Как я стал Богом. Путь в Эдем
Шрифт:
Полем идти было проще – ландшафт однообразнее. А тут каждое дерево выпятиться хочет. В подлеске и траве что-то краснеет, чернеет, в рот просится – как тут за глазами уследишь. И не закроешь – лоб мигом расшибёшь. Впрочем, что там жалеть – хуже не будет. Так и петлял
Видимой границы между кладбищем и лесом не было. Сначала редкие могилки меж деревьев, потом нечастые деревья меж оградок, и, наконец, сплошные кварталы навсегда усопших жителей с кустиками сирени, тонюсенькими берёзками, сосенками или рябинками рядом с надгробьями. Здесь идти было проще – за оградки держался, головой не вертел. Проходы узкие, прямые – можно и глаз не открывать.
Да только оконфузился – на бабку, слонявшуюся по кладбищу, чуть не наступил. Слышу шелест, шорох, шёпот. Открываю глаза – старая пятится, крестится и бормочет.
Так представьте себя на её месте – безлюдное кладбище, и, вдруг, откуда ни возьмись, пугало огородное, в мятой перепачканной одежде, с чёрными ладонями и дыркою во лбу, закрыв глаза, накатывает. Как ещё бабульку кондрашка не хватила?
Что сказать, как утешить? Плюнул и в сторону пошёл – черти тебя носят!
Да только все мои повороты нынче плохо кончаются. Швырнуло меня в бок сначала, а потом спиной через оградку – только туфли друг о дружку сбрякали.
Бабка мигом успокоилась – картина ясная.
– И-ии, нажрутся и бродют, черти вас задери.
И, плюнув в мою сторону, прочь побрела.
Инцидент навёл на мысль.
Двигаем дальше.
Дорога от кладбища одна, город знаю, как пять своих пальцев – дойду, обязательно найду дом на Сиреневой улице, обниму Наташу, поцелую Катюшу, браслет надену, переверну этот мир, и долго-долго буду трясти. Другого обращения он не заслуживает.
На дорогу вышел с посохом в руке. Ну, посох не посох, палка от оградки, а свою функцию исполняет. Тук-тук, тук-тук – раз по асфальту, раз по гравию – иду обочиной, закрыв глаза, и путь себе прощупываю.
Заслышав шум машины, в кювет спустился, сел передохнуть.
Вобщем-то не устал, физически, по крайней мере, а вот с душою нелады. Расстроились струны её, какую не тронь – фальшивит. Что я Билли плёл тогда? Мол, опека мне твоя обрыдла, надоела, хватит – хочу своим умом пожить и в этом мире. «Не скучно будет одному среди непосвящённых?» – он спросил. А я? «Мне нет, а ты себе найдёшь другого – вон сколько Гладышевых в Зазеркалье – и посвятишь». Обидел друга, эгоист. Перенадеялся и влип. Теперь дерьмо хлебаю полной ложкой.
Я, Билли, так думаю, если выпутаюсь отсюда, заживём с тобой другой жизнью – обустроим Коралловый остров, всякой твари разведём по паре, имеющуюся приручим, и время будем проводить в беседах философских ….
Конец ознакомительного фрагмента.