Как возникло человечество
Шрифт:
С медвежьими праздниками связана вера в воскрешение, возрождение, „обратное возвращение" убитого зверя. Часть обрядов, совершаемых во время медвежьего праздника, имеет своей целью обеспечить возрождение убитого животного и его „обратное возвращение". На это обстоятельство указывали Н.Н.Харузин (1898, 3, с.28–29), Дж. Фрезер (1928, IV, р.48), В.Г.Богораз-Тан (1926, 1931, 1936), А.Ф.Анисимов (1958а, с. 132). Подобные же верования и обряды связаны и с другими зоофагическими праздниками, в частности и с афинскими буффониями (Кагаров, 1913, с.255; Толстой, 1936, с.257).
Подробно этот момент зоофагических праздников рассмотрен в работах В.Г.Богораза-Тана (1926, 1928, 1931, 1936), поставившего эти праздники в генетическую связь с культом умирающего и воскресающего бога. Самую сущность зоофагических праздников В.Г.Богораз-Тан видел не в убиении и поедании животных, а в стремлении обеспечить возрождение животных, обеспечить существование и процветание данного вида и соответственно называл их праздниками воскрешения зверей. С такой точкой зрения вряд ли можно согласиться, но вместе с тем нельзя не признать значительной роли момента магического обеспечения существования вида животных в обрядности зоофагических праздников вообще, медвежьего, в частности.
К числу обрядов, имеющих целью обеспечить возрождение, телесное воскрешение убитого зверя, почти все исследователи прежде всего относят ритуальную заботу о черепе и костях, и не без основания. Существование веры в то, что сохранение черепа и костей убитого животного обеспечивает его телесное воскрешение, оживление, было отмечено у многих племен и народов (Jochelson, 1926, II–III, р.148; Фрезер, 1928, IV, с.60; Зеленин, 1936, с.76, 167; 1937а, с.28; Н.Воронин, 1941, с.169; Б.Васильев, 1948, с.94; Чурсин, 1957, с.82; Вайнштейн, 1961, с. 173).
Зафиксирован и целый ряд других обрядов, имеющих своей целью обеспечить воскрешение убитого зверя (Пил-судский, 1914; Штернберг, 19336; В.Петров, 1934). Все они имеют явно позднее происхождение, о чем говорит их теснейшая связь с верой в души зверей, духов, хозяев тайги и т. п.
Но ритуальной заботой о черепе и костях животного и упомянутыми выше обрядами явно позднего происхождения имеющее место во время зоофагических праздников магическое обеспечение существования вида животных не исчерпывается. Материалы свидетельствуют о существовании еще одной группы обрядов, имеющих целью обеспечение сохранения данного вида, причем обрядов явно архаического происхождения.
Один из самых интересных обрядов, принадлежащих к этой группе, был зафиксирован у эвенков, живших в районе Хантайского озера [102] . У них после того, как медведь был съеден, его череп и кости скелета в анатомическом порядке привязывались к палке, причем череп укреплялся на ее верхнем конце. Затем все взрослые мужчины, по очереди „боролись" с „медведем" и, „повалив" его на землю, имитировали половой акт [103] . Сходный обряд существовал у долган, но у них половой акт имитировался не со скелетом медведя, а с тушей только что убитого зверя (Попов, 1937, с.202). Обряды фаллического типа по отношению к медведю бытовали также у шорцев (Б.Васильев, 1948, с.87). У коряков на праздниках кита и белухи женщины во время плясок совершали сексуальные движения, делая вид, что они отдаются зверю (Штернберг, 1936, с.403). Сходные моменты существовали в обрядности зоофагических праздников и других народов Северо-Восточной Азии (Богораз-Тан, 1928, с.75),
102
Все данные об этом обряде были сообщены мне Б. О.Долгих.
103
В связи с этим интересно отметить, что обычай собирать скелет медведя бытовал у целого ряда народов Сибири, в частности, у юкагиров, эвенков и ороков (Зеленин, 1929, с 48–50) Не исключена возможность, что и у них в прошлом существовал подобного же рода обычай.
С этими фактами можно сопоставить употребление деревянных фаллосов во время танцев на медвежьих праздниках обских угров, исполнение на них сценок явно эротического характера (Гондатти, 1888, с.80; Харузина, 1927, I, с.84; Б.Васильев, 1948, с.87), распевание песен весьма нескромного содержания на медвежьих праздниках нивхов (Штернберг, 19336, с.66), определенная разнузданность отношений между полами во время аналогичных праздников у айнов (Пилсудский, 1914, с. 130–133), а также отмеченное у нивхов, удэгейцев, ороков, орочей, айнов, кетов особое ритуальное отношение к половым органам медведя (Пилсудский, 1914, с. 152; Штернберг, 19336, с.229; 1936, с.211; С.Иванов, 1937, с.8, 17; Б.Васильев, 1948, с.87; Алексеенко, 1960, с.99).
Б.А.Васильев (1948, с.87–88), сопоставив употребление деревянных фаллосов во время танцев на медвежьем празднике обских угров с употреблением аналогичных предметов во время весеннего праздника индейцев дакота, преследующего цель способствовать размножению бизонов, пришел к выводу, что и в данном случае мы имеем дело с обрядами магического размножения животных. С этим выводом нельзя не согласиться. Как уже указывалось в главе X, половые акты, их имитирование, различного рода намеки на них и т. п. в прошлом у всех народов рассматривались как действия, магическим образом способствующие размножению животных и плодородию почвы.
Таким образом, в ритуале медвежьего и других зоофагических праздников можно отметить существование, наряду с обрядами магического воскрешения зверей, обрядов магического размножения животных. Последние обряды сохранились лишь в качестве пережитков и с ними, как правило, не было связано никаких верований, что, на наш взгляд, говорит об их глубочайшей архаичности. Все это дает основания полагать, что первоначально с зоофагическими праздниками вообще, медвежьими, в частности, была связана не идея магического воскрешения убитых животных, а идея создания их изобилия путем магического способствования их размножению.
В своей ранней форме зоофагический праздник вообще, медвежий, в частности, включал в себя два таких основных момента, как ритуальное поедание убитого зверя и магическое обеспечение размножения данного вида животного, т с те же самые моменты, что интичиума австралийцев. Все это свидетельствует о том, что зоофагический праздник и интичиума имеют одну общую основу, что они возникли из одного корня. Так как интичиума является церемонией несомненно тотемистической, то отсюда следует, что и зоофагические праздники в своей исходной форме носили тотемистический характер, были праздниками тотемистическими.
Кроме приведенных выше, имеются и другие данные, свидетельствующие о тотемистическом характере зоофагических праздников вообще, медвежьих, в частности. Так, например, многие исследователи обращали внимание на такой факт, что на медвежьем празднике обских угров большое место занимали пляски, представляющие собой повествования из жизни медведя. Пляшущие старались подражать движению изображаемого животного (Гондатти, 1888, с.76–77; Харузин, 1898, 3, с.22, 23; Зеленин, 1936, с.241, Б.Васильев, 1948, с.83) Подражание телодвижениям медведя отмечено и на празднике кетов (Алексеенко, 1960, с. 100). По сообщению В.Г.Богораза-Тана (1939, II, с.81–83), на волчьих праздниках чукчей и коряков один из мужчин одевал на себя шкуру волка и совершал в ней благодарственный обряд, сопровождаемый пением и пляской. Во время этого обряда исполнитель время от времени выл, подражая волку. Во время медвежьего праздника надевалась шкура медведя.