Как выглядит будущее?
Шрифт:
Большинство критиков считают «Утопию» Мора сочинением, послужившим основой для целого ряда важных моделей «социального будущего». Маркс окрестил Мора «коммунистическим героем». Герберт Уэллс, напротив, рассматривал в качестве первой современной утопии общество, представленное в «Новой Атлантиде» Фрэнсиса Бэкона, опубликованной столетие спустя в 1627 г. (Andrews 1901; Kumar 1987: 198–199).
В «Новой Атлантиде» описываются обычаи утопического общества, обнаруженного на одном из островов, прежде всего обычаи государственного научного учреждения – Дома Соломона, рассматриваемого в качестве «государственного ока». На вооружении ученых Дома Соломона имеются многочисленные научные приборы, процессы и методы. В одной из сцен сочинения глава Дома Соломона демонстрирует европейскому путешественнику научные исследования, в которых применятся метод Бэкона. Исследования эти нацелены на понимание и покорение природы и использование
Схожие взгляды были разработаны и жившим в XVIII столетии ученым маркизом де Кондорсе. Он всматривался в «океан будущего» и предрекал становление прогрессивного мира будущего, основанного на равенстве, просвещении и обществах, мудрое руководство которыми осуществлялось бы мировой коллегией ученых (Kumar 1987: 44). Благодаря своему динамичному развитию наука превращалась в коллективную силу, способную преобразовать и усовершенствовать мир.
Романист Анатоль Франс подошел к вопросу с более общих позиций, размышляя о положительных возможностях утопического мышления. Он утверждал, что «без утопистов далекого прошлого люди до сих пор жили бы в пещерах, несчастными и обнаженными <…> Из благородной мечты вызревает благая реальность. Утопия представляет собой принцип всеобщего прогресса и очерк лучшего будущего» (цит. по: Mumford 1922: 22). До XIX в. будущее редко понималось в качестве иного места, некоей еще не открытой страны. В XIX же столетии произошел всплеск идей с развитием подробных концепций утопий будущего (Armytage 1968). Многие футурологи предрекали динамичную роль новых наук и технологий, прежде всего парового двигателя и электричества, в строительстве нового, лучшего мира будущего (Kumar 1987: ch. 1; Morus 2014).
Некоторые утопии рассматривались как близкие к практической реализации, другие же – как возможные в весьма отдаленном будущем. Среди соответствующих примеров следует назвать концепцию «подлинного коммунизма» Маркса, который должен был стать результатом классовой борьбы, а также утопию свободных рынков, разработанную Джоном Брайтом и Ричардом Кобденом (Kumar 1987: 46–49). Весьма значимым оказался предпринятый в начале XIX столетия Робертом Оуэном эксперимент по созданию образцового фабричного поселка в Нью-Ланарке, Шотландия. Эта ставшая реальностью утопия послужила примером для создания в течение последующих ста лет целого ряда иных утопических коммун. Размышления самого Оуэна о нью-ланаркском эксперименте вышли под названием «Новый взгляд на общество» (Owen 1970 [1813/14]). Оуэн критиковал конкурентный и отчуждающий характер промышленного капитализма и выступал за создание относительно небольших «кооперативных поселков». Численность населения каждого из таких поселков должна была составлять примерно одну тысячу человек. В них должны были быть общественные здания, кооперативные предприятия, игровые площадки, общественные кухни, лекционные залы и школы. Оуэн полагал, что кооперативные поселки смогут оказаться полезными в деле коррекции «обесценивающего» эффекта новых технологий и машин (Owen 1970 [1813/14]: 53; о «реальных утопиях» последнего времени, многие из которых были также невелики по своим масштабам, см.: Wright 2010).
Схожим утопическим сочинением конца XIX в. стал труд Уильяма Морриса «Вести ниоткуда» (Morris 1890; Моррис 1962), в котором представлена одна из концепций идеального общества. В этом воображаемом обществе, буквальном Нигде, люди свободны от оков индустриализации и находят гармонию в сосуществовании с миром природы. Моррис признавал, что изобретение машин снизило применение некоторых наиболее опасных для жизни аспектов труда, хотя он отказывался верить в то, что они способны были помочь человеку в выполнении домашних дел. Он описывал физические условия, в которых жили люди утопического общества, как приятные, изобильные и прекрасные, олицетворявшие идиллию простой пасторальной жизни (Levitas 2013: 80). Рассматривая идеи Уильяма Морриса, Рут Левитас проводит различия между утопией как замкнутой системой и утопией как эвристическим методом, служащим для изучения и критики современных обществ (Levitas 2013: 114–115). Согласно Левитас, даже сам принцип сочинения и публикации, которого придерживался Моррис, подчеркивал открытость и участие и не был неизменным и закрытым планом утопического общества.
В других утопических произведениях XIX столетия предлагались куда более динамичные картины миров будущего: здесь были задействованы такие сюжеты, как продолжительные путешествия, приключения и движение. Примерами здесь могут служить произведения Герберта Уэллса, посвященные путешествиям во времени и всемирному мозгу, а также роман Жюля Верна «Вокруг света за 80 дней» (Verne 2008 [1873]; Верн 1985). В прочих сочинениях о будущем речь могла идти о конфликтах между человечеством и более развитыми расами инопланетян, живущими под землей или в космосе. Первым в этой серии стал роман Уэллса «Война миров», давший толчок развитию данного жанра и появлению множества книг и не только книг (Wells 2005 [1898]; Уэллс 1964а).
Большинство произведений XIX столетия выражало в целом оптимистический взгляд на мощь и повышающееся качество научных и технологических достижений. Одна из утопических концепций даже была представлена на легендарной Всемирной выставке 1851 г. в Лондоне. На рубеже столетий Оскар Уайльд написал следующие ставшие знаменитыми строки: «…если в мире она [утопия] отсутствует, на такую карту мира не стоит и смотреть, потому что не увидим той земли, куда все время стремится человечество» (Wilde 2001 [1900]: 141; Уайльд 2015: 231). Творчество Уэллса было охарактеризовано как «воплощение утопической мечты» (о разнообразии творчества Уэллса см.: Kumar 1987: сh. 6). Уэллс полагал, что социологии следует заняться изучением идеи утопического общества, поскольку «социология не что иное, как рассмотрение Идеального Общества в его отношении к обществам существующим» (Wells 1914: 200; Уэллс 1964б: 403).
Уэллс иллюстрирует описание идеального общества в своем труде «Современная Утопия» (Wells 2011 [1905]). Он противопоставляет современную утопию прежним, статическим представлениям: по его убеждению, утопии должны характеризоваться многочисленными изменениями и инновациями. Он первым заговорил о массовых путешествиях по всему земному шару с помощью огромных поездов, движущихся над поверхностью Земли со скоростью 200–300 миль в час (Kumar 1987: 194). Утопия не может быть статичной. Вследствие существования общих языка, денежной системы, обычаев и законов необходимости в уединении нет. Вся земля и все энергоресурсы планеты принадлежат всемирному государству. Человечество почти полностью освобождено от физического труда. Дизайн отличается эффективностью, простотой и функциональностью. Общественное устройство пронизано духом науки. Вмешательство машин в жизнь человека, основанное на последних достижениях науки и технологий, почти не ограничено. В огромном здании хранится перечень всего населения мира. На каждого человека заведена учетная карта, в которой содержатся обширные сведения о нем, включая маршруты его поездок.
Однако в романе «Человек-невидимка» Уэллс настроен гораздо менее оптимистично. В этой книге не слишком порядочный ученый по фамилии Гриффин раскрывает секрет невидимости, и это вызывает у него стремление к абсолютной власти (Kumar 1987: 184–185). После выхода в начале XIX в. романа Мэри Шелли о чудовище, созданном швейцарским ученым Виктором Франкенштейном, непреднамеренная власть машины над человеком надолго стала темой многих произведений о будущем (Shelley 2000 [1818]; Шелли 2010б). Франкенштейн проводит эксперименты в научной лаборатории совершенно нового типа. Он попирает законы природы в том, что касается путей создания жизни. В лаборатории он создает нового человека (неслучайно вторая часть названия романа – «Современный Прометей»). Франкенштейн приходит в ужас от того, что ему удается собрать из различных частей тела. Он отрекается от своего создания, которое в итоге карает его. Эта тема рукотворного «научного чудовища», вышедшего из-под контроля и возвращающегося, чтобы расправиться со своим создателем, часто всплывает в последующих произведениях научной фантастики, например, в ставшем классикой фильме «Бегущий по лезвию» (1982).
Роман Мэри Шелли «Последний человек», действие которого разворачивается в конце XXI в., часто считается первым произведением «апокалиптической» художественной литературы. Действующими лицами в романе выступает группа людей, пытающихся выжить на фоне эпидемии чумы, стремительно распространяющейся из страны в страну (Shelley 1826; Шелли 2010а). Шелли пишет, что «огромным городам Америки, плодородным равнинам Индостана, многолюдному Китаю грозило полное опустошение. Там, где недавно ради выгоды или удовольствия собиралось множество людей, теперь раздавались лишь горестные вопли. Воздух был отравлен, каждое человеческое существо вдыхало смерть» Шелли 2010а: 314).
Неоднозначные отношения между человеком и машиной подробно описываются и в романе Сэмюэла Батлера «Едгин» (анаграмма слова «нигде»), прежде всего в той части произведения, которая получила название «Книга машин» (Butler 2005 [1872]). Произведение появилось вскоре после публикации Чарльзом Дарвином его труда «Происхождение видов». Батлер предостерегал, что, когда речь зайдет о выживании наиболее приспособленных к жизни существ, люди могут утратить контроль над созданными ими же машинами. Чтобы принять свою нынешнюю форму, утверждал он, телу человека понадобились миллионы лет. Это несравнимо много по сравнению с той скоростью, с которой развивались современные машины, и скорость их совершенствования, судя по всему, не знала границ. Батлер опасался, что однажды машины смогут развить способность к «мышлению», или того, что мы называем сегодня искусственным интеллектом.