два симметрично поставленных черепа животных (Любин. Колбугов. 1961, с.77–78), в Ля Шапелль (Люке. 1930, с 27–28, Замятнин, 1961а, с 36) и. может быть, в Ахштырской пещере (Борисковский, 1957а, с 104–105)
Находки в Зальцофене, Ильинке и особенно в Клюни, Ильской, Схул и Тешик-Таш, обнаруживающие явную аналогию с находками в Драхенлохе и Петерсхеле, никак не поддаются „рационалистическому" объяснению. Все описанные выше находки не могут быть расценены, по нашему мнению, иначе, как имеющие ритуальный характер, как связанные с ритуальным отношением к тому или иному животному. Однако мало установить этот факт. Необходимо выяснить, в чем состояло проявляющееся в этих памятниках ритуальное отношение к животному. Ответить на этот вопрос можно, лишь вступив на путь поисков к ним этнографических параллелей.
Этнографических параллелей к описанным выше находкам имеется бесчисленное множество. Обзор их начнем с тех, которые являются прямыми параллелями к находкам в Драхенлохе, Петерсхеле и другим, связанным с медведем.
Ритуальная забота о черепе и костях медведя имела самое широкое распространение по всему Северному полушарию. Существование ее отмечено в Европе у древних карелов и финнов, а также у саамов, в Азии — у хантов, манси, ненцев, алтайцев (тубаларов, теленгитов и др.), кетов, тувинцев, эвенков, эвенов, якутов, юкагиров, ульчей, ороков, орочей, удэгейцев, нивхов, нанайцев, негидальцев, айнов, ительменов, в Америке — у монтанье, наскапи, кри, оджибве, меномини, потаватоми, лиллуэт, шусван, томпсон, чилкотин, атапасков и многих других индейских племен (Гон-датти, 1888, с.77; Харузин, 1898, 3, с. 19, 32; Шренк, 1903, III, с.96–97; Пекарский и Цветков, 1911, с.350; Пилсудский, 1914, с. 139; Богораз-Тан, 1926, с.75; 1928, с.72; Потапов, 1928, с. 17–21; Зеленин, 1929, с.47–50; Золотарев, 1933, с.63; 1939а, с. 134; Штернберг, 19336, с.52, 67, 292, 437, 499, 530; С.Иванов, 1937, с. 14; Калевала, 1940, с.321–322; Б.Васильев, 1948, с.93–94; Алексеенко, 1960, с. 101; Вайнштейн, 1961, с.173; Гурвич, 1960, с.77; Jochelson, 1926,11 — III, p. 148; Hallowell, 1926, p. 137–142).
Формы ритуальной заботы о костях медведя были довольно разнообразны. В большинстве случаев череп и кости медведя вешались на ветви деревьев, высокие пни, столбы, шесты и т. п., несколько реже их помещали на специальный помост, складывали в специальный сруб или амбар, еще реже зарывали в землю. Отмечено и сочетание нескольких из указанных выше способов.
Особый интерес для нас представляет способ ритуальной заботы о костях медведя у нивхов района Чоме, описанный А.М.Золотаревым (1933, с.63). У них головы всех убитых медведей хранились в особом амбаре (лезанге), расположенном в главном родовом стойбище. В этом амбаре, расположенном в нескольких десятках шагов от стойбища, были сложены завернутые в бересту медвежьи головы и висели на шнурках медвежьи лапы. Неподалеку от амбара находилось место погребения остальных медвежьих костей.
В данном случае мы наблюдаем прямую и очень близкую аналогию с находками в Драхенлохе. И там и тут существует особое хранилище для голов и лап, рядом с которым находится скопление остальных медвежьих костей. Аналогия настолько полная, что ее невозможно считать случайной. Эта аналогия была подмечена А.М.Золотаревым (19396), указывавшим в своей рецензии на работу П.П.Ефименко „Первобытное общество" (1938), что трудно пройти мимо поразительного сходства всей обстановки находок в Драхенлохе, где были сложены в специальных каменных камерах черепа медведей, с обычаем гиляков и ульчей сохранять после медвежьего праздника череп медведя и шкуры с лап (перчатки).
Находки в Драхенлохе, Петерсхеле и другие им подобные, по нашему мнению, несомненно представляют собой явление, аналогичное имевшей широкое распространение в гораздо более позднее время в Северном полушарии ритуальной заботе о черепе и костях медведя.
У подавляющего большинства перечисленных выше племен и народов ритуальная забота о черепе и костях медведя была не изолированным явлением, а заключительным моментом довольно сложного комплекса обрядов, связанного с охотой на медведя, свежеванием его туши и поеданием его мяса и известного под названием медвежьего праздника. Не вдаваясь в описание медвежьего праздника, которое можно найти в работах Н.А.Гондатти (1888), Н.Н.Харузина (1898), Л.Шренка (1899, И; 1903, 111), Б.Пилсудского (1914), Л.Я.Штернберга (19336), А.М.Золотарева, (1939а), Б.А.Васильева (1948), А.Ф.Анисимова (1958а), Е.А.Алексеенко (1960), А.Холуэлла (Hallowell, 1926), отметим, что он устраивался после удачной охоты на медведя, а у некоторых народов также и по случаю церемониального убиения специально выращенного зверя (так называемый медвежий праздник айнского типа) и носил характер коллективного пиршества. Центральным объектом праздника была голова медведя, которую обычно в течение определенного времени не отделяли от шкуры. Голову медведя клали на почетное место, причем так, чтобы она оказывалась лежащей между передними лапами. Весь праздник протекал перед медвежьей головой, являвшейся центром всех совершаемых на нем обрядов. После окончания праздника осуществлялась описанная выше забота о черепе и костях медведя.
Медвежий праздник существовал в Европе у древних карелов и финнов, саамов, в Азии — у хантов, манси, кетов, эвенков, юкагиров, ульчей, орочей, нивхов, нанайцев, неги-дальцев, айнов, коряков, чукчей, в Америке — у алгонкинов, в частности, у монтанье, наскапи, оджибве, кри, пенобскот, майями, а также у нутка, квакиютль и тлинкитов (Гондатти, 1888; Харузин, 1898; Шренк, 1899, 11; 1903; 111; Пилсудский, 1914; Фрезер, 1928, IV, с.53; Богораз-Тан, 1928, с.72–73; Золотарев, 1934, с.26, 44; Штернберг, 19336, с.26, 51 — 111, 424, 499, 536; Калевала, 1940, с.316–318; Б.Васильев, 1948; Анисимов, 1958а, с.110; Алексеенко, 1960; Гурвич, 1960, с.78; Jochelson, 1905,1, р.88–89; Hallowell, 1926, р.60–75, 99— 100).
Отсутствие медвежьих праздников у некоторых народов, у которых имелась ритуальная забота о костях медведя, и отсутствие такой заботы у некоторых племен из числа тех, у которых отмечено существование медвежьего праздника, не может послужить основанием для отрицания наличия глубокой внутренней связи между медвежьим праздником и ритуальной заботой о черепе и костях этого животного [97] , ибо это представляет собой явление позднейшее. Об этом свидетельствует тот факт, что почти у всех племен и народов, у которых отсутствовал медвежий праздник, но имелась обрядовая забота о черепе и костях медведя, отмечено существование либо прямых пережитков медвежьего праздника, либо разнообразных обрядов, связанных с медведем. Существование такого рода пережитков отмечено, в частности, у алтайцев, тувинцев, якутов, долган, меномини и многих других алгонкинов, ассинибойн (Харузин, 1898, 4, с.5; Потапов, 1928, с. 17–21; Попов, 1937, с.202; Вайнштейн, 1961, с. 172; Hallowell, 1926, р.72, 77). О позднем характере медвежьих праздников тлинкитов, квакиютль и нутка, у которых не отмечено (а может быть, просто не замечено) ритуальной заботы о костях медведя, говорит та их особенность, что они справляются не после каждой удачной охоты, а лишь после первой в сезоне (Hallowell, 1926, р.74–75).
97
К этому нужно добавить, что такое несоответствие не всегда существует в действительности. Иногда оно — результат отсутствия информации или недостаточной точности ее. Установить существование или отсутствие того или иного обряда у какого-либо племени или народности — дело далеко не простое. Об этом свидетельствуют многочисленные разногласия между исследователями, в том числе и по вопросу о бытовании медвежьего праздника у той или иной народности, в частности, у кетов (В.Анучин, 1906, по Алексеенко, 1960).
Все это вместе взятое дает, на наш взгляд, достаточно оснований полагать, что ритуальная забота о черепе и костях медведя в своей первоначальной форме была неразрывно связана с праздником, из которого возник современный медвежий праздник.
Существование одной ритуальной заботы о черепе и костях медведя без соответствующего праздника, а также существование медвежьего праздника без обрядовой заботы об останках медведя представляет собой результат разложения единого медвежьего культа, имевшего когда-то необычайно широкое распространение [98] .
98
В дополнение к приведенным выше данным можно указать, что в той или иной форме медвежий культ существовал в античной Греции. Фракии. Малой Азии, Тавриде, Галлии (Кагаров, 1913. с.231–232, Н.Васильев, 1948. с.78; Штаерман, 1961, с.193, Runeberg, 1947, р.62–63). а также в Скандинавии, у восточных славян и неславянских народов Поволжья (Штернберг, 1936, с.390; Н.Воронин, 1941, с.170 сл.; „История культуры древней Руси", 1951, II, с.63–64; Н.Никольский, 1956, с.98 — 192). Имеются основания полагать, что у восточных славян еще в XI в. существовал медвежий праздник (Н.Воронин, 1941, с.175–176). У белорусов еще в XIX в. бытовали празднества, которые нельзя рассматривать иначе, как отдаленные пережитки настоящих медвежьих праздников (Н.Никольский, 1956, с. 101–103).