Как я не хотела спасать мир
Шрифт:
— Вот и дамы мои не представляют, — уныло сказал оборотень, потирая рукой лицо. — Говорят, что четыре немытых копыта даже для холодца не нужны. — Он воззрился на меня с надеждой: — Так есть у вас такое зелье, чтобы я не оборачивался?
Мы переглянулись с Гри, и в один голос сказали:
— Найдем! Если нет, то выведем на Ромуальде! Он ко всему привычный!
Рыцарь забился в падучей.
Гости еще немного посидели и разошлись. Я пообещала несчастному кентавру поискать средство от его напасти, а лешему сварить настойку от сорняков на голове. Мы пообнимались
Я заперла дверь и подошла к рыцарю с кружкой зелья, рассматривая свое приобретение:
— Смотри, Гри, — позвала я кота, — когда он так мирно спит, то кажется почти человеком.
— Именно, что кажется, — запрыгнул рядом с ним на постель сердитый кошак, выпуская когти. — А только зазеваешься, сразу проснется сволочью! Чего ты на него глазеешь?
— Да вот смотрю, — честно призналась я, — что он очень красивый. Лицо правильное. Ямочка на подбородке. Нос благородный. Глаза… закрытые. Волосы густые и вьющиеся. Фигура божественная, — я помолчала и добавила. — А сам по себе засранец засранцем!
— Особенно после того, как ты ему в лекарство касторника добавила, — поддержал меня Гри, точа когти о край лежанки, — он нам все это и продемонстрировал.
— Не нам, — поморщилась я, — а сортиру. Но все равно, странно. Чем красивее, выходит, тем противнее? Внутреннее уравновешивает внешнее?
— Закон гавновесия, — посмотрел на рыцаря Гри. — И не поправляй меня, я не оговорился. — Он покосился на меня: — Ты только сейчас начала постигать эту истину?
— Не то чтобы, — призналась я, отходя к столу и начиная перетирать семена в ступке. — Я давно подозревала о некоторых аспектах еще в детстве, когда научилась читать и мне в руки попал сборник сказок.
— И что в этом странного? — спрыгнул с лежанки кот и пошел ко мне. — Сказки должны учить детей светлому и доброму.
— Да? — фыркнула я, начиная перетирать смесь еще энергичнее. — А как ты тогда объяснишь сказку, где мужик восемь раз женился и каждый раз душил своих жен, потому что они не могли удержаться от любопытства и ходили посмотреть на трупы предшественниц? И ведь так упорно наступал на одни и те же грабли, что посинел бородой.
— У него был плохой вкус на женщин, — почесал лоб кошак. — И странные привычки! Может, у него вообще с женщинами не ладилось? Ну, проблемы с личной жизнью и все такое…
— И поэтому он маниакально притаскивал следующую, не успев избавиться от предыдущей? — подняла я брови. — Собственно, у него даже времени на это не было. Он просто складировал своих протестированных жен в подвале. Сравнивать, что ли, потом собирался? Или коллекционировал? А что? Кто-то марки собирает, а этот трупы.
— Тьфу! — сплюнул в сердцах Гри. — Какие у вас неправильные сказки!
— Ведьма! — пришел в себя Ромуальд. — Быстро подай мне воды!
— Знаешь, — дернул ушами кот, — если у него все бабы были, как этот овощ, то я бы тоже посинел… от злости. Можно я ему внешность испорчу? Тогда все хорошее, что в нем еще завалялось, выйдет наружу и украсит собой внешние недостатки, согласно твоей теории,
— Не надо, — остановила я кровожадного компаньона. — У меня есть другой способ. — И громко прокаркала: — Иду, касатик! Уже бегу, только касторник в воду добавлю…
Рыцарь резко расхотел пить, орать, требовать и прикинулся бревном.
Прошло несколько дней, в течении которых Ромуальд научился говорить слова «пожалуйста» и «спасибо», оказавшиеся в его лексиконе новыми и невостребованными. И мы даже начали мирно сосуществовать. Случались, конечно, огрехи в его поведении, но он умел учиться на своих ошибках…
— Почему в этом бульоне, ведьма, — возмущался рыцарь, уминая его за милую душу, — нет специй и навара?
— Ну, касатик, извини, — ухмыльнулась я, успев поймать кота за шкирку, — сейчас зима — крысы и лягушки попрятались. Могу, конечно, мышиного помета сыпануть, но он так дорог, что потом не рассчитаешься! А про специи ты прав, унучек. Ты в следующий раз какую специальную травку хочешь? Харкальник обыкновенный? Или душитель избранный?
— Все было вкусно, — быстро отреагировал Ромуальд, передавая мне плошку. И даже выдавил из себя: — Спасибо!
— Поправляйся, ягодка моя волчья, — кашлянула я в ответ, начиная перебирать и сортировать травы.
— А как я тут очутился? — полюбопытствовал рыцарь, которому, видимо, надоело лежать молча и пялиться в затянутое слюдой окно. — Я так понимаю, что ты не живешь рядом с логовом дракона?
— Это дракон не живет рядом с нами! — мгновенно ощетинился Гри, который не переваривал Ромуальда в любом виде.
И пусть не переваривает, зато не отравится!
— Мне неведомо, как ты оказался у нашего порога, рыцарь, — честно сказала я, не видя смысла скрывать эту информацию. — Я просто вышла на шум, увидела тебя и притащила в избу…
— А надо было бросить там! — фырчал злющий Гри. — Тогда бы мы не переводили продукты, а волки бы имели чего пожрать!
— Не имели бы, — осадила я его. — Потому что трудно есть сломанными зубами. И потом, откуда ты знаешь, как на неокрепший волчий организм бы подействовала слюна дракона? А вдруг бы у всей стаи началось несварение желудков?
— Ты за них не переживай, — парировал кот, дергая хвостом из стороны в сторону, — они всеядные. И не такое переваривали.
На этом разговор прервался.
Ромуальд выздоравливал. И чем активнее становился, тем больше мрачнел. Иногда молчал целыми днями, погруженный в свои думы, которыми не делился. Может, считал, что мы недостойны, а, может, просто не надумал ничего путного, а глупость на свет выносить не спешил.
Как только слегка потеплело, он подошел ко мне и сказал:
— Ты можешь найти мне что-то из одежды, чтобы я смог отсюда уйти?
— Даже не знаю, касатик, — шмыгнула я носом, а сама возрадовалась в душе. Скрывать свой возраст становилось все труднее и труднее. Мне все время приходилось кутаться и притворяться. Попробуйте двадцать четыре часа в сутки разыгрывать из себя старую бабку, еле ползать и скрипеть несмазанной телегой.