Какое надувательство!
Шрифт:
— Ну таких-то вы точно много не продадите. — Хиллари взглянула на часы. — Я могу сделать вам первую полосу гораздо лучше за двадцать минут. Может, даже меньше.
— Прошу прощения?
— Я напишу статью и предоставлю фотографию.
Хилари вернулась за свой стол и набрала домашний номер своей кембриджской подруги. Помимо прочего, после интервью они обсуждали одну общую знакомую — еще одну актрису, недавно родившую третьего ребенка. Тело ее уже было так себе, но это не помешало ей сняться обнаженной в постельных сценах, и фильм собирались показать по одному из телеканалов через несколько месяцев. Подруга Хилари — так вышло — жила с монтажером этого фильма и намекнула, что у нее есть доступ к кое-какому отснятому материалу, наверняка очень занятному.
— Послушай, будь лапочкой, садись на велик и приезжай — и кадры прихвати, а? — сказала Хилари. — Повеселимся.
И пока подруга ехала, она села за машинку и настучала:
СИСЬКИ В ДЕСЯТЬ!
Неугомонные боссы Би-би-си приготовили нам на осень пикантный подарок — новую пряную пьесу, сексуальную настолько, что в эфир
Звезда этой знойной драмы — _________________________, чьих троих малюток явно ожидает большой сюрприз, когда они увидят, как мамочка кувыркается в постели в возмутительном обществе двух мужчин, один из которых — завзятый американский сердцеед___________________________.
Придумать остальное не составило труда. На следующий день материал Хилари занимал почти всю первую полосу, а решение Высокого суда свелось к маленькому абзацу в нижнем углу.
В тот же вечер Питер Ивз пригласил Хилари на ужин.
Из „Дневника Дженнифер“, „Харперз-и-Куин“, декабрь 1984 г.
ПРЕЛЕСТНАЯ СВАДЬБА
Днем в субботу я отправилась в церковь Св. Павла в Найтсбридже на бракосочетание Питера Ивза, известного газетного редактора, и Хилари Уиншоу, дочери мистера и миссис Мортимер Уиншоу. Невеста выглядела очень привлекательно в славном шелковом платье пергаментного цвета, а ее кружевную вуаль скрепляла тиара с жемчугом и бриллиантами. Подружки невесты были одеты в прелестные шелковые платья персикового оттенка…
Свадебный ужин состоялся в отеле „Савой“ и завершился весьма впечатляюще. Всех гостей пригласили на террасу, выходящую на реку, где жених преподнес невесте прелестный подарок — частный гидросамолет на четыре посадочных места, перевязанный огромной розовой ленточкой. Счастливая пара взошла на его борт и взлетела прямо с поверхности Темзы, начав свое свадебное путешествие с неимоверным шиком.
Итак, правительство опубликовало Белую книгу о будущем телевидения, и нытики вещательного истеблишмента уже вскочили, как по команде!
Они готовы заставить нас поверить, что отказ от регулирования принесет нам телевидение по-американски (не то чтобы в этом было что-то плохое). Однако суть в том, что появляется одно слово, пугающее эту стаю хэмпстедских либералов больше всего.
И это слово — „выбор“.
Почему же они его так не любят? Потому что знают, что, если дать возможность, очень немногие из нас сделают „выбор“ в пользу тоскливой череды высоколобых драм и левого агитпропа, который они бы хотели нам навязать.
Когда наконец эти самозваные няньки вещательной мафии поймут, что британцы в конце рабочего дня хотят немного расслабиться и повеселиться и совсем не хотят, чтобы их „образовывали“ какие-то бородатые сухари-критики, представляющие им трехчасовые программы об одноногих мимах из Болгарии?
Валяйте, дерегулируйте, говорю я, если это означает, что у зрителя под рукой окажется больше власти, а перед глазами — больше наших любимых программ с такими, как Брюси, Ноэл и Тарби*. (* NB! Помред, проверьте, пожалуйста, эти имена.)
А между тем, когда вы в следующий раз увидите по ящику очередную тоскливую документалку о перуанских крестьянах или какой-нибудь невнятный „высокохудожественный“ фильм (разумеется, с субтитрами), помните о том, что одной возможности „выбора“ у вас никогда отобрать не смогут.
Возможности дотянуться до кнопки „выкл.“ и отправиться в ближайший пункт видеопроката.
— Что за ахинею ты смотришь?
— Ты что-то поздновато, а?
— Я вообще-то работала.
— Ох, я тебя умоляю.
— Прошу прощения?
— Да у тебя все на лбу написано, дорогуша.
— Что это вообще за дрянь?
— Понятия не имею. Какая-то викторина. Одна из тех душевных и народных развлекательных программ, которые ты в последнее время так активно проталкиваешь в своей колонке.
— Не понимаю, как ты вообще можешь смотреть это говно. Неудивительно, что ты так хорошо понимаешь этих безмозглых кретинов, которые читают твою газету. Ты сам ненамного лучше их.
— Не замечаю ли я в тебе, случайно, остатков посткоитальной раздражительности?
— Ой, ради всего святого.
— Не понимаю, зачем нужно трахаться с Найджелом, если у тебя после этого все равно плохое настроение.
— А тебя возбуждает эта мысль, правда?
— Всех в газете она возбуждает, могу себе вообразить, поскольку ты не очень-то стараешься это скрывать.
— Просто великолепно — слышать это от тебя. Полагаю, минет от практикантки у себя в кабинете — с открытой, нахрен, дверью, — полагаю, это может считаться осмотрительностью, да?
— Послушай, сделай мне одолжение, а? Отвянь и сдохни.
Из журнала „Хелло!“, март 1990 г.
ХИЛАРИ УИНШОУ И СЭР ПИТЕР ИВЗ
Сплоченная пара так счастлива с малюткой Джозефиной, но „нашей любви не нужны подпорки“
Материнская любовь так и льется из глаз Хилари Уиншоу, когда она подбрасывает в воздух довольно агукающую месячную дочь Джозефину —
Скажите нам, Хилари, что вы почувствовали, впервые увидев свою новорожденную дочь?
Ну, для начала — страшную усталость! Наверное, большинству людей роды показались бы легкими, но я совершенно точно не намереваюсь торопиться с этим еще раз! Однако первого же взгляда на Джозефину оказалось достаточно, чтобы понять — труды того стоили. Это было поразительное ощущение.
Вы уже начали терять надежду завести себе ребенка? Наверное, надежда не исчезает никогда. Мы никогда не ходили к врачам и тому подобное. Наверное, это было глупо с нашей стороны. Но когда живешь с человеком, который так тебе подходит, когда два человека так счастливы друг с другом, как мы с Питером, не можешь не верить, что мечта твоя в конце концов сбудется, что бы ни произошло. Мы оба в этом отношении немного идеалисты.
И Джозефина сблизила вас еще больше?
Да, конечно, это неизбежно. Вы можете услышать сомнение в моем голосе — но только потому, что, сказать по правде, мне очень трудно поверить, что мы способны стать еще ближе. Нашей любви друг к другу в действительности не нужны подпорки.
У малышки, похоже, ваши глаза, и мне кажется, я могу различить что-то от фамильного носа Уиншоу — вот! Вы видите в ней что-то от сэра Питера?
Пока нет, вообще-то. Мне кажется, маленькие дети только со временем начинают походить на родителей. Я уверена, что и с Джозефиной случится то же самое.
Означает ли это, что вам придется на время оставить вашу колонку в газете?
Не думаю. Естественно, мне хочется как можно больше времени проводить с Джозефиной — да и Питер может предложить мне довольно приличные условия ухода за ребенком. Действительно очень выгодно, если муж к тому же и твой начальник! Но мне не хотелось бы подводить своих читателей. Они так преданы мне, так добры ко мне — присылают открытки с поздравлениями и так далее. От этого вера в людей укрепляется еще больше.
Как верный читатель вашей колонки, должна сказать: меня несколько удивило, что в доме я не обнаружила никаких строителей!
Я знаю — я, похоже, и впрямь никак не могу остановиться в этом смысле, да? Но в последнее время нам пришлось очень много здесь перестроить. Вот этот зимний сад — новый, например, так же как и все крыло с бассейном. Переделка заняла гораздо больше времени, чем предполагалось, потому что соседи повели себя совершенно чудовищно. Они даже подали на нас в суд из-за шума, представляете? Но потом они переехали, так что все уладилось вполне мирно.
А теперь, полагаю, нам предстоит открыть еще одну грань вашего таланта?
Да, сейчас я работаю над своим первым романом. За него уже спорят несколько издателей, и я с радостью могу сообщить, что выйдет он будущей весной.
Вы можете рассказать нам, о чем он?
Ну, вообще-то писать я пока не начала, но знаю, что роман будет очень волнующим — много очарования и романтики, я надеюсь. Конечно, самое приятное — что я могу писать его дома: мы оборудовали мне этот маленький прелестный кабинет, выходящий прямо в сад, и не придется быть вдали от Джозефины. Это очень удобно, поскольку сейчас я все равно не смогла бы с ней расстаться ни на миг!
Хилари злобно уставилась на дочь, наблюдая, как морщится крохотное личико: Джозефина набирала в грудь побольше воздуху, чтобы заорать снова.
— Ну а теперь что с ней такое? — спросила Хилари.
— Газы, видимо, — ответила няня.
Хилари обмахнулась меню.
— Вы что, не можете ее наружу вынести хоть ненадолго? Она перед всеми нас конфузит.
Как только няня с ребенком вышли, Хилари повернулась к собеседнику.
— Простите, Саймон, что вы говорили?
— Я говорил, что надо подумать над названием. Желательно — одно слово. „Похоть“, или „Месть“, или „Страсть“ — что-нибудь такое.
— А что, нельзя оставить это их маркетологам? У меня и так куча головной боли с тем, чтобы эту дрянь написать.
Саймон кивнул. Высокий и симпатичный мужчина, чей несколько рассеянный экстерьер маскировал острое деловое чутье. Его очень рекомендовали: Хилари выбрала Саймона своим агентом по списку из семи или восьми кандидатов.
— Послушайте, мне жаль, что аукцион вас слегка разочаровал, — сказал он. — Но издатели сейчас стараются играть наверняка. Несколько лет назад шестизначная сумма не составила бы никакой проблемы. Да и в любом случае у вас все получилось не худшим образом. Я недавно читал, что те же самые люди заплатили одному молодому писателю за первый роман семьсот пятьдесят фунтов.
— Все равно — неужели вы не могли нажать на них еще хоть чуточку сильнее?
— Смысла не было. Как только дошло до восьмидесяти пяти тысяч, они начали упираться. Это было видно.