Какого цвета убийство?
Шрифт:
Хельмарк крепче сжал трубку.
– Я не комментирую ход расследования, и вы это знаете! – выпалил он, чувствуя, как дыхание его становится тяжелее.
Руслунд понизил голос.
– Получается, что это «Блазер Тактикал 2». Вам не кажется, что это, так сказать, «пальба из пушки по воробьям»? Мощная штуковина-то!
Хельмарк швырнул трубку. Но не успел он проанализировать случившееся, как телефон зазвонил снова.
– Слушаю! – рявкнул комиссар.
– Дальгрен, «Свенска дагбладет». Вы не могли бы прокомментировать письмо, только что доставленное нам? Насколько мы поняли, вы получили такое же? Речь идет об убийстве Юнггрена, Клаэса
– Никак.
– Что значит – «никак»?
– Я не комментирую ход расследования!
Хельмарк положил трубку мимо аппарата, чтобы больше никто не мог дозвониться. Потом вытащил из кармана мобильный, чтобы отключить и его. Пока он держал его в руках, телефон зазвонил – неизвестный номер. Да идите вы все к черту.
– Шеф, – в дверях возник Нильсон, приведя с собой сотрудников, которые видели злосчастное письмо.
– Забудьте, – сказал комиссар и махнул рукой, чтобы все они уходили. Это уже не имеет значения.
Пожав плечами, Нильсон вытолкал своих коллег из его кабинета. Он знал, что расспрашивать шефа бесполезно.
Глава 8
В малом конференц-зале полицейского управления стояли шаткие столы в форме подковы, а по центру перед белой доской расположился Габриэль Хельмарк. Рядом с ним стоял проектор – осколок давно ушедшей эпохи. У двери когда-то давно распорядились поставить диспенсер с водой, которую меняли примерно раз в полгода. Одна лампа дневного света свисала криво, другая не горела совсем, третья мигала раз в три секунды.
Комиссар оглядел свою группу – пять человек с блокнотами в руках. На задворках, в стороне от всех, сидел полицмейстер Ульвгрен. В его присутствии не было ничего странного: начальник имел право вникать во все, во что только пожелает вникнуть. Но от этого Хельмарк чувствовал себя так, словно его проверяют.
Йоранссон – пожилой следователь, которого по состоянию здоровья давно должны были бы положить в больницу до конца его дней. Ходячий инфаркт. Сундстрём, напротив, был молод, ему только исполнилось двадцать пять. Парню следовало бы еще поработать в патруле, но его уже засунули в следственную группу. Нильсон – примерно ровесник Хельмарка. Он всегда был осторожен в выводах, и что-то в его поведении дико раздражало комиссара. Хотелось его порой встряхнуть и посмотреть, что из него посыпется. Ближе всего к Хельмарку сидела Нина – вне всяких сомнений, надежда группы. Он сам принял ее на работу. К любой задаче она подходила методично, но не бездумно. Она знала непреложные правила и знала, что будет лучше для дела – соблюсти их неукоснительно или пойти в обход. И, наконец, Корель – полицейский старого образца, хотя ему не исполнилось и сорока. Такого лучше всего посылать опрашивать свидетелей. Его интеллектуальный спектр оставлял желать лучшего.
Пора начинать мозговой штурм. Хельмарк нажал на кнопку в ноутбуке, и на экране возникло злосчастное письмо.
– Нам известно, что газеты получили такое же, – он повернулся к экрану. – Что мы можем сказать по поводу письма?.. Йоранссон.
– Стандартная бумага, – проговорил тот хриплым голосом. За последние сорок лет он сделал кассу не одной табачной компании, прежде чем его жене каким-то чудом удалось заставить его бросить. – Стандартный принтер. Стандартные чернила. Никаких отпечатков пальцев. Привез курьер службы доставки. Они ничего не знают. Счет оплачен
– Что мы можем сказать по поводу самих формулировок? – комиссар указал на другого следователя, чувствуя себя учителем на уроке. – Сундстрём.
Тот почесал коленку и поднял на шефа ясные наивные глаза. Ни дать ни взять – олененок Бэмби, чтоб его.
– На самом деле – ничего. Стиль изложения сухой, почти формальный. Так пишут всякие юристы и чиновники. В письме просто отражена последовательность событий. Никаких эмоций.
Он чуть отодвинулся на стуле и указал на экран.
– «Согласно установленным условиям бизнесмен должен был умереть, если не заплатит». Здесь легко было бы начать обзывать его всякими нелестными прозвищами. Например, я слышал, что его фамилию коверкали как Свин-ггрен. Но здесь ничего такого нет. Только констатация фактов. Если не заплатит – умрет, все предельно ясно. Как будто речь об условиях обыкновенного договора.
– И оно точно настоящее? – спросила Нина.
Над этим вопросом Хельмарк бился весь день. Это все всерьез? Или чья-то идиотская шутка? Какой-нибудь псих, желающий привлечь к себе внимание?
– По моей оценке, письмо настоящее, – сказал Сундстрём. – Обычные сумасшедшие куда эмоциональнее. Они берут на себя ответственность, присваивают чужие заслуги. Ну и… то же самое можно сказать куда более резкими выражениями. Обычно же так делают. – Он запнулся. – Или как?
Хельмарк что-то пробубнил себе под нос. Отметил, что Корель играет в телефоне.
– Ладно. Мы исходим из того, что письмо настоящее и его прислали те, кто действительно убил Клаэса Юнггрена. Давайте поговорим о мотиве, – он огляделся. – Идеи?
– Э-э… – протянул Нильсон. – Они хотели денег, но не получили.
Комиссар посмотрел на свои руки, мешая им сжаться в кулаки, и подавил вздох.
– Это я понимаю. Меня интересуют мотивы. Почему нас и прессу проинформировали подобным образом. По каким причинам нам хотят рассказать, что дело обстоит так, а не иначе?
В конференц-зале наступила тишина. Все косились друг на друга. Кто-то постукивал ручкой по столу. Ей-богу, как на школьном уроке, где никто не выполнил домашнее задание.
– Бряцание оружием, – сказал полицмейстер Ульвгрен со своего места на задворках.
Хельмарк кивнул. Он не хотел признавать, что боссу что-то известно о настоящей полицейской работе. Его дело – бумажки. Но он был прав.
– Кто-то хочет, чтобы все узнали, что произойдет, если отказаться платить, – продолжал Ульвгрен.
– Все? – переспросил Нильсон. – Почему все?
– Наверняка другие богатые люди тоже подвергнутся шантажу. Из новостей они узнают, что будет, если отказываться платить. Какие условия предложили жертве? Охрану неприкосновенности жизни. Довольно размыто, не так ли? Это не шантаж конкретным компроматом, не угроза сорвать какую-то сделку. Деньги в обмен на жизнь.
Хельмарк почти восхитился ходом мыслей полицмейстера. Почти.
– Тогда мы должны узнать, кому еще угрожали.
Ульвгрен кашлянул.
– Скорее всего, сделать это будет непросто. В требованиях наверняка есть одно маленькое условие.
– «Не обращайтесь в полицию», – сказал Хельмарк.
– Когда они поймут, что это не пустые угрозы, мы окажемся не у дел, – продолжал Ульвгрен. – Эти люди могут заплатить. Двадцать пять миллионов – цифра уровня погрешности в расчете их личного состояния.