Как я выходила замуж. Рассказы

Обожаю неофитов! Этих кристально чистых, наивных, искренних и абсолютно счастливых людей. Больших детей. Как малыш,

только вставший на ноги, изо всех сил рвется к маме, захлебываясь от любви, падая, набивая шишки, вставая и опять падая, так и неофит. Открыв для себя новый удивительный мир, он сломя голову несется к Богу, круша все на своем пути, лишь бы залезть на руки, прижаться и быть с Ним всегда…

Удивительное время, неповторимое церковное детство, когда все просто. Черное – это черное, а белое – белое. Когда любовь к Богу, горячая и бескомпромиссная, хлещет изнутри фонтаном и заливает всех без разбора. Когда ничего не знаешь, не умеешь и ведешь себя как дурак, но хочешь поделиться со всеми своим счастьем. Когда душа горит, как не будет гореть больше никогда. И так легко и радостно молиться. И Господь слышит эти молитвы. А на каждом шагу нас ждут открытия, откровения и чудеса.

Не ругайте неофитов за их глупости, а лучше улыбнитесь. Как улыбаетесь, рассматривая альбом со своими детскими фотографиями, когда вы сами еще были смешны и нелепы. Теперь вы выросли, стали степенны, смиренны и мудры. Повзрослеют и они, поверьте. Детство быстро проходит, и церковное тоже.

Мы с друзьями любим собраться вместе и вспомнить эти счастливые времена – наш приход в храм.

Одни, уверовав горячо и истово, вынесли из дома на помойку всю классическую литературу, музыкальные диски и кассеты, а также компьютер, телевизор и радио. А потом, намолившись до умопомрачения (ведь это и есть христианская подвижническая жизнь), сидели в пустой квартире и думали, чем бы заняться.

Другая новоиспеченная семейная пара решила подражать Иоанну Кронштадтскому и жить как брат с сестрой. «Изживаем из себя страсть и похоть», – поясняли они. Продержались год. А потом в очень короткое время родили шестерых детей и останавливаться не собираются.

Я росла в обычной советской семье. Мои родители не были верующими людьми. И Бог тогда в моей жизни просто отсутствовал. По крайней мере, я о Нем ничего не знала. Помню только, как лет в двенадцать дедушка собрал нас, внуков, и скопом крестил в каком-то храме города Краснодара, куда меня отправляли каждое лето на каникулы. Вот, наверное, и все.

Окончательно пришла я в храм уже взрослым человеком, мне было за двадцать. И мой личный период неофитства был горяч и необуздан.

«Ты просто подарок для психиатра, – говорила тогда обо мне одна моя подруга-театралка. – Дурдом на выезде! А вообще классный типаж! На сцене такой заценили бы».

Началось с того, что я доказывала верующему мужу моей подруги, что Бога нет, а сам он, этот муж по имени Александр, – мракобес и эксплуататор, ибо утверждает, что мужчина – глава семьи, а «жена да убоится». И религиозный маньяк.

«Дурдом», – думала я, как потом та моя подруга-театралка обо мне, сидя у Саши с женой в гостях и глядя, как он молится и крестит еду, себя, а иногда и меня – в моменты моей особо вдохновенной атеистической пропаганды.

Александр работал психологом в православном центре на одном московском подворье, где лечат наркоманов, алкоголиков и пострадавших от оккультизма.

В тот день у них дома я познакомилась с его коллегой. Сейчас он уже диакон, отец шестерых детей и крестный нашей второй дочери Сони. А тогда был просто Славой и, так же, как и Саша, «стремным, бородатым и крестящимся типом».

Помню, Александр заварил для нас какой-то особенный вкусный чай, который «очень любят у нас на подворье». После двух чашек я почувствовала странное опьянение. Предметы поплыли у меня перед глазами, а я сама начала туго соображать. В этом странном состоянии я еле добралась до дома и завалилась спать.

На следующий день, придя в институт с отекшим лицом и страшными головными болями, я рассказала той самой подружке-театралке о моем вчерашнем чаепитии.

«Наверное, они туда что-то подмешивают наркотическо-гипнотическое, – предположила она. – Опаивают нормальных людей, чтобы те становились такими же, как они, – религиозными маньяками. Тоже мне, наркологи. Ты больше не пей».

Саша изворачивался и оправдывался, утверждая, что чай был самый обычный, только с чабрецом. Я не верила, нападала и угрожала. А через несколько лет, купая одну из своих дочерей в ванночке с чабрецом (доктор прописал), почувствовала все то же самое. Оказалось, что эта травка – единственное, на что у меня аллергия, даже на запах.

Удивительно, но эта история наших отношений не испортила, и вскоре я с Александром и его женой попала на то самое подворье, где он работал. Зашла просто ради любопытства.

– А мы тебя давно ждем, – радостно сказал его коллега Слава, который тоже там был.

– Странно, – удивилась я. – Я же не из ваших… этих самых… маньяков.

– Да ладно, такие, как ты, как раз из наших, – улыбнулся он.

Я недоверчиво пожала плечами, и мы отправились на службу. Они – потому что «маньяки», а я – за компанию.

И да! Я оказалась из этих самых – из «маньяков». Я открыла для себя абсолютно новый, прекрасный мир, где любится и дышится, где душа поет и хочется делать что-то такое… Такое… Не ясно пока, что, но нужно показать всему миру и Богу, что я тоже «верую и исповедую».

Как человек увлекающийся и идущий во всем до конца, я в одночасье сменила свою модную одежду на длинную черную юбку и старую мамину шаль, которой гордо повязала голову, благо была зима. И естественно, купила метровые плетеные четки и большой молитвослов, который с озаренным видом читала в метро. Выглядела я как средневековая странница и очень гордилась, когда на улице меня иногда спрашивали любопытные незнакомцы, не из монастыря ли я. В ответ делала неопределенный жест рукой, по которому сложно было понять – да или нет. Но ясно было одно – особа я не простая, а, мягко говоря, высокодуховная.

Правда, вскоре меня немного отпустило, ведь нужно было как-то выходить замуж, чего я очень хотела. Выглядеть я стала более прилично, но все же в рамках православного стиля с его различными атрибутами. Я постилась, молилась, ходила на службы и в церкви вела себя как своя, периодически сталкиваясь у подсвечников с «конкурентками» – местными бабульками.

Я перестала смотреть телевизор и, пыхтя от возмущения, выключала его перед носами чинно сидящих на диване домашних.

– Лучше бы правило вечернее почитали, – твердила я им. – С чем перед Господом предстанете? В Царствии Небесном телевизоров не будет. Хотя где вы, а где Царствие Небесное!