Как я путешествовал по Алтаю
Шрифт:
В полдень мы ушли с протоки, и я отдал большую часть улова своим изумлённым друзьям, которые ещё вчера были моими учителями на рыбалке.
Они шли следом за мной до Артыбаша и по очереди несли мою чудесную удочку.
И Илюшка сказал:
— Вот накоплю за лето рублей сто, и будет у меня такая же удочка!..
Илюшкины сказки
Второй день мы шли с Илюшкой под парусом по Телецкому озеру и перед вечером увидали посёлок лесорубов — Яйлю.
В одном из домиков, почти у самой дамбы, где
Мы купили у него котелок мёду прямо с сотами и скоро разбили палатку на берегу залива Камга. Палатка стояла в кудрявом тальнике, вокруг неё росли любимые на Алтае цветы — оранжевые огоньки, или жарки. В тайге эти цветы заменяют и ландыш и сирень. Весной и летом с ними встречают и провожают дорогих гостей. И в каждом доме, особенно где есть девушки, непременно пламенеют букеты этих пушистых огненных цветов.
Я уже хорошо присмотрелся к Илюшке. Он оказался старательным помощником в походе: быстро ставил палатку, легко усвоил кое-какие морские термины. Он правильно «сушил вёсла», держа их гладкими лопастями над водой, пока не было команды «на воду». Ему очень нравилась команда «вёсла на укол». Мы применяли её, когда нужно было оттолкнуться от берега.
Мне лишь казалось необычным, что он почти ничему не удивлялся, хотя шёл по озеру впервые. Перед нами, например, проплывали отвесные скалы, за которые иногда цеплялось красивое белое облачко, — Илюшку это не волновало. Между скалами вдруг появлялась маленькая полянка-елань. Вся она была кумачовая от кипрея, ярко-васильковая от бархатистых цветов шпорника, а Илюшка отворачивался и, что-то мурлыча, глядел на парус.
Удивительно голубое небо было над еланью, а в нём — распластавший крылья орёл. Как давно мечтал я увидеть вот такую картину! А Илюшка сидел на корме, как равнодушный старичок, и не было ему никакого дела ни до орла, ни до красивого неба.
Только неподалёку от Яйлю я понял, что Илюшка не старичок, а мальчишка. Он увидел марала, который казался маленькой коричневой фигуркой под высоким и лысым гольцом, от которого рукой подать до голубого неба. Увидел, свалился с кормы и готов был выскочить на берег и ползти на брюхе среди камней, лишь бы только подкрасться к этому благородному оленю — могучему и недоступному, осторожному и стремительному, с ветвистой короной на красивой, словно точёной голове. И насмотреться, только насмотреться, чтобы все ребята в Артыбаше лопались от зависти, когда Илюшка будет рассказывать о встрече с маралом!
Но красавец марал был очень далеко. И Илюшка только дико свистнул в пальцы, как Соловей-разбойник в старых сказках. Олень повёл рогами — и отвернулся, показав нам белую салфетку на крупе.
— Знаешь, что он подумал? — спросил я Илюшку.
— Нет!
— «Что мне до какого-то Илюшки! И пусть себе плывёт этот свистун в лодчонке, крохотной, как ореховая скорлупа. И пусть внимательно следит за белой тряпкой, за парусом. А то он рассвистелся на всю тайгу, а лодку относит к другому берегу». Шкоты на правую! — крикнул я во все лёгкие.
Илюшка ухватился
Ночевали мы в заливе Камга. Илюшка наловил рыбы, и у нас была уха и чай с мёдом.
Мы сидели у костра при звёздах, а потом при луне, которая показалась из-за гор. Илюшка сказал:
— Вот и луна повисла на дне неба.
— Как это — на дне?
— Небо, по-нашему, большой перевёрнутый котёл. Так и во всех сказках говорится.
— А ты и сказки знаешь?
— Да.
— Ну расскажи хоть одну. Ночь такая, что только сказки слушать.
Илюшка сел поудобнее, поджав под себя ноги. Чёрные его глаза лукаво поблёскивали.
— Про сороку, что ли? Сядет она на землю клевать и всё головой вертит: клюнет — и оглянется. Почему это так? Не знаете?
— Наверно, боится: у неё кругом враги.
— А вот и нет! Это от павлина!
— Это как же так?
— Точно! От павлина! Давно это было, однако. Решили птицы женить павлина. Он у них начальником был. Кого только ни покажут павлину, всё ему не нравится: синица — мала, кедровка — худа, кукушка — скучна, только и знает своё «ку-ку» да любит яйца в чужие гнёзда класть. Выбрал павлин сороку. Она такая весёлая да развесёлая, знай себе целый день стрекочет.
Женился павлин и решил свою сороку одеть побогаче. Выщипал у себя на груди самые что ни на есть красивые зелёные перья, отдал их жене, чтоб носила на хвосте да на спине. С тех пор и стала сорока чёрная и белая, да ещё зелёная.
Только видит павлин, что жена его по дому ничего не делает: хлеб не печёт, бельё не стирает. Утром улетит куда-то, весь день пропадает, возвращается поздно вечером.
Спросит её павлин рано утром: «Куда спешишь?» — «Куда хочу!» Спросит её павлин вечером: «Где была?» — «Где хотела!»
И задумал павлин проверить, куда это летает его длиннохвостая. Полетел за ней тайно. Видит: села она на помойку возле избы и отбросы клюёт, словно ей дома добра мало.
Озлился павлин и закричал: «И не стыдно тебе? Сейчас же домой лети!» А сорока даже глазом не повела.
Подскочил тут к ней павлин да как стукнет клювом по голове! «Больше, — говорит, — ты мне не жена!»
С тех пор вот сорока, когда в отбросах копается, всё головой вертит и детям наказывает: «Клюньте да оглянитесь, не то павлин прилетит, по голове стукнет!»
— Интересно! У нас нет такой сказки.
— Я и говорил, что из-за павлина, а вы не верили.
Илюшка подумал и задал другой вопрос:
— А почему у бурундука на спине пять чёрных полос? Видели бурундука?
— Видел.
— Почему эти полоски?
— Чтобы он в тайге мог лучше скрываться.
— А вот и нет! Это медведь сделал!
— Ну, ну, расскажи!
— Жил-был медведь, большой и старый. И нашёл он на опушке кедр — толстый, в шесть обхватов.