Какое счастье быть красивой женщиной
Шрифт:
никому хорошего не обещает зря,
под рубаху лезет холодом, как метель,
да шуршит сухими листами календаря.
А народ, отчаявшись, ничего от него не ждёт –
продержаться день бы, да выдержать только ночь:
високосный очень редко хорошим бывает год,
но уж этот выдался – окаянный, совсем невмочь!
Ну и я – настороженно всматриваюсь в зеркала,
в чужие окна, в витрины, даже в стёкла замёрзшей лужи:
отражаюсь вроде –
где же шанс/счастливый случай (ну очень нужен!)?
И вгрызаюсь снова в жёсткий наук гранит –
хоть бы крошек горсть, да выгрызть ещё кусок,
ведь живут другие – как будто и не болит
ни душа, ни совесть, и вместо крови – томатный сок…
Бью наотмашь в зеркало – рассыпается в пыль, звеня,
только отражение не рассыпалось – вот те на:
это та, другая, ищет везде меня
в отраженьях – убедиться: ещё жива…
Хрустальный воздух ранней осени
Хрустальный воздух ранней осени
на фоне золота берёз,
пшеничный локон с первой проседью,
лицо, любимое до слёз…
Огнями жёлтыми и красными
взволнованный внезапно лес
мигает: "SOS! Стоять! Опасно!" ей –
любви, свалившейся с небес –
на нас. И мы слегка опешили:
так просто в суете сует –
пришла любовь! (Какого лешего
болталась где-то столько лет?)
Пусть под ноги листвой опавшею
ложатся дни календаря,
нас наше счастье запоздавшее
нашло, наверное, не зря;
и пусть оно горчит рябиново,
хрустальным воздухом звеня:
мы этой осенью – любимые,
я – у тебя, ты – у меня.
Хрустальный воздух ранней осени
на фоне золота берёз,
пшеничный локон с первой проседью,
лицо, любимое до слёз…
Харам
Твой поцелуй
до сих пор на губах горчит,
и на руке
чуть заметный неровный шрам…
Сильные мы
очень мужественно молчим –
просто любить
нам друг друга нельзя: харам…
Шрам на руке –
ерунда, ведь в душе дыра,
хоть не видна,
но страшнее давно кровит:
невдалеке
ты стоишь, говоришь: "Пора…"
"Как я одна?" –
набираю и жму "Delete"…
Я тебе вновь
не сказала: "Не уходи",
ты на моё
"Как же так?" не сказал: "Прости…",
только любовь
вырывается из груди,
как ты её
ни удерживай взаперти…
От боли некуда деться,
жизнь еле теплится в сердце,
пишу "Люблю" и тут же жму на "Delete",
но невозможно навсегда удалить
тебя из памяти тоже –
твой запах въелся под кожу,
и поцелуй твой на губах горчит,
а сердцу больно, и оно кричит…
Какая, к чёрту, разлука?
Мы рождены друг для друга!
Жизнь разделилась ровно пополам –
харам!
Сильные мы
очень мужественно молчим:
просто харам –
ну и не о чем говорить…
Нашей любви
не выбрасываю ключи –
я никогда
не умела нормальной быть.
Если твоя
будет меньше душа болеть,
думая, что
очень всё приняла легко,
я для тебя
улыбнуться смогу суметь,
чтобы потом
дуть на воду и молоко…
Криком кричать
буду позже – потом, одна
в горькой тиши
заточенья домашних стен…
Перемолчать,
выпивая беду до дна:
"Слышишь, пиши
иногда, как ты там, и с кем…"
От боли некуда деться,
жизнь еле теплится в сердце,
пишу "Люблю" и тут же жму на "Delete",
но невозможно навсегда удалить
тебя из памяти тоже –
твой запах въелся под кожу,
и поцелуй твой на губах горчит,
а сердцу больно, и оно кричит…
Какая, к чёрту, разлука?
Мы рождены друг для друга!
Жизнь разделилась ровно пополам –
харам!
Ничего от тебя не ждать – ни тебя самого, ни чуда
Ничего от тебя не ждать –
ни тебя самого, ни чуда.
На двоих застилать кровать –
очень глупо, но всё же – буду.
В доме всё, так как любишь ты:
даже кресло не сдвину с места,
и всегда на столе цветы –
скорбной памяти манифестом.
На двоих сервирую стол –
две тарелки, две чашки к чаю