Как я босса похитила
Шрифт:
— Ни за что!
— Правда? И когда со мной была, ты не представляла, что ты не только со мной, а с двумя?
— Нет! — выдохнула Оля.
Боже, пусть он остановится. Она уже горит вся.
— Даже когда я касался тебя везде и при этом был в тебе? — хрипло спросил Воронцов. — Ты ни разу не вспоминала ту ночь?
Оля мотнула головой. Во рту окончательно пересохло. Воронцов впился пальцами в ее бедра, вынуждая немного откинуться назад.
— Знаешь что, Оля, — пробормотал он. — Я думаю, ты врешь.
— Нет, это все… странно. Плохо.
— Разве
— Нет.
— Разве тебе не хочется повторить?
— На трезвую голову? Нет!
— Чего ты боишься?
— Боли.
— Разве в тот раз тебе было больно?
Оля нервно хмыкнула.
— Я, знаешь ли, была не в себе, а в обычной жизни у меня высокий болевой порог и…
— Ш-ш-ш, — Воронцов приставил палец к ее губам. — Хватит, я понял. Но я ведь трезвый сейчас, а хочу ровно того же, что было той ночью, и алкоголь тут совершенно не причем. И ты этого хочешь. Вот почему ты на кухне в тот раз была другой… Ты мне доверяешь?
Ответила она, не раздумывая:
— Да.
— Веришь, что если будет больно, я тут же остановлюсь?
— Да.
— Хочешь повторить?
— О боже, да, — выдохнула она ему в губы.
В этот раз все было иначе. Без спешки, сорванной одежды, царапин и синяков на теле. Он медленно раздевал ее, пока набиралась ванна, а после потянул за собой в воду.
Оля плавилась в его руках, превращаясь в податливый воск. Хотелось все сразу, везде и много, но Воронцов только нагнетал, и казалось, все время мира принадлежит ему одному.
В ванне он продолжил целовать каждый сантиметр ее тела, при этом руки тоже не знали покоя. Кожа стала чувствительной, кровь превратилась в жидкое пламя. Все было иначе, и каждое движение губ и рук ощущались куда острее, чем под воздействием притупляющего ощущения алкоголя.
И все же Воронцов мог набрать полную ванну кипятка или холодной воды, Оля все равно не почувствовала бы разницу. Ее тело было настроено только на него одного, и только он имел значение.
На его шее завтра живого места не останется, поэтому вскоре ее зубы впились в его предплечье. Оля пыталась кусать тыльную сторону собственной ладони, но Воронцов отвел ее руки в сторону.
— Хочу слышать, как ты кричишь.
Кричать и слышать собственные крики, которые звенят и отскакивают от кафеля, то еще испытание. Голову никак не получилось отключить, как и целиком расслабиться. Стыдливость, желание спрятать глаза все еще были сильны, как и раньше.
Воронцов удивительным образом улавливал перемену в ее настроении. Когда она снова напрягалась, стал гладить по спине, продолжая целовать до самого настоящего головокружения.
— А теперь дай мне вымыть тебя, — прошептал он, разводя ее ноги.
Она вспыхнул вся: от кончиков волос до кончиков пальцев и, когда получила разрешение кусать его, сколько вздумается, то тут же отвела душу.
Он исследовал ее руками, а Оля не знала, куда деть глаза.
— Так дело не пойдет, — прошептал
— Я предупреждала… Прости.
— Тогда поступим иначе. Ты вымой меня.
Оля уставилась на него через левое плечо, не веря своим ушам.
— Нет, если не хочешь, — продолжал Воронцов, — то я и сам справлюсь…
— Нет. Я… хочу.
Она приподнялась из воды, взяла мочалку.
— Ты будешь пахнуть клубникой и шоколадом, ничего?
— Мыть ты меня тоже будешь не глядя? Оля, посмотри на меня. Я же тебя не съем.
Оля обернулась. Взгляд скользнул ниже и у нее вырвалось тихое:
— Ого.
Воронцов откинулся назад и захохотал.
Она вернулась в воду, устроилась между его ног. Так, сначала плечи, ничего страшного же? У всех людей есть плечи и руки, и все это дело постоянно пачкается. Как и все остальное… Только остальное у людей все-таки разное, и выглядит иначе, нет правда, как вот это все вообще поместилось в нее?
Руки, ноги, плечи… Мочалка скользила медленно, но уверенно, двигаясь прямо к цели. Оля вспомнила собственные сожаления о неудачных попытках минета на пьяную голову. А ведь сейчас она трезвая, и координация движений у нее куда лучше…
Воронцов зачерпнул пены с мочалки и провел пальцем по ее груди. Ах вот, как? Дразнится, значит? Сам напросился. Чтобы сесть удобней, пришлось развести ноги и оседлать его.
Отпустив мочалку в свободное плавание, подушечками пальцев Оля пробежалась по жестким темным волоскам ниже пупка. Вспомнила о том, как мечтала почувствовать его под своим языком, еще тогда на кухне. Обхватила основание и застонала — Воронцов тогда же прикусил зубами сосок и притянул к себе.
Все это время Оля не убирала рук. Поглаживала, чересчур аккуратно, наверное, но надо же было рассмотреть, как двигается кожа, изучить кончиками пальцев выпирающие вены. Еще нестерпимо хотелось попробовать его на вкус, но не нырять же?
Руки Воронцова, тем временем, поглаживали внутреннюю сторону бедер. И Оля теряла голову и связь с реальностью. Нерешительность потонула под растущим цунами желания.
— Сядь на край ванны, — услышала она свой хриплый глухой голос.
Воронцов тут же подчинился. Зажал между своих бедер, и Оля медленно облизала губы. А потом наконец-то провела языком сверху донизу и обратно. Разомкнула губы, вбирая его в рот.
Если бы у них с Воронцовым не было богатой предыстории, она бы была убеждена, что никогда он в нее не поместится, раз даже ртом она не может взять его как следует. И все же имеющийся опыт доказывал обратное.
Пальцы Воронцова зарылись в ее волосы, но без напора. Она языком исследовала то, что уже успела изучить пальцами. Чувствовала, как плоть под ее руками вздрагивает, если она задевает ее зубами.
А потом вдруг стало получаться лучше и даже глубже. Оля взяла темп, приноровилась, растворилась в глухих стонах Воронцова. Он сам прервал ее, потянулся к губам, набросился с яростной страстью, терзая язык.