Как я стал кинозвездой

Оливер Хаим

Прошла минута, вторая — Кики не возвращался. Раскаты не стихали, наоборот, через открытую дверь они казались нам уже воздушной бомбардировкой.

— Я пошел! — воскликнул Мишо Маришки и тоже исчез в темноте за дверью.

— И я! — Сценарист последовал за ним.

А когда, по прошествии еще нескольких минут, они тоже не возвратились, нырнул в проем двери и я. За мной — я это почувствовал — двинулся весь отряд. Мы шли и шли вперед в кромешной тьме, не слыша ничего, кроме все возрастающего шума.

Признаюсь, на душе было тревожно. Куда мы идем, что

ожидает нас, на кого мы нарвемся? Глупый инстинкт самосохранения тянул меня назад, но останавливала мысль, что за мной идут мои ученики, которые верят в меня, в мою смелость, сообразительность и готовы ради друг друга пойти навстречу любой опасности… В памяти всплыла легенда об Орфее, спустившемся в подземный мир, чтобы спасти Эвридику, и меня неожиданно разобрал смех: мы ведь тоже пытаемся проникнуть в таинственный, грохочущий мир, чтобы вырвать своего Орфея из лап демонов и фурий! Я продвигался вперед, как слепец, ощупывая шершавые стены. И вдруг чуть не расшиб до крови нос: путь перегораживала еще одна железная дверь. Я надавил — она открылась.

В глаза ударил ослепительный свет. Несколько секунд я стоял зажмурившись, не смея шевельнуться. А когда все же открыл глаза, увидел узкий коридор, одна его стена была вся из стекла. Через нее-то и проникал свет.

Я чуть было не споткнулся о Маришки, Романова и Кики — они лежали ничком на полу и наблюдали за тем, что происходило за стеклянной перегородкой. Заметив меня и остальных, они знаком велели и нам лечь на пол. Мы повиновались. «Бомбардировка» достигла кульминации. Бетонное здание сотрясалось, вибрация проникала во все клетки тела, мне казалось, что я распадаюсь на составные части.

Когда глаза попривыкли, наконец, к яркому свету, я посмотрел сквозь стекло.

Передо мной открылась поистине фантастическая картина, я не мог уразуметь, что это — хирургический кабинет 2001 года, марсианская станция в безвоздушном пространстве красной планеты, научная лаборатория какого-нибудь физика-параноика?

Попробую описать то, что я увидел…

Я увидел куполообразный зал с бетонными стенами — освещенные мощными прожекторами, они отражали их лучи к центру зала. С потолка свисали цепи, крючья, платформы. Сбоку, в менее освещенных пространствах помещения виднелась электронная аппаратура: экраны, по которым проползали зеленые змейки, панели с сотней разноцветных, лихорадочно мигающих лампочек, предохранительные стальные щиты, кабины с металлическими стенами, кабели, шланги — всего не перечислить. И всюду сверкающая чистота, как в операционном зале.

Посередине, словно некий сюрреалистический памятник, высилось странное сооружение: нечто вроде бетонного колодца, а над ним массивный стенд. На стенде стояла машина, напоминавшая своим видом двигатель внутреннего сгорания. Хотя и прикрепленная к массивной платформе, она легонько тряслась, издавая тот оглушительный шум, который так напоминал бомбардировку, — зажатая в стальной кулак энергия, готовая в любое мгновение разбить свои оковы, рассыпаться на миллиарды атомов и уничтожить все вокруг.

Казалось невероятным, что можно уцелеть в этом аду — сохранить слух, зрение, жизнь… Тем не менее там, внизу, были люди. Пятеро людей в белых халатах сновали возле машины, как хирурги возле лежащего на операционном столе пациента. Лиц было не разглядеть, у всех на головах противошумные шлемы, и это еще больше усиливало впечатление, что перед нами кадры какого-то фантастического фильма, где внеземные существа священнодействуют у алтаря неведомой космической религии.

Это было потрясающе.

Это было прекрасно.

Кики не отнимал бинокля от глаз. Милена и Росица смотрели как зачарованные. Режиссер щелкал фотоаппаратом… Где еще нашел бы он лучшую декорацию, чем эта? Позже он в точности воспроизвел ее в павильоне киностудии, там и снимались финальные сцены картины.

Не могу сказать, сколько прошло времени, когда лампочки на панелях вдруг засветились красным, зеленые змейки осциллографов выскочили за границы экранов, рев двигателя стал поистине невыносим — казалось, вот-вот наступит апокалипсис и все мы устремимся в бесконечность звездных пространств.

Но рев неожиданно оборвался, лампочки погасли, змейки поползли по горизонтали, вибрация прекратилась. Наступила такая тишина, что у меня зазвенело в ушах.

Пятеро в белых халатах радостно запрыгали, стали обниматься, а один, самый низенький, перекувырнулся через голову, хотя был в шлеме. Другой, самый высокий, подошел к столику, еле видневшемуся в полумраке, наполнил пять стаканов какой-то жидкостью и поднес остальным. Все чокнулись и выпили, слегка приподняв надо ртом шлем.

Я отнял у Кики бинокль, чтобы разглядеть стоявшие на столике предметы. Это были тарелки, стаканы, вилки, ложки, электроплитка, ломтики колбасы, наполовину осушенные бутылки… И — я чуть не поперхнулся от удивления — лиловая сетка.

Я различил у стены пять надувных матрацев. Да, самых обыкновенных туристических матрацев.

Пятеро о чем-то разговаривали возле машины, но до нас не долетало ни звука, мы только видели их возбужденную жестикуляцию. Потом они сели за стол, явно страшно усталые.

— Кики, — прошептал сценарист, хотя шептать никакой надобности не было, перегородка служила надежной изоляцией от помещения, где стояла машина. — Кики, ты уверен, что Энчо здесь?

— Уверен… — тоже шепотом ответил Кики. — Это он перекувырнулся через голову. Кроме него, никто не кувыркается так — чуть вкось, с упором на левую руку. А машина — это Перпетуум мобиле, я ее прекрасно знаю, ведь я тоже иногда помогал им в Берлоге.

Тогда Росица встала во весь рост и сказала:

— Дайте мне мегафон.

— Не надо! — пытался остановить ее Кики. — Если нас заметят, тут же прогонят.

— Мегафон! — властно повторила Росица. Она сжала губы, и от этого ее доброе личико с ямочками на щеках приобрело неожиданно строгое выражение.

Милена протянула ей мегафон. Росица поднесла его к стеклу и тихо-тихо запела, но мегафон стократно усилил ее голосок, превратив его в мощное сопрано: