Как я бил Гудериана
Шрифт:
Некоторые изменения произошли и в командном составе. Как я уже говорил, 8-й корпус вместо убывшего С. М. Кривошеина возглавил генерал-майор Иван Федорович Дремов.
Ивана Федоровича Дремова я знал еще по Витебской полковой школе, где он командовал взводом. Уже тогда меня подкупало в молодом взводном стремление к знаниям: каждую свободную минуту он отдавал книгам. В 1-ю танковую Иван Федорович пришел полковником. За плечами у него был уже немалый боевой опыт. На посту заместителя командира корпуса он проявил себя как офицер с широким военным кругозором. Среднего роста, с простым открытым лицом, добродушный в товарищеской обстановке, И. Ф. Дремов пользовался в корпусе большим авторитетом. Я рекомендовал его назначение с твердой убежденностью, что не ошибся в своем выборе.
Погибшего А. Ф. Бурду заменил Герой Советского Союза полковник И. Н. Бойко.
Во время марша я решил завернуть в Ружин – маленький городок на Житомирщине. Сделали круг, чтобы отдать последний долг нашему замечательному танкисту-гвардейцу Александру Федоровичу Бурде. Он был похоронен на площади. Над его могилой возвышался танк, один из тех, на котором он прошел по боевым дорогам многострадальной Украины.
Постояли несколько минут с обнаженной головой. Простились и тронулись вперед навстречу боям.
От Белгородки начался второй этап нашего марша. До выжидательного района оставалось более 100 километров. Их предстояло пройти своим ходом в течение двух ночей. Путь по весенней распутице, да еще в темноте, когда нет и звездочки в небе, нелегкий. Под ногами и колесами – слякоть непролазная.
Танки шли со скоростью один-два километра в час. К тому же им приходилось тянуть на буксире от одной шоссейке к другой колесные машины. Вытащат грузовик, тянут его метров пятьсот, смотришь, он опять увяз. И начинается все сначала.
Наша фронтовая дорога на этот раз лежала через городок, где перед войной формировалась 20-я танковая дивизия. Отсюда мы и выступили по тревоге 22 июня сорок первого года. Теперь, пользуясь случаем, заскочил я по дороге в бывший военный городок, в довоенный родной дом.
Городок вроде сохранился. Дома не взорваны, посадки не вырублены. Но кругом пустынно, двери в домах настежь, замки выломаны. В квартирах голые стены. Зашел в свою пустую квартиру – присесть не на что. На улице квартирные ключи, которые три года носил в кармане, забросил в кусты. Здесь задерживаться было незачем, да и некогда.
Путь был и дальше трудным, но все же главные силы танковой армии пришли в район восточнее Тернополя без опоздания – к 17 марта. Час в час, как и требовалось по приказу. Отстали лишь тылы, понтонный парк и часть артиллерии.
На новом месте прежде всего нужно изучить обстановку. Шалин развернул карту, на которой уже были нанесены некоторые данные.
Если сравнить обстановку, в которой 1-й танковой армии приходилось решать задачи обороны и наступления в топ или иной операции, вряд ли мы найдем что-то единое, повторяющееся. Наоборот, всякий раз менялись методы организации и способы ведения боевых действий. Тут, конечно, многое зависело от соотношения сил воюющих сторон, от природных и метеорологических условий. Что в одних условиях было приемлемым, в других оказывалось совсем неподходящим. Так что и мне, и штабу всякий раз приходилось изыскивать наиболее целесообразные варианты боевых решений. И сейчас предстояло найти новый, наиболее правильный вариант.
Напомню читателям, что операция, в которой нам предстояло участвовать, впоследствии получила название Проскуровско-Черновицкой. Началась она, когда 1-я танковая находилась в резерве фронта, в районе Погребище. К этому времени южная часть советско-германского фронта вытянулась дугой на восток, на северном фасе которой действовал 1-й Украинский, на восточном – 2-й Украинский фронты. Ситуация складывалась таким образом, что в результате удара советских войск с севера на юг все вражеские дивизии, действовавшие на Правобережной Украине, могли оказаться отрезанными от центральных районов Германии.
Этой благоприятной обстановкой и воспользовалось Советское Верховное Главнокомандование. Рано утром 4 марта войска 60-й и 1-й гвардейской армий при поддержке 4-й и 3-й гвардейских танковых армий начали наступление с рубежа Ямполь – Корница – Изяслав – Шепетовка. К 10 марта войска ударной группировки фронта вышли на линию Волочиск – Черный Остров и подошли к Проскурову. Железнодорожная магистраль Одесса – Львов, основная питательная артерия группы армий «Юг», оказалась перерезанной. Но дальнейшее продвижение советских войск на этом участке застопорилось. Гитлеровское командование понимало, сколь серьезная угроза нависла над его соединениями, расположенными к востоку от Проскурова и Каменец-Подольского. Назревал очередной котел, которого в то время фашистские генералы боялись как огня. Поэтому в угрожаемый район срочно перебрасывались свежие части.
На какое-то время командованию группы армий «Юг» удалось стабилизировать линию фронта в этом районе. Да и наступательная сила советских армий к этому моменту ослабла. Они прошли с тяжелыми боями 80 километров.
Необходимо было нарастить силу удара. Уже 10 марта Военный совет 1-го Украинского фронта представил в Ставку свой план действий:
«1. По выполнении ближайшей задачи фронта, т. е. по овладении Тернополем и Проскуровом, считаю возможным после пяти-шестидневного перерыва продолжать наступление с целью выхода на реку Днестр и тем самым отрезать южной группе войск немцев пути отхода на запад в полосе севернее реки Днестр.
2. Главный удар силам 1-й и 4-й танковых армий, 1-й гвардейской и 60-й армий (23 сд), усиленных артиллерией, и при поддержке всей авиации фронта нанести из района Тернополь – Волочиск – Проскуров в общем направлении на Чертков – Каменец-Подольский».
Ставка одобрила этот план, и наша армия была переброшена из Погребище (юго-восточнее Казатина) в полосу действий 60-й армии И. Д. Черняховского.
Под Тернополем в полуразрушенной хибарке разыскал командарма. Он удивил меня своей молодостью. На красивом с правильными чертами лице выделялись большие темные глаза. Стремительные, энергичные жесты…
Предварительные переговоры с Иваном Даниловичем о прорыве на юг не вселяли больших надежд. Даже такое впечатление создавалось, что для Черняховского и его штаба предстоящий прорыв был прямо-таки ножом острым.
– Понимаете, – говорил командарм, – мы еще после последних боев не успели оправиться. А тут новый приказ – вперед. Хоть бы дали маленькую передышку.
Подсчитали мы с Иваном Даниловичем наши боевые ресурсы. Прорыв предстоял глубокий, а мощными огневыми средствами мы не располагали. Больше чем 24 артиллерийских ствола на 1 километр фронта Черняховский дать не мог. А значительная часть артиллерии 1-й танковой армии, как я уже писал, поотстала.