Какая у вас улыбка!
Шрифт:
Ее помощница была очень грамотной женщиной, объяснила Ольга Павловна, но работу не любила. Она все время мечтала найти другое место и каждый месяц пропускала не меньше двух ошибок. А в августе наконец ушла, и Ольге Павловне пришлось читать газету одной. И в результате ошибки исчезли! Вдвоем они справлялись с работой хуже, потому что один из них не любил ее. «Надеюсь, — сказала Ольга Павловна, — с вами мы поработаем на славу. Я вижу, я чувствую, что вы полюбите это дело».
«Конечно!» — ответил я, ощущая настоящий восторг. Я готов был поклясться, что за всю жизнь не пропущу ни одной ошибки. Я был уверен, что проработаю здесь всю жизнь.
Так я стал корректором. Мне очень нравилось
И дома теперь было лучше. Вернулся с гастролей папа. Ему нравилось, что я наконец-то перестал быть бездельником и имею серьезное занятие. Каждое утро он разворачивал свежую газету и, усаживаясь на диване, говорил: «Ну-ка, поищем ошибки». И ни одной не мог найти. Как-то он сказал маме: «Знаешь, наш Сережа, кажется, начинает приносить обществу пользу. Не ожидал». Я возразил: «То, что в газете нет ошибок, заслуга не моя, а Ольги Павловны». «И скромность в нем появилась, — ответил папа. — Ожидал еще менее».
Настроение у меня начало портиться со дня приезда Мишки. Мы учились с ним в школе почти с первого класса, он был у нас признанным математиком и после выпускных экзаменов поехал поступать на мехмат в МГУ. И поступил, несмотря на огромный конкурс. А в середине сентября вдруг снова приехал: его отцу исполнилось пятьдесят лет, и он потребовал, чтоб сын во что бы то ни стало присутствовал на юбилее. Ему хотелось показать сына сослуживцам, которые соберутся за праздничным столом, сына, который учится на легендарном мехмате, где всегда такой конкурс, что большинство возвращается не солоно хлебавши и с разбитым сердцем. Мишкиному отцу понадобилось украшение для праздничного стола, вот он и сорвал сына с занятий. Я не знаю другого отца, который так гордился бы сыном, как Мишкин. Мною никогда никто не гордился. Мне даже непонятно это чувство — быть семейной гордостью.
Мишка приехал всего на день и перед отъездом забежал ко мне, но поговорить нам не удалось, его сразу же послали мыть руки — мы как раз садились обедать. За столом папа спросил Мишку, как дела. Мишка ответил: «Так». Мама спросила: «Не трудно учиться? Ведь факультет сложный, не каждому под силу». Мишка ответил: «Нет». Я не знаю другого человека, который умел бы разговаривать проще Мишки. Люди напридумывали разные предложения: сложносочиненные, сложноподчиненные, придаточные, деепричастные обороты, вводные слова, — но Мишка ими не пользуется. Я никогда не слышал от него фразы, где нужен был бы какой-нибудь знак препинания. Хотя бы запятая. Он, кстати, и в школьных сочинениях обходился без них. Еле закончил десятый класс. Тройку по сочинению ему поставили только из уважения к его математическим способностям.
Он всегда четко формулирует свои мысли и ничего, кроме логики, не признает. Помню, как-то мы. ходили всем классом на «Князя Игоря», а потом на уроке литературы обсуждали эту оперу, и Мишка всех рассмешил. Одни высказывались, говоря, что в «Князе Игоре» содержится замечательная музыка, другие, что ярко показана феодальная раздробленность Руси того времени и что после просмотра оперы становится понятным, почему князь Игорь и его сын Владимир попали в плен. А Мишка вдруг заявил, что в арию князя Галицкого вкралась логическая ошибка. Учительница спросила: «Какая?» Мишка объяснил: в том месте, где князь мечтает о веселых пирушках, он поет: «Девки песни б мне играли, князя славили б они. А кто румяней да белее, у себя бы оставлял». У Мишки великолепная память,
Мальчишки захихикали, а учительница строгим голосом сказала, что это хорошее место, показывающее, что многие князья в тяжелое для страны время были заняты только своими личными делами. Но Мишка упрямо повторял: «Все равно нелогично». Для него логика дороже всего на свете.
Когда он пошел мыть руки, папа вдруг сказал мне: «А помнишь, когда-то вы оба занимались в математическом кружке. И ты, если не ошибаюсь, шел впереди».
Сначала я не обратил особого внимания на эти слова. Действительно, когда-то мы с Мишкой вместе ходили в математический кружок при Дворце пионеров, и у меня в то время успехи были большими, чем у него. Но с тех пор прошло лет пять, и я давно уже обо всем забыл.
«Ну и что? — спросил я. — Подумаешь!» «Ну и ничего», — ответил папа, усмехнувшись.
Вот и весь разговор. Но после него у меня постепенно стало портиться настроение. Почему-то вдруг стало очень жалко, что мое увлечение математикой прошло без всякого следа. Не оставило после себя никакой пользы. Мишка поступил на мехмат, из него, бесспорно, выйдет ученый, может быть, даже очень крупный ученый. А я стал корректором. Зависть во мне шевельнулась, что ли, но когда я представил себе нашу маленькую корректорскую и Ольгу Павловну за столом, то вдруг почувствовал, что занимаюсь чем-то страшно мелким. Что я опять сижу на стуле, который не играет. Причем на этот раз на каком-то особенно удаленном стуле, где-то в углу, в заброшенном углу, вдали от всех людей, которые делают что-то важное, что-то пробуют и ошибаются, пробуя, а я сижу на своем стуле в углу, затянутом паутиной, и только замечаю их ошибки, сам ничего не делая.
Потом мы обедали. За столом велся светский разговор, но я сидел мрачный. Мама спросила Мишку, как здоровье его отца, тот ответил, что теперь уже хорошо, что после больницы он уже совсем поправился. Бабушка немедленно вскричала: «Боже мой! Твой папа в больнице! Что у него было?» Она прекрасно знает, что у него было, но пропустить повод вскричать не может. «Он лечился по поводу воспаления легких», — ответил Мишка.
И тут начался дурацкий разговор.
Я сказал: «По поводу. Ты, Мишка, грамотей!»
«Он правильно говорит, — заявила мама. — Он говорит медицински правильно. Илья Михайлович лечился по поводу пневмонии».
«Позвольте! — вмешался папа. — Разве появился новый язык — медицинский? Есть медицинская терминология, но язык у нас у всех один — русский. И ты не сбивай мальчика. По-русски нельзя сказать: «Он лечился по поводу». Он лечился от… От чего он лечился? От воспаления легких. Ладно, ладно, — закричал он маме. — От пневмонии, пусть будет по-твоему! Но от, а не го повод у».
Тут бывший у нас в гостях Кирилл Васильевич проглотил кусок и сказал: «Он лечился от воспаления легких» — это правильно, но стилистически неуклюже».
«Из-за… — подал голос я, прекрасно понимая, что говорю глупость. Но такое уже было настроение. — Он лечился из-за воспаления легких».
«Нет, — сказал Кирилл Васильевич, — Так совсем нельзя. Из-за имеет совсем другой смысл».
«Правильно, — согласился я. — Например, «из-за острова на стрежень». Из-за — это когда какое-нибудь препятствие, и ты из-за него выглядываешь. Или выскакиваешь».